Жестокая нежность 2 (СИ)

Больше всего переживаю за малыша. Организм не спросит: кровотечение может начаться когда угодно. Надеюсь лишь на то, что мое состояние стабилизировали, и внезапный выкидыш не грозит.
Дима присел рядом. Ухмылка приклеилась к нему и не сходила.
— Отпусти… — сделала слабую попытку достучаться.
Он отрицательно помотал головой, и тут же проверил прочность узлов. Даже если каким-то чудом удастся освободиться от веревок, из этого подвала не выбраться… Где нахожусь? — тоже не знаю.
Что творится у него голове? Разве у доброго внимательного Гены может быть такой сын? Его уже по-человечески жалко, удивлению не будет предела, когда все станет известно. Поведение Димы — за гранью моего понимания… Какая роль отведена мне в этих планах? Ведь мы не общались и не виделись практически. Слово «привет» на корпоративе завода или при случайной встрече, заезжая к мужу — это максимум, и только из уважения к его отцу. Нас ничего не связывает, детские воспоминания тоже ни при чем.
— Я беременна… Поэтому оказалась в больнице.
— Знаю. Плевать. Завтра приедет специалист и устранит эту проблему навсегда, — со всей серьезностью говорит, на лице не дрогнул ни один мускул от подобного заявления.
— Что ты сказал? — нервно сглотнула, давить на жалость бесполезно. Он неадекватен.
— Что слышала! — Дима встал с матраца, расхаживая из стороны в сторону.
Я глубоко вдохнула и выдохнула, переваривая услышанное, заодно борюсь с тошнотой от жуткой вони, стоящей здесь. Правда мало помогает…
— С ума сошел? Чем наша семья помешала тебе?
— Достала эта идиллия! От отцовских увещеваний, какая вы замечательная пара, всем бы такое счастье и столько детей, выворачивает. Так ясно?
Банальная зависть… И поэтому мы удостоились мести? Да он болен!
— Ян уже знает о твоей причастности. Найти — вопрос нескольких часов. Можешь начинать трястись от предстоящей расправы, а лучше — беги! — в своих словах уверена, хотя не скрою: сама готова удариться в панику, контроль дается с трудом, в глазах — застыли слезы.
— Ну-ну… — не верит, зря…
— Предупредила, если жизнь дорога, — все-таки всхлипываю.
— А вот этого не надо… — Дима заметил слезы, опять присел, ухватив ладонями мое лицо.
Передернуло от мерзкого ощущения его губ, когда прикоснулся ими к щекам, собирая текущую влагу.
— Привыкай ко мне… Теперь спи, — с этими словами покинул подвал, заперев замок.
Оставшись наедине с собственными мыслями, дала волю эмоциям и расплакалась.
«Ян, приди…»
***
Тело безбожно ныло надоедливой болью, пыталась перекатываться с бока на бок, но это не спасало, еще очень хотелось в туалет… И стоит ли уточнять: ни о каком сне речи быть не могло в таких условиях. Все, что оставалось — стойко терпеть и ждать…
Понять, сколько времени прошло — не представлялось возможным из-за отсутствия окон. Но если учесть: выкрали меня поздней ночью, то сейчас вероятно не меньше шести-семи утра, и мои внутренние часы — так говорят.
Дверь подвала скрипнула, пропуская Диму с подносом, который был поставлен на небольшой столик. Судя по запаху: принес молочную кашу. Собрался кормить? Здесь кусок в рот не полезет.
— Мне нужно в туалет, — надеюсь, это позволит? Ведь еще немного и под себя схожу.
— А поздороваться? — скрестил руки на груди. Ему нравится наблюдать мое унижение и беспомощность.
— Здрасти… — если бы он знал, в каких случаях использую это разговорное слово, то не улыбался во все тридцать два белоснежных зуба.
— Так-то лучше, — приближается и поднимает меня с затхлого матраца. — Привет, — от него пахнет кофе. — Как спалось?
«Серьезно? Думает, буду говорить с ним?» — встречаюсь взглядом, и сразу становится ясно — просто издевается надо мной. Отворачиваюсь, не желая видеть наглых глаз, близость его лица неприятна, как и сам он.
Моя реакция вызывает усмешку у Димы.
Он несет из подвала куда-то наверх. Мы оказываемся в доме, довольно просторном, с современной отделкой и дизайном. Здесь тихо: ни звуков, ни шорохов — похоже, мы одни. Все окна занавешены, и какая местность раскинулась за ними — не видно. Интересно, как далеко увезли?
 
— Развяжи, — прошу, когда ставит на ноги в туалете.
— Нет, — сам пытается снять с меня трикотажные пижамные штаны.
— Нет! — сильно сжимаю бедра. — Куда я сбегу отсюда?
— Хорошо, — смотрит с подозрением, но освобождает от пут.
Облегчившись и убедившись, что опасных выделений нет, освежила лицо и рот прохладной водой, тщательно вымыла руки, разминая их — кожу избороздили ссадины, местами до крови.
Посмотрела в зеркало. Там отразилась замученная и уставшая незнакомая женщина, словно постарела на десяток лет за столь короткий период: сосуды полопались и глаза стали чудовищно-красного цвета; губы бледные, щеки впалые, а цвет лица серо-зеленый от тошнотворного состояния.
«Ян, где же ты, когда приедешь за мной?» — удержалась от новой волны слез, жалость к себе сейчас не поможет.
Дима постучался, поторапливая меня…
Еще раз умылась и вышла.
Связывать он не стал, но в подвал обратно увел. Всучил тарелку с едой. И ждал, когда поем. Это показалось подозрительным. Зачем так настаивать на выпитом соке? Подмешал что-то? — по запаху не понятно.
— Пей или насильно волью! — говорит приказным тоном.
Смотрю с сомнением на стакан в руках, потом специально роняю — тот звонко разбивается…
— Ты… — прошипел от злости он. Значит, планировал навредить «чудо-напитком».
Но вот удар наотмашь точно не ожидала получить. Скулу обожгло. А я отлетела на пол…
***
— Подумай над своим поведением! Хочешь или нет: придется быть ласковой и сговорчивой! — закричал Дима, склонившись надо мной, от этого жеста и пронзившей боли сжалась, опасаясь, что удары продолжатся, на всякий случай сгруппировалась, подтянув колени к груди.
Ничего не произошло… Он провел рукой по моей пострадавшей щеке и покинул подвал, закрыв на ключ.
Я перебралась на матрац. Трясущимися руками обняла свои плечи, прислушиваясь к ощущениям в теле. Может, успокаиваю себя или опять обманываюсь, но, кажется, все в порядке — падение не вызвало бунта организма.
«Боже… Дай сил вытерпеть…» — прикрыла глаза, думая о своей семье. Что там сейчас происходит? Даже боюсь представить: в каком отчаянии находится Ян… Одно знаю точно — найдет быстро, возможностей достаточно. И тогда Дима ответит за все содеянное со мной…
Усталость все же взяла верх, тяжелые веки не оставили шансов на бодрствование и контроль ситуацией. Немного удалось поспать… И боль казалась не такой навязчивой.
От громкого удара дверью, резко проснулась, и, вздрогнув, обернулась на вход.
— Вставай, — сказал мучитель. А потом навел на меня пистолет. — Живее!
Делаю, как говорит. Смотрю на него, желая понять степень вменяемости.
— И без глупостей, — дуло упирается в мою спину, подталкивая вперед.
Поднимаемся по лестнице.
— В ванную комнату иди, — дает дальнейшие указания.
«Что ему нужно?» — сердце колотится трепыхающейся в клетке птицей, ритмичные удары отдают в висках, а к горлу подкатывает тошнота.
Открываю дверь. Захожу. В зеркале ловлю его взгляд, от которого снова возникает противное ощущение прикосновения.
— Раздевайся, — изгибает бровь в ожидании.
— Что… — тихо спрашиваю, а голос дрожит.
— Да, ты правильно поняла. Приведи себя в порядок, будь красивой для меня. И скоро врач приедет — избавить тебя от ублюдка. Никакого напоминания о муже не останется.
Это какой-то жуткий сон… Просто не верится, что все это происходит в реальности, как будто не могу вырваться из оков, и изощренная пытка продолжается.
— Ну! Быстрее! — разозлился он, сняв пистолет с предохранителя.
На мне лишь пижама, белья нет…
Под пристальным требовательным взглядом снимаю одежду. Прикрываюсь руками. Опускаю глаза в пол. И снова плачу. Такой униженной никогда себя не чувствовала.
— Что он сделал с тобой? — Дима приближается сзади. Свободной рукой проводит по моим шрамам. — Я буду беречь тебя.