Невинная для бандита (СИ)

Вот только у нас все сложилось наоборот. Поначалу отчим не особенно замечал меня. Скорее, присматривался. Задаривал маму презентами, водил на прогулки. В общем, делал все, чтобы влиться в нашу жизнь. И хотя мама все принимала и не выгоняла мужчину, я замечала, что она частенько была не в восторге от его идей.
И как-то раз даже спросила, почему она тогда с ним. Слова о том, что детям нужен отец, пусть и такой, я тогда не восприняла. Потому что не знала о ее проблемах со здоровьем…
Карина к тому моменту уже во всем старалась отделиться — периодически ночевала у своего парня, школу прогуливала, и на все тирады матери реагировала слабо. Отчим же практически не пытался приструнить собственную дочь. Только отмахивался, говоря, что она достаточно взрослая уже. Выпускной класс.
Зато вскоре его внимание сосредоточилось на мне.
Поначалу это были небольшие подарки — конфеты или заколки для волос. Дальше — больше. Карина только кривилась, когда я пыталась ей рассказывать и хотела поделиться подарками. И я не понимала такой реакции.
Но однажды все стало куда серьезнее. Я даже не поняла, как это произошло, но взгляды отчима стали другими. Липкими, осязаемыми. И однажды это вылилось в очень неприятное столкновение. Я хоть в шестнадцать лет и не особенно общалась с мальчиками, но сообразила, к чему именно клонил мужчина, и довольно резко отказала, пригрозив, что все расскажу маме и сестре.
Отчим меня оставил в покое. Даже извинился. Но спустя какое-то время устроил мне настоящий террор с применением ремня и телесных наказаний. И каждый раз в конце он с гаденькой улыбкой спрашивал не передумала ли я.
После второго раза я долго плакала в комнате, где меня и нашла Карина. Я ей честно во всем призналась и сказала, что собираюсь все рассказать маме. Но сестра только посмеялась над моей глупостью — ведь я понятия не имела, что мама связалась с этим человеком не просто так. Оказалось, что ей поставили нехороший диагноз, и, чтобы иметь возможность содержать нас, она и сошлась с этим придурком. И если я рассказала бы ей, то пришлось бы выбирать.
— Хочешь, чтобы она поскорее умерла, в детдом хочешь? — шикнула тогда Карина.
— Но ведь он… — Я не знала, как быть.
— Просто не провоцируй его. Держись подальше. А если он и отходит тебя ремнем — просто потерпи. Он же не трогает тебя больше никак.
Цинизм сестры меня поражал, но в ее словах была доля здравого смысла. Терять маму я не хотела. Как и отправляться в детдом.
Мне отчасти повезло — терпеть долго не пришлось. Правда вскрылась самым некрасивым образом…
Так что экзекуцию от Мороза я восприняла очень остро. Настолько, что следующую пару дней я почти не вставала с постели. Разве что в душ и туалет. Еду мне приносили строго по расписанию. Но аппетита не было. Я всего лишь чуть-чуть поковыряла омлет, да и все. Я не объявляла какой-то бойкот и специально не отказывалась от еды. Нет. Просто на душе было очень гадко и тоскливо. А еще очень одиноко…
И вот на исходе второго дня ко мне вновь заявился хозяин дома. Наверное, не будь я вымотана эмоционально, я бы, наверное, испугалась или напрягалась, а так…
— Ну, и что это за демарш с голодовкой? — спросил он обманчиво мягким тоном.
— Я просто не голодна…
— Второй день подряд? — усмехнулся он.
— Так… бывает… — сдавленно произнесла я, надеясь избежать дальнейших расспросов.
— И это никак не связано с тем, что я тебя наказал? — Герман резко сделал шаг вперед, и я, испугавшись, на автомате зажмурилась и втянула голову. — Смотри мне в глаза! — резко приказал он, взяв за подбородок. Пришлось подчиниться. — Тебя часто били?
— Отчим… — прошептала я. Мужчина едва заметно нахмурился, и я решилась добавить: — Он часто так делал, потому что я…
— Хватит, — поморщился Мороз. — Избавь меня от своих подробностей.
А затем отпустил так же неожиданно, после чего и вовсе отошел на пару шагов.
— Давай кое-что проясним, Кудряшка. Я не садист, и не испытываю удовольствия от причинения боли, — будничным тоном произнес он, глядя мне в глаза. — Но я не терплю нарушения моих правил. Поэтому тебе стоит уяснить это и не повторять свою глупость. Тогда и вчерашнее не повторится. Это понятно?
 
Я только коротко кивнула в ответ — в горле пересохло, да и в мыслях творился бардак.
— Однако ты продолжаешь эти самые правила нарушать.
— К-как?
— Не ешь.
— Но…
— Я привык заботиться о своих вещах. И пока ты в моей собственности, я хочу, чтобы ты следила за своим питанием тщательно. В противном случае…
— Я поняла, — поспешно сказала я тут же, распознав нехитрый намек. — Я больше не буду… голодать.
— Надеюсь. Потому что если мне придется снова вернуться к этому разговору, я буду весьма и весьма расстроен, как ты понимаешь, девочка…
От его слов у меня по спине мороз пробежал. Какой же холодный и равнодушный взгляд был у этого мужчины!
Он ушел, больше не добавив ни слова, а я обессилено легла на постель. Эмоционально я была на нуле…
Время в заточении, а по-другому это нельзя было назвать, тянулось медленно. Заняться мне было нечем — кроме как глазеть в окно да играть в телефон. Ну, и звонки сестре. Но та болтать была особо не настроена — отвечала всегда с неохотой и очень быстро. Впрочем, она же была на работе. Так что обижаться было глупо.
Радовало, что маму положили в больницу и уже начали готовить к операции. А значит, не за горами был и послеоперационный период.
И вот это меня уже всерьез волновало. С сестрой мы изначально договорились, что раз уж у нее хорошая должность, то ухаживать за мамой буду я — чтобы ей не приходилось лишний раз отпрашиваться.
Поэтому мне было очень важно узнать, когда же Герман решит воспользоваться контрактом и получить с меня плату…
С одной стороны, время поджимало, а с другой — мне было довольно страшно, учитывая те нюансы, о которых я не подозревала, когда ставила подпись.
Но время шло, а хозяин дома не появлялся. Из комнаты я больше не рисковала выходить, хотя меня больше не запирали на замок. Но я отлично помнила прошлый урок и усвоила его. Проще потерпеть временные неудобства, чем нарываться.
Такой, как Мороз, вряд ли проникнется пониманием и пожалеет. Нет, он еще добавит и нравоучительно скажет, дескать, сама ты виновата, Есения.
В общем, спустя еще пару дней решилась и стала осторожно расспрашивать охранников про Германа — дома ли он или, может, уехал куда.
Ни разу я не получила вменяемого ответа. Только снисходительные взгляды и многозначительные ухмылки. Наверняка эти бугаи понимали, для чего я была тут, и посмеивались надо мной, решив, что мне тупо не терпелось потрахаться.
И это было обидно, но выбраться и попасть домой было важнее гордости. Поэтому я не сдавалась и продолжала спрашивать. Пока не доболталась — Герман все же заявился сам.
Он, как и всегда, выглядел внушительно. И я, естественно, снова оробела под его взглядом. Но мужчина не торопился облегчить мне задачу — стоял и внимательно смотрел, убрав руки в карман. Так смотрят на зверушку, которая продолжает делать что-то забавное.
— Здрасте, — наконец, выдала я в эфир.
— Не сидится спокойно, да, Кудряшка?
— Я ничего не нарушала, — поспешно заверила его.
— Допустим. Но настойчиво спрашивала обо мне. Соскучилась? Или между ног зачесалось?
— Я… Я просто хотела узнать…
— Узнать что?
— Ну, когда вы… — Под его испытывающим взглядом было очень сложно сосредоточиться и перестать блеять. Когда прокручивала в голове наш предполагаемый разговор, мне казалось, что я смогла подобрать нужные слова. Которые сейчас почему-то испарились из головы. — Мне надо знать, когда я смогу вернуться домой, потому что надо ухаживать за мамой! — выпалила я на одном дыхании.
В ответ на мою пламенную речь Мороз лишь криво ухмыльнулся и прошел к креслу, а затем и вовсе уселся в него с видом хозяина жизни.
— Значит, настаиваешь на том, чтобы тебя отымели.