Маска свахи (СИ)
Я ожидала, что брат Маркс тут же познакомит меня с другими жрецами и отведёт во внутренние комнаты, скрытые от глаз посетителей, и доступные только служителям. Однако, этого не произошло.
И верховный священник решил показать мне прелести храма со стороны простого обывателя.
— Прекрасное разнообразие в занятиях. Особенно вместо того, чтобы писать конспекты, скручивать свечи и высушивать травы для благовоний. Но почему мы здесь? — не выдержала я.
— Что бы вы наконец сами поняли, Лиссанна, кто вы такая.
— И кто же? — я не уловила его мысль.
— Вы- жрица. Видите, все эти великолепия? Все эти картины, фонтаны и скульптуры? Чувствуете эту пронизывающую атмосферу? Смотрите на лица прихожан? Это все ваше. И это величие, и эта сила, и эта надежда. Но вы отчего-то ведете себя как самозванка и с куда большим удовольствием играете в сваху. Да к может вы скажите мне, отчего так?
— Потому что это — правда.
Я не осмелилась врать в храме богини истины.
— Я не уверовала в мощь Александрии. Вернее, я знаю о ней, видела своими глазами. Однажды я отказалась выполнять прошение, кинутое в святой источник. Человек молил об истине. Хотел, чтобы я раскрыла правду о том, что случилось с его сестрой. Но он навязал мне свою волю, не дождавшись моего ответа. Я была так раздосадована этим, что пыталась избавиться от его прошения и подношений. И этим я разгневала водную деву. Она явилась мне и отчитала, как непослушного ребенка, а затем наслала жуткую непогоду. Реки и озера в моих владениях вышли из берегов, а остатки урожая погибли. Я едва добралась сюда по размытой дороге! Это продолжалось вплоть до того момента, пока я не согласилась выполнить задачу. Но уверена, в случае провала, ее гнев возрастет стократно.
— И как успехи? — с интересом спросил брат Маркс.
— Пока все руки не доходили…
Он усмехнулся, как-то по-доброму и в то же время с легким укором. Словно, ничего другого от меня и не ждал.
— Скажите, Александрия одаривала вас, открывая вам истину о тайнах против вас?
— Да, трижды.
— Трижды за полгода? Впечатляет!
— Потому что богиня так сильно меня любит …
— Нет… скорее от того, как вас не любят остальные.
Я едва сдержала смешок.
— Дело скорее в том, как часто люди пользовались моим простодушием и доверчивостью.
— О! — протянул жрец, — это многое объясняет.
Мы немного помолчали, сделав еще один круг по главной зале святилища, а затем брат Маркс продолжил.
— Ваша проблема в том, что вы не видите самого главного. Вероятно, из-за пережитого вами опыта. Но, это отнюдь не оправдывает вашу невнимательность.
— В чем же? — недовольно спросила я.
— Начнем хотя бы с того, что Александрия с вами общалась. Это великая богиня, у нее есть и другие дела кроме вас, не находите? Даже если она вас отчитала. Строгий родитель хуже безразличного.
Я не спорила. В моем распоряжении были лишь те родители, которые с поразительной ловкостью сочетали оба эти качества.
— Вы можете не верить людям, Лиссанна, но кому же верить тогда, если не богине правды? Не обрекайте себя на такое несчастье, как вечное ожидание беды. Ведь найдутся и те, кто заслуживает, чтобы вы в них поверили. Вам не удастся вечно избегать боли, тем самым вы лишь себя на нее обречете.
Что ж, может в его словах и было зерно здравого смысла, но я прекрасно понимала, что говорить легче, чем делать.
— Ну и последнее… Лиссанна, я хочу, чтобы вы взглянули на прихожан. Понаблюдайте за ними. Что вы видите в их поведении, лицах, взгляде?
Я молча обвела глазами всех находящихся в храме. Кто-то из них усердно молился, кто-то строчил свои прошения на клочках бумаги, кто-то просто восторженно глазел по сторонам. Они были разными: молодыми и старыми, бедными и богатыми, восхитительными и жалкими одновременно. Но было и кое-что, что их объединяло.
— Скорбь, отчаяние и надежда на светлое будущее, — ответила я, — они вызывают сочувствие. Хочется, чтобы у них все было хорошо.
— Верно. А теперь скажите, есть ли у них что-то общее с тем, кто вынудил вас принять его молитву? Не из злого умысла, а от…
— Отчаяния, — закончила я, вспоминая изнеможённое лицо Мидеуса, полное отрешенности и обреченности.
Я вспомнила, каким странным он был и как странно вел себя последние дни. Как тяжело ему дался рассказ о своей сестре и какой горячей была его ладонь, когда я сжала ее, обещая, что подумаю о его просьбе.
В конце концов, мне и самой была небезразлична судьба герцогини Толлаской. Учитывая, что за мной должок, меньшее, что я могла- это попытаться.
Я почувствовала себя поистине скверной и мелочной в этот момент. Никакого достоинства жрицы.
— Вам хочется, чтобы у этих молящихся было все хорошо. А ведь это действительно в ваших руках. Главное, поверить в свою значимость.
— И что же мне сделать? — спросила я, поняв, что окончательно запуталась в своих мыслях и чувствах.
— Для начала, поверьте в свои силы и используйте их. Я ни разу не видел, чтобы вы применяли печати.
— Я пользуюсь ими для выполнения прошений.
— А в обычной жизни? Это ведь значительно могло бы ее облегчить. Подогреть воду в ванной, заморозить пару кубиков льда, для напитка, вызвать ливень в тот день, когда вам никуда не хочется идти, и вам очень нужна уважительная причина…
— Но разве это …достойное поведение?
— Нет никаких правил, запрещающих личную выгоду из служения. Если дары водной девы не делают вашу жизнь лучше, то как вы осчастливите кого-то еще? — голосом, полным энтузиазма произнес жрец, — Тем более… может наши божества и великие, но далеко не святые. К чему же тогда рядиться в святость нам? Вам дарована сила, и не важно по каким причинам, теперь она ваша. Да к берите же ее! Снимите с себя маску жрицы, хотя бы ради богини истины. Будьте, а не кажитесь.
Что ж, мотивационные речи- явно были коньком брата Маркса. И так хотелось их слушать, и верить в них. Особенно, когда они произнесены таким красивым и обаятельным мужчиной.
Вернулись мы обратно во дворец затемно. В крыле, где проживала я и несколько женихов, царила суета. Все подготавливались к переезду в не столь комфортные новые апартаменты. Но каждый из мужчин пытался урвать для себя кусочек благ и тайно пронести с собой.
Воспользовавшись этой суматохой, я скользнула в комнату Мидеуса.
— Толлас, хорошо, что ты здесь, нам надо…
— С каких пор ты врываешься без стука? — возмущенно произнес лорд, поднимаясь со стула, и запахнулся поплотнее в тяжелый халат из алого атласа.
Явно не «его» цвет. Мидей всегда носил бронзовый или черный с золотом. И почему-то я была уверена, что к вечернему туалет он относиться так же щепетильно.
— Что значит с каких пор? — удивленно спросила я, пытаясь припомнить хоть раз, когда мы стучались друг к другу в комнаты…
Нет, решительно такого не помню! Обычно, Мидей сам проникал в мои покои тайком, заставая меня в самые неподходящие моменты.
— А если бы я был не один?
— А с кем? Ты жених принцессы, забыл? Даже если фиктивный, не думаю, что ты настолько безрассуден. К тому же, я теперь королевская сводница, и могу заявляться в любой момент. Так у нас все устроено. И ты сам все это придумал.
— Ну а если бы я был в неглиже? Или и вовсе нагой?
Я удивленно вскинула бровь.
Нет, он что издевается?! Это именно я неоднократно просила его о соблюдении личных границ. Мою просьбу с поразительным рвением игнорировали.
А теперь, когда я уже смирилась, поняв, что Мидея не вводят в стыдливый трепет ни женские пеньюары, ни то, что под ними скрыто (во всяком случае у меня), он начинает играть в благочестивого лорда?
— С каких пор тебя это так волнует? Что-то не припомню, чтобы ты возмущался или смущенно опускал глаза, когда неоднократно заявлялся ко мне, в то время как я сама была в неглиже.
— Ах вот значит, как?! — он нахмурился и обиженно надул губы.