Сеятели ветра

— Останки того одичавшего божества, — Таруо говорил с деланной небрежностью, как будто речь шла о чём-то совершенно обыденном, но про себя раздувался от гордости. Хоть охотился он не в одиночку, это его удар свалил с копыт существо, которое охраняло древнее, никому уже не нужное святилище. — Это из-за него мы так задержались. Мы гнали несчастное создание несколько дней. В святилище, правда, не спускались, не до того было.
Отец ничего не сказал, но лёгкий прищур его глаз уже говорил о многом. Таруо приосанился.
— Что ты думаешь с ним делать?
Таруо ненадолго призадумался. Не успел он озвучить свои мысли, как отец негромко добавил:
— Придержи пока свою добычу. Мы разделим её вместе с Ёмори.
Таруо глянул на отца в замешательстве, так и не донеся до рта бело-розовую сладость. Возмущение всколыхнулось в груди жаркой волной, вырвалось утробным рыком:
— Я охотился не для того, чтобы ублажать каких-то вранолюдов!
Он вскочил, сверля отца взглядом. В глубоко посаженных глазах вожака темнела бездна.
— Ты намерен приехать к ним с пустыми руками?
— Да!.. — вырвалось у Таруо раньше, чем он успел прикусить язык.
За столом повисло тягостное молчание. Таруо возвышался над вожаком, шумно вдыхая воздух, понимая, что сказал лишнего, и злясь из-за этого сильнее прежнего.
— Замечательно. То есть, ты не собираешься следовать простейшим правилам вежливости только потому, что тебе претит любезничать с Ёмори. Ты хоть понимаешь, что этим ставишь под удар наши планы?
— Понимаю, — угрюмо отозвался наследник, скрестив на груди руки. — Но это моя добыча и мне решать, что с ней делать и кому подносить. Ёмори её не получат, однако я могу найти им в дар что попроще. Время ведь у меня ещё есть?
Отец вскинул руку, призывая его умолкнуть, и погрузился в раздумья. Таруо ждал ответа, перебирая пальцами костяные пластинки ожерелья. Хоть последнее слово оставалось за вожаком, он готов был отстаивать свою добычу до последнего.
Когда отец кивнул самому себе и взял в руки расписную пиалу, Таруо понял, что решение принято. Коснувшись мочки уха, он искоса глянул на выход.
— Хорошо. Можешь оставить трофей себе, но при одном условии.
— Я слушаю, — с готовностью отозвался Таруо.
— Взамен ты добудешь дикого кирина. Он и станет твоим даром.
 
* * *
Куница беспокойно металась по клетке, визжала и грызла прутья. В налитых кровью глазках сверкала злоба.
— Это не просто куница, — с гордостью сказал Шиёки, — это камаитачи.
Куница тут же явила им серповидные когти, которые с лёгкостью могли разрезать даже сталь. Не будь клетка Шиёки заговорённой, его пленница уже выбралась бы на свободу.
— Детёныш ещё, правда.
Ханэ присел перед клеткой, и куница сердито замахала лапой, которую просунула сквозь прутья.
— Как ты его поймал?
— За шкирку, — довольно хихикнул брат, поигрывая перед своей добычей прутиком. Куница гонялась за игрушкой по всей клетке, пыталась поймать лапами, но тонкая веточка неизменно выскальзывала из её хватки. — Хина тоже так хотела подержать, но у неё не вышло. Она теперь в своей комнате сидит, дуется. Ты не думай, камаитачи её не поцарапал, я не дал.
Ханэ снисходительно усмехнулся. Шиёки ещё не умел лгать так, чтобы другие принимали его слова за правду: он хмурился и смотрел исподлобья, словно Ханэ уже обвинил мальчишку во всех грехах.
— Правда, не поцарапала, — уже не так уверенно повторил Шиёки. — Ну, может, чуть-чуть.
Немудрено, что Шиёки прибежал к ним с матерью в такой спешке. Юный наследник не желал сталкиваться с родителями, когда те прознают, откуда у его сестры такие раны. Наверняка он хотел пересидеть этот день в безопасном месте и вернуться, когда родительский гнев схлынет.
— Ты сейчас отправишься на Нижний Рынок?
Ханэ кивнул, уже понимая, куда брат клонит.
— Я там ни разу не был. И камаитачи этого мне надо куда-то деть…
“Пока его у тебя не отобрали”, — мысленно закончил за него Ханэ.
— Ты не хочешь оставить его себе? — вслух удивился он.
— Зачем? У нас и так прирученных камаитачи полно. Я и этого ловить не хотел, просто увлёкся очень.
Шиёки замешкался — и куница вырвала прутик из его руки. Затащив добычу в клетку, камаитачи с мстительным рычанием впился зубами в ветку, которая громко захрустела на зубах.
Ханэ смотрел на них, подперев кулаком щёку. Он не собирался таскаться с наследником по местам, по которым тому пока бродить не положено. Если там с Шиёки что-то случится, с него спросят первым. Нет уж, боги милосердные, не надо нам такой радости.
— Хорошо. Давай я возьму твою куницу и принесу выручку?
Шиёки задумался. В какой-то момент Ханэ показалось, что мальчишка согласится, но мгновением позже понял свою ошибку.
— Я хочу поискать там что-нибудь для Хины. Сам.
— У нас лавки в городе внезапно кончились?
— Это не то, Хине не подойдёт обычное украшение или коробка со сладким печеньем, понимаешь? — терпеливо принялся объяснять Шиёки. — Я хочу найти что-то необычное.
— Из необычного ты найдёшь только приключения на свой хвост и мою голову. Если так хочешь попасть на Нижний Рынок, попроси кого-то другого.
Шиёки заносчиво фыркнул и отвернулся. Ханэ не было дела до его обид. Старший вранолюд уже направился к двери, когда наследник вдруг заявил:
— А я всё равно пойду за тобой.
— Иди, — безразлично ответил Ханэ, внутренне холодея. В его планы совсем не входило угробить наследника, только потеснить в борьбе за власть. — Только подумай хорошенько, как будешь возвращаться. И что ты скажешь родителям, когда они поймут, где ты был.
Шиёки скривился, но не отступил.
— Я скажу им, что ты согласился показать мне Нижний Рынок.
Маленький паршивец подхватил клетку, наспех прикрыв её какой-то тряпкой, и подошёл к нему. Ханэ окинул его придирчивым взглядом и вздохнул, прикидывая, в каком из мест Нижнего Рынка можно оставить Шиёки, чтобы найти его позже живым и здоровым.
Наследник смотрел на него ясными глазами, полными надежды. Ничего не сказав, Ханэ развернулся к выходу.
Шиёки вышел за ним в коридор. Сначала держась на небольшом расстоянии, юнец вскоре понял, что прогонять его не собираются, и зашагал вровень с Ханэ. Куница ворчала в клетке, с любопытством глазея на всех встречных через небольшой зазор в самом низу, где ткань прилегала не так плотно.
Вскоре светлые стены дома остались позади. Когда они подошли к парадным воротам, Шиёки крепче прижал к себе клетку. Из сторожки выглянул подтянутый вранолюд.