Надоевшая (СИ)
— Я на тебя не глазею, — соврала я, заходя в дом. Спайк только закатил глаза и всем своим до безобразия забавным видом сумел передать фразу «Так я тебе и поверил». Не говоря при этом ни слова.
Не успел парень отойти на пару шагов от закрытой за мною двери, как в нее снова позвонили. О, Боги, только не он! Только не чертов «Уберите-от-меня-эту-нищебродку» Стасик, мать его, Мезенцев. Ненавижу эту скотину. И плевать, что он лучший друг Максима.
Стас на дух меня не переносит. Как и я его. На самом деле, мое финансовое состояние ему глубоко фиолетово, он просто… Не знаю, в общем чем-то я ему не угодила. То ли тем, что сдала его влиятельному папаше с потрохами, когда он крайне неприятно надо мной подшутил, то ли просто тем, что родилась, выросла и подружилась с Максом. Скорее первое, конечно, но это только делает его еще более неприятным типом.
У меня на Стаса, наверное, какой-то радар, потому что вошел в дверь именно он. Высокий, крепко сбитый, он внушал мне помимо неприязни еще и страх. Все в нем выдавало то, что парень полупрофессионально занимается боксом и если что — по стенке меня размажет. А родаки отмажут. Особенно если учесть, что весил этот обладатель гордого римского профиля и презрительного орлиного взора водянисто-голубых глаз больше ста кило, против моих сорока, да и удар у него был поставлен.
Увидев меня, Мезенцев ухитрился пройтись по моему бренному телу оценочно-презрительным взором, и в тот же момент произнести:
— Каштанка, ты ли это? Выглядишь почти хорошо, — ну да, ну да. Поэтому ты меня едва ли не взглядом жрешь. Не для тебя цвели мои незабудки, слюни подбери, ублюдок! Не будь здесь Спайка, и не будь это все на его днюху, я бы так и сказала, и плевать, что он мне сделает. Но увы. Надо вести себя цивилизованно.
— Во-первых, не изгаляйся над моей фамилией. А во-вторых, лучше поздравь друга с праздником, чем цепляться ко мне. Это ты в любой другой день сделать сможешь. Ну и в третьих, спасибо за пусть и никудышный, но комплимент, — как можно спокойнее произнесла я.
После этого меж нами незримой стеной встал Спайк с его вечным непробиваемым оптимизмом и шутками, понятными всем троим, и я как-то расслабилась, принимая подарки из рук все прибывающего молодняка из нашей школы и не только. Нет, ну а что? Спайк один не справлялся, как-никак, позвал всех, с кем общается, а морда он у нас общительная. Так что мы со Стасиком помогали впускать гостей, принимали подарки, инструктировали народ на тему «что делать можно, а за что можно и огрести», а я еще и помогала тете Розе таскать алкоголь, безалкоголку и закуски к столам в холл на первом этаже, потому что накрывать эти самые столы заранее как-то ну совершенно не по-спайковски.
Вот когда все, кого ждали и не очень, соизволили прийти, я сразу резко собралась и отправилась ныкаться от именинника хотя бы до того момента, как в его голову придет мысль, что неплохо бы вскрыть подарки до того, как все окончательно нажрутся.
Дело в том, что я и алкоголь сочетаемся просто отвратительно. Пьяная я себя совершенно не контролирую, но зато все помню, и ничего веселого в этом не нахожу. И поэтому не пью. Но большие карие глаза невообразимо соблазнительного лучшего друга в состоянии подбить меня абсолютно на что угодно, в том числе и выпить существенно больше, чем вписывается в мою норму.
Не знаю, зачем он это делает, но каждый праздник, на котором мне не удается смыться раньше, чем он вспомнит, что я еще не напилась до поросячьего визга, Спайк меня поил и с интересом наблюдал за результатом.
На этот Новый Год, к примеру, я призналась ему в любви (в пятый раз) и мы целовались на крыше какой-то многоэтажки, сбежав от приглашенных им гостей. Не сказать, что это самое плохое воспоминание в моей жизни, но, во-первых, мы на той же крыше и вырубились, пьяные в драбадан. А во-вторых, утром, после мучительного спуска с небес на Землю, то бишь хотя бы во внутреннюю часть здания, у меня был с ним неприятнейший разговор на тему «между нами ничего нет, а это просто алкоголь в крови и тяга к нестандартным развлечениям». Было неприятно, больно и обидно.
А в день его семнадцатилетия я чуть не сожгла его дом, решив, пока все веселятся, испечь пирог. Как Спайк вызывал пожарных, объяснял этот ужас прилетевшим из Парижа родителям и месяц стебался над моими кулинарными способностями, я даже вспоминать не хочу. И так каждый праздник. Слава здравому смыслу, в обычные дни мне милостиво дозволялось избегать алкоголя.
И это если вспоминать только то, что произошло без участия Стаса. Со Стасом мои неприятности обычно имели куда более широкий масштаб, а сегодня он присутствовал. Так что вместо того, чтобы танцевать под оглушительную музыку из дорогущей стерео-системы в гостиной, я мирно попивала чаек с тетей Розой на кухне. И ожидала, когда же Спайк объявит, что торжественно открывает все надаренные подарки.
Мой любимый момент, ради которого я вообще прихожу на эти сборища, наконец настал. (Ну и потому что Макс смотрит на меня полным мольбы взглядом, когда я пытаюсь ему отказать и не прийти.) В колонках вместо музыки раздался мягкий баритон этого стервеца, а я растеклась лужицей по полу кухни. Обожаю его голос.
— Народ! Пока вы не залили халявное бухло в себя в невменяемых количествах, предлагаю поглазеть, кто чем отличился, даря мне подарок! Конечно, дарителей я назову не всех, только самых оригинальных и находчивых, но уверяю вас, будет весело!
«Народ» мигом валом повалил из всех уголков дома к куче подарков, сложенных нашей троицей в углу просторной гостиной. Я, как человек разумный, подождала пока толпа подростков перекочует на новое место, и только потом прошмыгнула в ее гущу сама. Спайк, стоящий с микрофоном в центре специально для подобного выпендрежа купленного софита, меня вроде бы не заметил.
— Все в сборе? — вновь раздался его уже слегка «спитый» голос.
— Да! — ответил ему нестройный хор голосов людей, стоящих вокруг него, колонок, горы подарков и софита.
— Отлично! Тогда начинаем презентацию!
Народ заулюлюкал, а я немного «выключилась» из происходящего. Меня интересовало только два подарка: от меня и от Стасика. Обычно таких подарков было три, и третьим был подарок очередной девушки Спайка, но обзавестись новой до днюхи он не успел. И хорошо, хватит уже менять их, словно перчатки.
— Оу, что же это? Подарок от моего лучшего друга, Стаса? Что нам несет эта чудная белая коробочка? Друг, ты решил подарить мне обручальное колечко? Нет, я тебя люблю, но тогда нам придется лететь в Голландию, — все засмеялись, а Стас зыркнул на него мнимо-недовольным взглядом.
— Открывай, придурок.
Спайк заразительно рассмеялся и сам, а затем медленно, торжественно, напевая марш Мендельсона якобы себе под нос, но так, чтоб слышали все, открыл коробочку. Там оказались ключи.
— Подарок твой во дворе стоит, — ехидно ухмыльнувшись, сообщил Стас. — Поведешь всех показывать?
— А то! — Спайк сделал толпе жест рукой, и все, включая меня, повалили за ним. Стоило нам выйти, а Спайку нажать кнопку на ключах, как мы увидели, что теперь принадлежало хозяину дома. Это был мотоцикл. Красный, мастерски расписанный языками синего пламени и черепами. Народ заулюлюкал, одобряя подарок, Спайк приподнял весившего больше его самого друга над головой, и жестом «вернул» всех обратно в гостиную, несясь впереди всех со Стасиком на руках. Смотрелись они забавно, и даже я не смогла сдержать рвущийся наружу смех.
Спустя пять или шесть не шибко оригинальных, но полезных или приятных подарков, в числе которых были и вожделенные Максом часы, очередь дошла и до моего подарка. Он был последним в горе уже развернутого. Спайк явно отложил его, что называется, «на сладкое».
Мой друг всегда был не только веселым, но и находчивым, так что сказанная им фраза меня даже почти не удивила, хотя и огорчила. Проклятущей пьянки не избежать.
— А последнего в очереди, но далеко не последнего по важности дарителя я прошу выйти на мою импровизированную сцену! Влада, сестренка, не надейся, что тебе удастся от меня скрыться!