The Мечты. О любви (СИ)
Взгромоздив коляску на самый верх, она спустилась за Андрюшкой, который в это время носился по двору среди развешенного белья, угрожая всему выстиранному и сохнущему. Несколько бесцеремонно, но не без воодушевления подхватила его под мышку и протопала с ним к их средству передвижения. А потом они оба скрылись в подъезде. Чтобы через пару секунд Богдан услышал звонок в дверь.
— Не получается все сама, да? — весело спросил он, являя себя на пороге, перехватил коляску и отступил в сторону, пропуская Юлю в квартиру.
Она окинула его непроницаемым взглядом и пояснила:
— Андрей не захотел с рук слезать. А искать ключи в таком положении проблематично.
После чего шагнула через порог. А мелкий уже переключил внимание на взрослого, решительно и очень зрело заявив:
— Дядя Бодя, я бум!
— Не лопочи! Ты уже большой! — беззлобно проворчала тут же его мать и пояснила: — Упал он, в саду. Ничего серьезного, но впечатлений много. Его в травмпункт водили.
— И ножка зеленая! — радостно завершил рассказ Андрей.
— Больно? — спросил у него Богдан.
— Ага! Но я не плакал!
— Это ты молодец! — похвалил Моджеевский. — Нога заживет, а зеленка отмоется. Что еще интересного произошло?
Андрей, к которому теперь было приковано внимание взрослого большого человека, принялся что-то торопливо, но не слишком понятно излагать, пока не менее торопливо Юлька выпутывала его из кокона одежды и обуви, взгромоздив на стул. И, исподтишка глядя на слушающего и кивающего Богдана, гнала от себя дурацкую мысль, что они просто невыразимо похожи на Симбу и Муфасу из «Короля Льва». Прямо даже перебор. Зашкаливает.
И неважно, что Моджеевский еще только примеряет свое поведение по отношению к сыну, прикидывает, как с ним говорить, двигаться, реагировать. Совсем неважно, что где-то Андрюша ставит его в тупик, а где-то он сам начинает тупить. Но все, что Юля видела на протяжении последних нескольких дней, просто орало о том, что эти двое — нашли друг друга. И тем более дико было то, что Дима два с лишним года его растил, но связи этой между ними — вот такой, осязаемой — так и не возникло.
Покончив с одеждой и скинув куртку, Юлька сунулась к коляске и вытащила оттуда несколько пакетов, потащив их на кухню, по пути спросив Богдана:
— Ты давно приехал?
К слову, его приезды ставили в тупик уже ее. Он тут прочно обосновался и не пропустил ни одной ночевки. Но каждое утро исправно ездил к себе домой, чтобы переодеться, и одежду не перевозил, за исключением пары футболок и спортивок. Бред какой-то!
— Не очень, — доложил Богдан, подхватив оставшиеся пакеты, и следом за ней поволок их на кухню. — Но если бы ты была дома, то мог бы раньше.
Прямо за ними в буквальном смысле вкатился Андрюшка. Устроившись пятой точкой в кузове самосвала, он ногами приводил в движение колеса своего транспортного средства.
— Это упрек, что я поздно, или намек, что ты можешь дела отложить ради меня, а я неизвестно где пропадаю? — выгружая на стол яйца, бананы и молоко, приподняла Юлька бровь.
— Др-р-р-р! — в свойственной ему манере изображал рев двигателя их с Моджеевским отпрыск.
— Это констатация факта, что мы потеряли часа два, которые могли бы провести вместе. Пусть даже в магазине.
Юлька как-то странно посмотрела на него, как будто бы не совсем понимала, о чем он в принципе говорит, а потом озвучила то, что промелькнуло в ее глазах, и получилось это совсем не обидно, скорее озадаченно:
— Я как-то слабо представляю себе тебя в магазине.
— Значит, ты еще и упустила шанс на это посмотреть, — заявил Богдан.
— Ну если ты полон решимости, то на выходных свожу тебя на экскурсию на рынок. Там выбор овощей лучше и у одной тетки сало — нигде вкуснее не ела. На рынке ты бывал когда-нибудь?
— Бывал. На Боро маркете. Ну и на Кастл Терис заносило.
Юля кивнула. Ну конечно, куда там ей… Но снова проснувшийся ежик не мог не отреагировать:
— На Центральном, возле автовокзала — вряд ли доводилось. Но думаю, тебе понравится. И раз уж у тебя есть опыт, то я список напишу, а то у меня Первая уже месяц простаивает.
Богдан хмыкнул и, сунув очередной освободившийся пакет в корзинку, как это делала Юлька, развернул Андрея вместе с его машиной в сторону коридора.
— Если тебе так страшно проводить время со мной, то мы пойдем займемся треком. Ужин, кстати, я заказал.
— Бибики? — донесся снизу оживленный Андрюшин голосок.
— Машинки, — подтвердил Богдан.
Ждать июля, чтобы преподнести сыну в подарок автотрек, Моджеевский не стал. И не прогадал. Возиться с серпантином трасс, тоннелями и мостами Андрюше нравилось едва ли не больше, чем играть с самими машинками.
«Взятка!» — мысленно возмущалась Юлька, борясь с дурацким чувством умиления от того, как две светлые макушки нависают над подъемниками и парковками.
«А какие варианты?» — парировал воображаемый Богдан, и она не находилась, что на это возразить.
Зато сейчас могла неуверенно проговорить:
— Я планировала готовить…
Богдан поднял голову и вопросительно взглянул на нее. Она смутилась. Смешалась. Так глупо и по-дурацки выходило.
— Тогда я хотя бы пирог испеку. С малиновым джемом. Ты любишь малину?
— Клубнику я люблю больше. А тебе очень подходит клюква, — хохотнул Бодя. Тут же, словно в поддержку, колокольчиком захихикал и Царевич, отчего Юлька вспыхнула и проворчала:
— Знаете что, Моджеевские? Вы там машинками заниматься собирались — вот идите и занимайтесь!
И так же резко, как высказалась, замолчала. Она впервые сына тоже назвала Моджеевским. Совершенно неожиданно для себя — это ведь еще привыкнуть к такому надо… а оказывается, не так уж и надо.
— Если захочешь присоединиться, у нас найдутся для тебя важные дела, — кивнул Богдан и уверенно зашагал в комнату.
Следом за ним, тем же чудесным способом, что и на кухню — верхом на самосвале, под громкое «Др-р-р-р!» ломанулся и Андрюшка. А Юлька, глядя им вслед, взяла и улыбнулась.
Раскладыванию покупок она посвятила следующие пять минут, а потом, приготовив продукты, необходимые для пирога, ушла в комнату. За передником и кухонными полотенцами, стопкой оставленными после глажки в кресле возле дивана. Да так и замерла там же. В дверном проеме.
На журнальном столике стояла круглая картонка лилового цвета, перевязанная атласной белой лентой. А в картонке — розы. Голубые и розовые. Шоколадные. То, что не настоящие — сообразила еще с порога, что шоколадные — подойдя ближе и наклонившись.
И рассмеялась, вспомнив, как лет триста назад, в прошлой жизни, килограммами ела шоколадки, когда нервничала. Еще в школе. Когда ее знал Богдан. И это было безумно смешно в свете всех ее сегодняшних колючек.
Подхватив на руки картонку, она направилась в комнату, которую детской назвать теперь было трудно. Но и казармой — как-то перебор. Мальчики — Моджеевские — как раз расположились на полу, раскладывая детали автотрека, и выглядели очень занятыми. Наблюдению за ними можно было посвятить хоть весь вечер, а план прятаться за приготовлением ужина Богдан ей сорвал. Окружал. Заполнял пространство вокруг. Выводил на нежность. Невозможно испытывать что-то иное, когда они — вот так. Напротив.
И глядя на них обоих, Юля покаянно проговорила:
— Я пыталась сегодня дозвониться до Ярославцева.
— Получилось? — быстро спросил Богдан и заинтересованно посмотрел на Юлю.
— Не берет, — вздохнула она, прошла глубже в комнату и села на диван, на котором обычно спал Моджеевский. — Я надеялась, что мы договоримся о встрече.
— Юль, — мягко проговорил Богдан, поглядывая краем глаза, как Андрей пытается воткнуть детальку в неподходящее место. Его старания сопровождались упрямым сопением и уверенностью в правильности действий. — Мне он прямо сказал о намерении решать все через суд. Собственно, подготовкой бумаг сейчас и занимаются юристы.
— Ты уже дал команду фас, а мне не сказал? — грустно улыбнулась Юля.