Криминальный попаданец (СИ)
Конечно не хватило. И, конечно, послали гонца. Мамлея Горбатова. Как бы обмыть его возвращение в участковые.
Ну а дальше не очень-то помню. Кричал, вроде, что попаданцы обязательно должны уметь на чем-то играть, даже потренькал на гитаре: «Болеро, болеро, будь веселой не надо печали…». Никто ничего не понял, но поручили дежурной группе довести меня до дома. Так что проснулся среди ночи в общаге от холода, встал, разворошил тускнеющие угли, подбросил дров и долго сидел на полу, глядя в топку.
Отгорает костер…
Все поленья давно прогорели
Лишь одно еще тлеет
И искорки мечет во тьму.
Отгорает костер…
Круг золы незаметно светлеет,
Превращается в саван
Прощальной одеждой ему.
По полену последнему
Прыгают желтые змеи,
Скачут синие искры,
Пушистый настил шевеля.
А потом и они
Подменяются пеплом
И слышно,
Как копается ветер
В беспомощном прахе огня[2].
Я четко знал, что в моей жизни были и тайга, экспедиции; была милиция в роли кинолога и была журналистика. И чувствовал я, будто давно отмотал эту жизнь, как отматывают срок на строгом режиме, давно где-то умер. И некую связь с ворами и зонами тоже ощущал. Но память завязла на первой женщине в девятом классе — грязной дворняжки из парка. И никак не давала подсказки — что же было дальше?
[1] Легендарная мазь «Звездочка» появилась в аптеках Советского Союза примерно в 70-е годы. Помнят ее буквально все, поскольку она была по-настоящему действенным, иногда даже незаменимым и недорогим препаратом.
[2] В.Круковер, сборник: «Таежные стихи».
Глава 16
— Лед тронулся! — в ужасе закричал великий комбинатор. — Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Он запрыгал по раздвигающимся льдинам, изо всех сил торопясь в страну, с которой так высокомерно прощался час тому назад. Туман поднимался важно и медлительно, открывая голую плавню.
Через десять минут на советский берег вышел странный человек без шапки и в одном сапоге. Ни к кому не обращаясь, он громко сказал:
— Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.
«Золотой телёнок» — роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова
Сидел у раскрытой печи, смотрел на огонь, думал о том, что в этом времени еще живы мои родителя. Да и сам я жив. Угораздило моему сознанию угодить в чье-то тело в другой из множества миров. Это и угнетало, и радовало. Узнать бы еще чье тело я занял?
А утром, сонно войдя в райотдел, я и узнал чье. Оказывается демобилизованный офицер не доехал из Хабаровска до Москвы, куда направился после вынужденной демобилизации. (В 1960 года Верховный Совет СССР без обсуждения утвердил Закон "О новом значительном сокращении Вооруженных сил СССР". Из армии и флота были уволены до 1 миллиона 300 тысяч солдат и офицеров, это почти треть от общей численности всех военнослужащих в СССР к тому времени.) Его разыскивал военкомат, так как офицер не стал на воинский учет. Мужчина не имел родни — детдомовец, да и хватились поздно. Но запрос все равно возник и был разослан в форме ориентировки. Социализм — это, прежде всего, учет! И дежурный, который тоже интересовался собаками, но охотничьими (я как-то его консультировал по выбору породы для местных — болотистых лесов) обратил внимание на сходство.
На удивление хорошая была ориентировка. Так что, вскоре военкомат вышлет документы и по ним мне выдадут паспорт взамен утерянного, военный билет и другие документы.
— И кто же я такой? — спросил я с интересом, узнав новость. — И чего вы смеетесь?
Подполковник Грибов и капитан Свиридов даже согнулись от хохота в своих полукреслах, коими был обставлен кабинет начальника.
— Ой-ой, ой не могу… — Это Свиридов.
Но подпол все же взял себя в руки и произнес:
— Овчаренко Владимир Владимирович.
— Ну и что тут смешно… — начал было я, но тут дошло и я тоже засмеялся. — Ну надо же, вот почему я так овчарок люблю. А еще какие-то данные по мне есть. Образование, знакомые, друзья наконец?
— Мало, документы еще не пришли. Вкратце военком московский рассказал. Ты действительно тридцать пятого года, двадцать седьмого июля родился. Родители погибли в войну, в госпитале работали в Ростове-на-Дону. Ты беспризорничал, в Москве попал в облаву и был определен в Детский дом. Потом воинское училище, служба. Ты специалист по противовоздушной обороне. Да, ты старший лейтенант, так что у нас капитаном будешь. Вспоминаешь что-то?
— Папа служит в ПВО — морда — во и жопа — во! — сказал я уныло. Пока ничего нового не вспоминаю. Разве что Дальний Восток. Спасск-Дальний, Уссурийская тайга, лимонник, женьшень, Владивосток — Владик, остров Путятин… — Мне все это знакомо, но детали ускользают.
— В общем, — рассудительно сказал Свиридов, — тебе радоваться надо. Во-первых выжил, во-вторых нашел работу. Нынче вашему брату, офицерам, приходится гражданские профессии осваивать, учениками на завод идти, а ты — вот, сразу в капитаны и работа ответственная. Я лично очень рад, что в нашем угро будет такой грамотный офицер.
— Ну я тоже как-то рад, — сказал я неуверенно. — Можно я пойду? Переварить надо новость.
— Иди, только не напивайся до соплей, — сказал начальник Сергей Данилович, — немного можешь выпить, сегодня свободен.
— И не шастай ты в эту рюмочную, — добавил капитан. — Что тебе — медом там намазано. Возьми бутылку водки и дома спокойно выпей под хорошую закуску. Мяса купи на рынке да суп свари. Деньги еще есть?
— Ну есть пока.
— На днях оформим, как полагается. По званию тебе кроме формы и обуви кой-чего полагается. В общем, денежное довольствие, вещевое снабжение, дополнительные выплаты и льготы, паек — нормально заживешь.
Ну я и пошел, окрыленный этими советами. Надо же, мое сознание попало в офицера ПВО. А где он, сознание, служило? Нет ответа. Пока нет. Не сомневаюсь, что со временем все вспомню. «Вспомнить всё», вроде смотрел. Фантастический боевик 1990 года режиссёра Пола Верховена с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. Помню еще, что взял специальный «Оскар» за визуальные эффекты.
Какого года?! Во, теперь точно. Я же действительно помню, как у него глаза вылазили в безвоздушном пространстве. И помню, что потом этот артист стал мэром Нью-Йорка. Значит надо вспоминать. Я смогу будущее предсказывать, если вспомню. И проживу, похоже, долго. По крайней мере до 1990 года доживу…
Переполненный мыслями я механически зашел в рюмочную. Деньги меня как-то не волновали, в тайнике в общаге лежала крупная по нынешним временам сумма. После московских ресторанов все равно оставалось больше тысячи. Да и цены в ресторане для меня не показались отвязными, самое дорогое блюдо было меньше трех рублей. Не, конечно при зарплате в сто пятьдесят по ресторанам особо не находишься, оставляя там семь-восемь рублей. Но мне в должности капитана милиции ресторанные обеды вполне по карману. Они и стоят-то, если без шика, меньше рубля. В Смоленске, вроде, есть парочка приличных. Ну а в Вязьме мне сорить деньгами опасно. Каждый второй может оказаться стукачом, если не профессиональным секретным сотрудником (сексотом)!
По мере интуитивного вспоминания реальной действительности, сознание непроизвольно эту реальность сравнивало с чем-то более свободном, насколько вообще может быть государство. И мне казалось (опять таки на животном, инстинктивном уровне), что время нынче в СССР убогое, тусклое. Хотя с громадными возможностями для таких безбашенных, каким я себя с эгоистической уверенностью воспринимал.
Ну никак я не ожидал, что найдут тело кем-то убитого офицера, в которое и вселилось мое сознание. Нет, я ничего против второй жизни не имею, я только за! Но планы были другие: живя в Вязьме под прикрытием милиции и работы организовать небольшую группу профессионалов по чужим квартирам и начать облегчать по списку руководящих работников пищевой и вещевой торговли. Продолжая жить в провинции, а столицу посещать лишь на время кражи. Прежде всего мне требовался наводчик, специалист по информации об этих (обязательно вороватых) торгашах.
