Иллюзия
Тамара прошла к навесу, села за стол.
Сания умылась, сполоснула руки под краном во дворе. Подойдя к печке, коснулась бока чайника.
– Дрова давно прогорели, но чайник ещё горячий. Ты что будешь, чай или кофе?
– Какое там кофе, – махнула рукой Тамара, – когда есть чай на травах и сушеных ягодах. Обожаю его. Иногда специально прихожу к дяде Стёпе им угоститься.
– Тома, спасибо, что приглядываете за отцом, – голос Сании дрогнул.
– Да брось, мы же соседи. Я знаю, когда ты вышла замуж, хотела отца забрать с собой, вернее попыталась уговорить. Но, скорее всего, и сама в эту затею не верила, ведь он никогда не оставит этот дом и могилу тёти Ксении.
– Пыталась. Я не желала, чтобы отец оставался в одиночестве, а сюда переехать с мужем не могла. У Марка в Темрюке работа, а тут для него ничего нет, к тому же я не имела право увозить единственного сына от родителей.
– Узнаю, прежнюю Саньку Хан. Сначала думаешь о других, потом о себе. Этим ты и Алиску разбаловала. Сама ходила в единственных туфлях и старенькой форме, а сеструха всегда в новом и одетая с иголочки.
– Не преувеличивай. Главное чисто и опрятно.
Произнеся эти слова, Сания покраснела. При воспоминании об одном случае, она всегда испытывала невероятно жгучий стыд. Прошло полгода, как умерла мама, она ещё многому не научилась. Пытаясь ухаживать за сестрёнкой, делать уроки и кое-какую работу по дому, часто забывала о себе. Она не успевала стирать школьную и спортивную форму, оставляла невымытой голову. Как-то она ненадолго покинула класс, а когда возвращалась, в приоткрытую дверь услышала мнение одноклассников о себе.
– Хорошо, что Ханша вышла, неужели она не чувствует, что от неё навозом воняет. Рядом с ней невозможно нормально дышать, – зажимая нос, произнесла её соседка по парте Лена. – Хочу попросить учительницу, пересадить меня на другое место.
– Хватит выдумывать чепуху, – заступился за Санию соседский мальчик Сергей. – Ну, пахнет от неё немного козой, это потому что она по утрам её доит. Чего тут такого?
– Ничего такого? А почему голова у неё вечно засаленная и грязная? Это как? Вдруг у Саньки уже вши завелись, и она нас ими заразит, – поддержала Лену подруга Валя.
– Точно надо сообщить школьной медсестре, чтобы она голову ей проверила, – буркнула Лена. – Я теперь боюсь с ней рядом сидеть.
– Просто надо ей подсказать, что в наше время существуют ванны и вода, пусть попробует помыться, – засмеялся весельчак Андрей. – Заодно постирает и свои грязные тряпки.
– Вы идиоты! – возмутился Сергей. – Ваши мамы вам вещи стирают и в школу вас собирают, а у неё нет матери. Чего вы к ней привязались.
Лена, сердито засопев, выкрикнула:
– Да Санька просто неряха и грязнуля, если защищаешь её, то и сиди с ней сам.
Тамара, взяв Сергея за руку, потянула к столу, за которым они сидели, и стала что-то негромко ему выговаривать.
Сания тихо отступила от двери в коридор, лицо и уши горели от обиды и стыда. Она не знала, как теперь войти в класс и посмотреть в глаза одноклассникам после этого разговора. Тогда она впервые сбежала с уроков. Сергей принёс её портфель домой. На следующее утро она пришла в класс и сама пересела от Лены на галёрку. С того дня как бы Сания не уставала, в каком бы состоянии не находилась, всегда вовремя приводила себя в порядок, а её одежда выглядела чистой и хорошо выглаженной. Также внимательно она стала следить и за сестрой, но вот с одноклассниками почти перестала разговаривать. Со временем она заработала репутацию заносчивой и слишком гордой девочки, никто не знал, что она чувствует на самом деле.
– Как там твоя сестричка поживает? – спросила Тамара, допивая вторую чашку чая.
– Хорошо.
– Сколько её дочери исполнилось?
– Четыре года.
– Прямо, как моей Катюшке. А её муженёк всё такой же красавчик? Когда она сюда приезжала, так перед бывшими подружками хвасталась им.
Сания невольно поморщилась. Неизвестно почему, но она недолюбливала мужа сестры, он казался ей скользким типом. И это не смотря на то, что по отношению к ней Феликс был предупредителен, вежлив и улыбчив.
– Такой же. Не изменился.
Тамара прозорливо уловила настроение собеседницы.
– Вижу ты от него не в восторге.
– Главное, что Алиса в восторге.
– И то верно.
На третий день пребывания в Лесном Сания побелила стены дома и выполола траву в палисаднике. Домой она по-прежнему писала короткие эсэмэски, а по вечерам выслушивала жалобы детей на отца. Марк усердно старался им готовить и воспитывать, но его блюда не пришлись Илье и Мие по вкусу, а методы воспитания только раздражали их. Она решила, что с детьми тоже оплошала, не научив их самостоятельности.
Четвёртый день пребывания в хуторе Сания посвятила отцу, побывала с ним на могиле матери. Приготовив поминальный обед на годовщину её смерти, пригласила соседей. Обед постепенно перешёл в ужин, отец в этот день на удивление чувствовал себя хорошо и даже несколько раз пошутил.
В пятницу Сания проснулась от чириканья воробьёв, оккупировавших пышный куст сирени. Она полежала в кровати, размышляя, как ей быть дальше. После ухода гостей отец обнял её за плечи, останавливая возню с посудой.
– Сядь, я хочу с тобой поговорить.
Сания накрыла горку вымытых тарелок вафельным полотенцем и опустилась на лавку.
– Тебе пора домой. Нельзя оставлять семью так надолго.
– Папа, я могу продлить отпуск и ещё побыть с тобой.
– Понял: ты уже всё знаешь обо мне. Не желаю, чтобы ты наблюдала, как я угасаю, – он поправился: – Ни ты, ни Алиса не хочу, чтобы видели. Это моё право поступать, как я того желаю, а ты должна подчиниться.
– Но если вдруг тебе станет невмоготу, а рядом никого не будет. Так нельзя папа.
– Рядом со мной Ксения. Она теперь меня не покидает.
Сания вздрогнула и невольно обернулась.
Степан Львович светло улыбнулся.
– Глупенькая. Она всегда в моём сердце. И там, – он показал глазами на небо, – вымолила для меня болезнь без боли. У меня к тебе просьба. Когда я умру, дай телеграмму по этому адресу моим родителям и брату. Пусть приедут и проведут меня в последний путь.
Сания от удивления открыла рот. Она считала, что у отца никого нет из родни. Что мама детдомовская она знала, так же думала и об отце.
– Я порвал с семьёй, когда они наотрез отказались принять Ксению. Мало того, родители и брат оскорбляли её, говорили: безродная и больная нищенка присосалась ко мне, как пиявка. Мама не желала, чтобы девушка с врождённым пороком сердца, брошенная родными в больнице при рождении, выросшая в детдоме, стала моей женой. Они не понимали меня и мои чувства. Ксению самое безобидное и доброе существо на свете обзывали и гнали от порога, будто чумную. Я не смог им этого простить и ушёл с ней навсегда. Но я ни о чём не жалею. Одиннадцать лет счастья с Ксенией стоят долгих лет жизни. С ней моя душа принимала каждый день, как благословение: мне выдался шанс познать настоящую любовь. Но я так не выполнил просьбу Ксении: простить родителей и брата. А теперь на прощение у меня нет уже ни времени, ни сил.