The Мечты. О любви (СИ)
Ограничиться только лишь поцелуями у них пока плохо получалось. Юля мрачно кивнула и снова стала обуваться. А потом тихо сказала:
— Я не хотела тебя задевать. И тем более, не хотела, чтобы у меня это получалось. Мне тоже неприятно, когда ты каждый раз обвиняешь меня в трусости.
Моджеевский резко разогнулся, и его усилие говорить спокойно было заметно.
— Если бы ты хоть раз позволила тебе помочь… защитить. Но у тебя только два варианта: либо сама, либо боюсь. Даже попробовать не пытаешься вместе.
— Да потому что я всегда сама! Не было у меня вместе! — вырвалось у нее, и она осеклась, резко отвернувшись, чтобы теперь вместо куртки сдернуть с вешалки пальто.
— Твои проблемы! — рявкнул Богдан, подхватил Андрея и распахнул дверь. — Мы тебя в машине ждем.
Дорогой молчали. Эти их молчанки становились настоящей пыткой, практически невозможной, и, если бы не присутствие Царевича, наверняка можно было бы на ощупь чувствовать негативную энергию, скопившуюся в салоне. Все Юлькино хорошее настроение этого дня улетучилось, будто и не было. И это она только парой часов ранее всерьез думала над тем, что они вполне еще могут поладить. И что-то там про день рождения.
А теперь — ну и к черту все, и пожалуйста.
Даже погода почему-то испортилась сама по себе, пока они петляли, чтобы выбраться из городка, и по пути к коттеджу у моря. А сама Юля, вместо того, чтобы снова переживать из-за отца, сердилась на себя и Моджеевского. И сама не понимала, что гнев на себя перевешивает все остальное. Потому что он — первопричина всему.
Когда они притормозили на подъезде, она, сдерживаясь, чтобы не разреветься, проговорила:
— Наверное, надо было хоть за тортом заехать…
— Лена Михална с тобой бы не согласилась, — ответил Богдан, пока они въезжали во двор дома Моджеевского-старшего сквозь гостеприимно распахнутые перед ними ворота. А сам Моджеевский-старший самолично стоял на крыльце дома, скрестив на груди руки и встречая дорогих гостей.
— Где мой внук? — было первым, что он выпалил вместо приветствия, когда Богдан показался из салона.
— У тебя целый Лизон есть. Тебе мало? — хохотнул тот, распахнул заднюю дверцу, помог Андрюшке, отчаянно заботящемуся о собственной самостоятельности, выбраться из детского кресла и оказаться во дворе. К нему уже радостно мчались Лиза и Сашка.
Но они не успели. Моджеевский-старший оказался расторопнее. Подхватил мальца на руки, не слушая его возражений, и подмигнул.
— Лизон Лизоном, а тут целый Андрюха. Да, Андрюха?
— Неть! — насупился «внук», чем вызвал смешок показавшейся из автомобиля Юльки.
— Привет, — махнул ей свободной рукой Роман, надеясь, что выглядит достаточно радушным и доброжелательным. За что в ответ получил скороговоркой «добрднь». А сама Юлька решительно направилась к дому, на ходу здороваясь с остальной мелюзгой.
Роман Романович глянул на сына, мол, че она?
— А что? — удивленно спросил тот.
— У вас все нормально?
— Конечно, — кивнул Богдан, — просто у нас другие планы были на выходной. А тут вы…
Какие у них могли быть планы, Роману Романовичу пока лучше было не знать. Потому он поставил на землю отчаянно сопротивляющегося обнимашкам Андрея, фактически сдав его Сашке с Лизой, принявшимся скакать вокруг малыша, как туземцы из племени карабайо. И зашагал к крыльцу, на ходу принявшись пояснять:
— Ну так уж вышло, мы тоже не планировали. Но приехали Маличи, а что я могу?..
— Ты-то? — хмыкнул сын.
— Я-то!
— По крайней мере подождать, пока мы сами решим все неурядицы, но вы вечно куда-то торопитесь! — резко обернулась к ним Юлька и прошипела злобной кошкой, сверкнув глазами. Негромко. Тихо, но от этого еще более страшно. Такой Моджеевский-старший видел ее впервые. И слова о том, что во всем виновата Жека, застряли прямо у него в глотке.
— Поэтому ты не заслужил тортика, — расхохотался Богдан, отвлекая его от Юльки и распахивая перед ней дверь в дом.
— Какого еще тортика? — не понял Моджеевский.
— Того, за которым мы не заехали, — объявила Юля и переступила порог особняка. Следом вломились дети. Замкнули процессию мужчины. И снова начался квест — с раздеванием. Взрослые пыхтели над мелкими. Отдельные мелкие пыхтели сами по себе. Кто-то пыхтел от злости.
— Куда прикажете пройти? — проворчала Малич, глянув на своего зятя и почти что свекра.
— В гостиную, — забавляясь, ответил Роман. — Зал заседания сегодня там.
И наблюдал, как она, распрямив спину, будто на расстрел или и правда на судилище, взяла курс прямо по коридору. Повернул голову к Бодьке и тихо спросил:
— Может, не пойдем? Пусть эти Маличи сами там как-то, а?
— Я еще не женился, чтобы мечтать овдоветь, — отказался Моджеевский-младший и решительно двинулся следом за Юлей.
— Да не настолько он и злой, — хохотнул Роман Романович, снова подхватил на руки Андрюшку, и они вместе вошли в гостиную, в которой картина была прямо-таки идиллическая.
По центру — чайный столик на изогнутых ножках с пузатым чайником и несколькими вазочками со всевозможными сладостями. Вокруг столика на креслах — две изящные дамы с чашками. Женя и Стеша. На диване же удобно расположился Андрей Никитич — тоже с чашкой, но вряд ли с чаем. Все знали, что Андрей Никитич Малич любит кофе. А Лена Михална варила его изумительно хорошо. В ногах у него посапывал Ринго. Дождь же — неугомонная душа — хрустел печеньем, которое немедленно стала подбрасывать ему подоспевшая Лиза.
Юля неловко улыбнулась всем сразу и неуверенно проговорила:
— Всем привет.
В ответ с разных сторон посыпались приветы в ее адрес, а Женя, подхватившись на ноги, подошла к сестре и чмокнула в щеку. Как всегда.
— Там холодно, что ли? — удивленно спросила она. — Щека совсем ледяная.
— Нормально, — вздохнула Юля и быстро ее приобняла, избегая смотреть на отца. — Была бы слишком теплая, ты спросила бы, нет ли у меня температуры.
— Че в шапке, че без шапки, — подал голос Андрей Никитич и похлопал рядом с собой, приглашая к себе поближе.
— Всем здрасьте, — одновременно с ним весело поздоровался оказавшийся тут же Богдан, ухватил Юлю за руку, не давая ей опомниться, и поволок в противоположную от Малича сторону, к еще одному дивану. По пути он прихватил со стола эклер. Уселся, откусил почти половину за раз, а вторую сунул Юльке, громко шепнув ей в ухо: — Тут надо было настолку тащить, было бы весело. Танька в них шарит, — и еще громче спросил у вошедшего наконец отца: — А турецкоподданных, кстати, звали?
— Нет, решили без них обойтись, — отмахнулся Роман Романович. — Они пока нам внуков не подбрасывали.
— То есть это не совсем такой семейный ужин? — хмыкнул Богдан.
— Да не мешало бы определиться для начала, кто у нас к какой семье относится, — обозначил свою позицию старший Малич.
— Андрюш, — повернулась к нему Стефания и укоризненно покачала головой, — ну не надо. Они сейчас… сами все…
Договорить она не успела, потому как в это самое время младший Андрюша дернул Ринго за ухо. А дергать престарелого спящего мастифа за ухо — идея не очень. Пес от неожиданности крупно вздрогнул, подорвался с пола, едва ли не грохоча костьми, и гавкнул. Царевич подпрыгнул, но не испугался. Зато испугалась Стеша, подхватившись к мелкому одновременно с Юлькой.
— Андрюш, нельзя! — взвизгнула Юля.
— Да он безобидный, — протянул Роман, глядя, как пес улепетывает подальше от детей, а Андрюшка пытается свалить за ним следом, но теперь его ухватила за шиворот мамаша.
— Собачке больно? — спросил мелкий.
— Конечно, больно! — горячо воскликнула Стефания, перекрикивая галдеж перебивающих друг друга Лизы и Сашки, которые не хотели чай, но хотели во двор с Андрюшей и собаками. А потом, после своеобразной рокировки, Юлька оказалась сидящей снова на диване возле Богдана с сыном, которому закрыли рот печеньем, на руках. А Стефания со старшими детьми спорила на тему того, что прогулка полезна после еды.