Дамы с заначкой
Ангелина ЧАЦКАЯ
ДАМЫ С ЗАНАЧКОЙ
1
Весна наступила как всегда неожиданно. Едва потеплело, как на город обрушился отвратительный настойчивый ветер, несущий песок. В транспорте запахло пылью, разморенные на солнышке пассажиры выползали на остановках едва дыша, попадали в могучие объятия ветра и ворчали: «Ну вот и дождались весны». Люди боролись с климатом, но в последнее время климат здорово преуспел в этой борьбе. Только старожилы еще помнили четкое деление на сезоны: морозные зимы и жаркое лето, теплую и солнечную весну с одуряюще пахнущими плодовыми деревьями, которые не замерзали через неделю после начала цветения, осень, богатую овощами и фруктами, выращенными здесь же, а не в Турции или на Кипре. Край, представление о котором сформировал хит советской киноиндустрии «Кубанские казаки», в последние годы не тянул даже на декорации к этому фильму. Но Валерия не замечала этих перемен. Если бы кто-нибудь заговорил с ней на подобную тему, она только пожала бы плечами. Что же тут удивительного? Глобальные изменения — дань, которую цивилизация платит за свое существование. А для Валерии не было ничего милее своего угла, она была тем самым куликом, который ни на что не променяет свое болото.
Всю неделю она возвращалась домой поздно.
Вот и сегодня из-за накопившихся дел пришлось задержаться. В последние дни она чувствовала себя неважно, ей было неприятно смотреть на себя в зеркало по утрам и по вечерам. Казалось, она приучила себя не думать о личной жизни и о «биологических часах», как пишут в женских журналах, но в глубине души она знала причину своего состояния.
«Я одинока, жутко, невыносимо одинока, и я не могу больше так жить, — неожиданно сказала она своему отражению в зеркале и заплакала, сев на край ванны. Она плакала недолго, но громко, навзрыд, по-детски всхлипывая и шмыгая носом, размазывая слезы с остатками нанесенной питательной маски. — Неужели я такая уродина? — В поисках ответа она опять бросила взгляд на слегка запотевшую гладь зеркала. Зеркало равнодушно отразило заплаканное веснушчатое лицо в красных пятнах, с распухшим расплывшимся носом, куцыми слипшимися ресницами и предательски дрожащими губами. — Нет, я не верю, я сильная. Я возьму себя в руки. Бабуля, ну почему я не похожа на тебя?»
Она умылась холодной водой, потом плескалась еще некоторое время — то держа руки под ледяной струей, то прикладывая их к вспухшим векам и горячим щекам. Расчесала волосы роскошной щеткой с инкрустацией из черепахового панциря двести раз" как и учила ее бабка Наталья. «У настоящей барыни, — говорила она, — должны быть богатые волосы и холеные, руки. Не нужно быть красавицей, нужны лишь стать и нрав. А нрав у тебя мой, то, что надо».
Валерия сняла атласный халат и осталась в кремового цвета сорочке, отделанной тончайшим кружевом. Спать, быстрее заснуть и больше ни о чем не думать, завтра будет день, и новые хлопоты заставят отодвинуться на задний план эту неразрешимую, заклятую проблему. Она легла и натянула одеяло до подбородка, чувствуя жжение под опухшими веками, и начала равномерно дышать, вдыхая через нос, а выдыхая через рот, чтобы успокоиться.
Валерия открыла глаза. В лицо ей бил солнечный свет. В дверях появилась бабка в строгом черном платье, с жемчужной ниткой на шее и косой, в виде короны уложенной на голове.
— Бабушка, что с тобой? Что-то случилось?
Бабушка молчала. Неожиданно потемнело, небо заволокли тучи, в комнате появился туман, который постепенно густел, и вскоре Валерия не могла уже видеть бабку Наталью, она лишь слышала свистящий шепот: «Верни все, верни. Только ты это можешь». Туман сырыми хлопьями стал прилипать к ней, она почувствовала, что не может вырваться из его цепкой сырости, хотела закричать, но он начал душить ее, вползая в открытый рот. Задохнувшись, с глазами, полными слез, она села в кровати, не понимая, где она и что происходит. В спальне было очень холодно и сыро, слегка приоткрытое с вечера окно распахнулось настежь из-за сильных порывов ветра. Занавеска вилась под потолком. На улице лил холодный серый дождь. С портрета скорбно смотрела бабка Наталья.
— Я верну все, — прошептала Валерия пересохшими губами, — Если нужно будет, я вырву свое… Клянусь.
* * *— Толик, это ты?
Мать была на кухне, как всегда готовила какое-то очередное суперблюдо, чтобы угодить своему красавчику-сыну.
Как ему надоела эта убогая жизнь и эта квартира, и даже мама с ее нелепым обожанием и постоянной готовностью исполнять все его прихоти! Что она понимает в жизни? В той жизни, которую он видел во сне так ясно, что казалось ее можно потрогать? Оставаться дома было невыносимо. Он переоделся в любимые черные джинсы, надел легкий лиловый джемпер, взял мобильник, сунул бумажник в задний карман" пересчитав деньги еще раз, как будто их могло стать больше. В коридоре схватил черный замшевый пиджак и, не заглядывая в кухню, бросил на ходу:
— Ма! Я ушел!
— Толик, а ужин? — спохватилась мать, но дверь уже захлопнулась за ним.
Он дошел до ближайшего киоска и купил банку пива, открыл и жадно сделал несколько глотков, Холодное пиво слегка погасило пожар в его груди. Так, с банкой в руке, он двинулся в направлении любимого боулинг-клуба.
* * *Уже была половина девятого, а я все еще торчала в пробке на Старокубанской. Ну просто гиблое место. В девять часов у меня встреча с клиенткой в центре города. Еще вчера шефиня предупредила, что клиентка — новая русская из породы самодуров, запросто вываливала на голову официанту икру, если она была недостаточно свежей. Впрочем, об этом я даже не думала, — мое внимание было всецело поглощено рассматриванием стоящих вокруг автомобилей. На любой из них я поменяла бы не глядя свою «шестерку», все еще резвую, но слегка побитую. Машина слева была хороша: новый серебристый «БМВ». «А стоит в пробке, как все, — философски сказала бы Клавдия, моя лучшая подруга. — Ты бы лучше на мужчин обращала внимание».
Я как будто услышала ее голос. Мужчина за рулем был ничего, даже очень, настоящий мачо аля Бандерас, смуглое лицо, ни бороды, ни усов.
Интересно, какие у него глаза? А вдруг синие?
Солнцезащитные очки скрывали глаза водителя.
И солнца вроде нет уже неделю. Я пялилась на парня. И место рядом с водителем свободно…
Сигнал машины сзади перемежался с весьма крепкими выражениями. Неужели это в мой адрес?!
— Ты ехать собираешься, коза безрогая?!
Романтические грезы рассеялись, и я попыталась лихо тронуться с места, но машина предательски хрюкнула и заглохла. Вот черт, опять форс-мажор! Серебристый «БМВ» равнодушно скользнул мимо. Я с изумлением увидела, как из заднего окна спланировал легкий шифоновый шарф цвета спелой моркови и приземлился прямо в лужу рядом с моим передним правым колесом. Сто шестьдесят у.е. в бутике неподалеку. Забавно, пару дней назад я сама рассматривала такой же и презрительно хмыкнула, когда увидела ценник. Не то, чтобы у меня не было этих денег, но отдать их за простой кусок шифона (хоть и натурального) было бы очередным взносом в «Фонд глупости», как я это называю. Я и без того частенько делаю взносы в этот фонд. Дома в обувнице уже стояли славные туфельки из змеиной кожи, которые я однажды рискнула надеть, но через несколько шагов выяснилось, что носить их можно только в руках. И если бы не встретился на моем пути армянский обувной салон «Грант», я пришла бы домой босиком. Или вот, например, чудненький сарафанчик, на который я клюнула из-за веселенькой расцветки и купила без примерки, даже не разобравшись со способом его надевания. Придя домой, я запуталась в лямках, а когда натянула его на себя, обнаружила, что размер моего бюста не был предусмотрен в данной модели. В итоге я подарила его своей бывшей однокурснице, которая отличалась поразительной субтильностью. Я и сама не являлась эталоном высокого роста, но рост Даши вызывал трепетное отношение окружающий: однажды на море нас приняли за мать с дочкой.