Нежеланная дочь

Дарина пожимает плечами.
— Да, — отвечает дочь, вздыхая.
— Дара, все будет хорошо, не переживай, — пытаюсь успокоить ее (и себя, наверное, тоже), поправляю одеяло и беру ее за руку. Рука кажется мне горячей. Трогаю лоб — вроде все нормально. — Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно вглядываюсь в черты лица.
— Жарко немного, — Дарина облизывает губы. — И пить хочется.
— Принести?
— Ага.
Встаю и открываю окно на проветривание. Не скажу, что в комнате жарко, но воздух сухой, надо будет купить в эту комнату увлажнитель. Приношу дочке стакан воды. Дарина отпивает совсем немного и возвращает его мне.
— Я поставлю на стол, — решила оставить стакан в комнате. — Вдруг ночью захочешь пить.
— Спасибо, мам.
Наклоняюсь поцеловать дочь перед сном, как в комнату заходит Сергей.
— Секретничаете? — улыбается он.
— Нет, — отвечаю.
— Полина, ее не продует? — Сережа замечает приоткрытое окно.
— В комнате душно. Сейчас проветрится и прикрою.
— Не надо, мам. Пусть останется так. Мне жарко.
Дарина сползает с подушки, на которую опиралась спиной и укладывается спать.
— Спокойной ночи, детка.
— Спокойной ночи, мам, пап. — Дарина пытается улыбнуться, но улыбка выходит слабой.
— Сереж, мне не нравится ее состояние, — говорю мужу, заходя в спальню.
— Полина, она справится. Вот увидишь. Представь, какой это шок сейчас для нее.
— Представляю. Вдруг узнать, что у тебя не только есть брат, но еще и то, что он учится с тобой в одном классе, даже для взрослого не так просто.
— Она привыкнет. Им нужно поговорить с Филиппом. Пусть они сами решат, как будут общаться и вести себя. Они еще дети, им проще это принять.
Но проще не получилось. Утром, зайдя в комнату к дочери, чтобы разбудить в школу, услышала слабый стон. Дарина беспокойно металась по кровати, мотая головой, словно ей снился страшный сон, Степка вместе с одеялом валялись на полу. Я коснулась лба дочери — она просто горела! Высокая температура, поднявшаяся за ночь, сильно напугала. Еще один недостаток моей работы: я не всегда могу взять больничный по уходу. Пришлось звонить маме, чтобы она приехала, и вызывать скорую — температура не сбивалась.
Врачи скорой помощи не нашли никаких признаков воспаления. Горло было чистым, дыхание ровным, и, поставив укол, они уехали.
До этого я не знала, что из-за сильного эмоционально стресса организм может так отреагировать. И получалось, что не так уж легко приняла моя дочь правду о своем рождении. И приняла ли?
* * *
Почему-то когда хочешь освободиться пораньше, получается наоборот. И сегодня, как специально, появлялось то одно, то другое. Утешало одно: мама сказала, что температура у Дарины спала и больше не повышалась, но я все равно очень переживала за дочь. Да и как не переживать, если на единственного ребенка никогда не хватает времени.
Стук в дверь учительской вырвал из груди вздох. Вот что еще могло случиться?
— Войдите! — говорю громко.
Собрав классные журналы седьмых классов, развернулась, собираясь сказать, что журналов на этом уроке в классах не будет, потому что в учительскую стучат обычно только за этим. Каково же было мое удивление, когда в совершенно свободный кабинет вошел Лебедев, заняв своей внушительной фигурой достаточно много места, отчего наша светлая и просторная учительская стала казаться меньше.
— Что случилось? — Почему-то в присутствии бывшего мужа я совершенно забываю не только о педагогическом такте, но и об элементарной вежливости.
— Здравствуй, Полина. — У Лебедева в отличие от меня с вежливостью все в порядке.
— Добрый день, — отвечаю, проигнорировав фамильярность бывшего. — Что случилось? — повторяю вопрос.
— Полина, а Дарина уже дома?
— Дарина? — Я немного сбита с толку. — Она сегодня не ходила в школу.
— Почему?
— Ты пришел спросить меня про Дарину? — бросаю коротко. — Если это все, то мне нужно идти.
— Нет. Филипп не пришел домой.
— Этого только не хватало! — вырывается против воли. — Уроки у них закончились час назад… — вслух вспоминаю расписание 5-А. — Ты сообщил классному руководителю?
— Нет. Пришел сам. Дома его нет, на звонок не отвечает, — говорит Костя.
— Гудок идет?
— Да.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Уже лучше. Возможно, Филипп просто не слышит звонок, или звук на телефоне убавлен. Они сейчас всегда ставят на беззвучный режим, чтобы не палиться на уроках. Он всегда сразу приходил домой?
— Да. У него в пять тренировка. Нужно поесть и переодеться.
— Подойди к классному руководителю, пусть она позвонит кому-нибудь из ребят. Может, кто-то из одноклассников знает, куда он мог пойти, — предлагаю я.
— Мне бы не хотелось ставить ее известность. Вчера у нас с ним был разговор… — начинает говорить Костя, и я понимаю, что ребенок тоже получил потрясение. Только в отличие от моей дочери мальчик ушел в неизвестном направлении.
— Хорошо. Я сама возьму номера одноклассников и обзвоню их. Как только что-нибудь узнаю, сообщу.
— Спасибо, Полина.
— Пока не за что.
Я смогла дозвониться лишь до тех, чьи телефонные номера были указаны в личных делах, чтобы не привлекать внимания Ольги Васильевны. Но никто из ребят не знал, куда мог пойти Филипп. Хотя все утверждали, что он был такой же как и всегда. Никаких сильных изменений в его поведении они не заметили. Я уже собиралась идти по адресам, как мне позвонил сам Костя. Его контакт я сверила по данным в журнале: номер был прежний. Усмехнулась про себя — я ведь тоже не меняла номер телефона, но это сейчас абсолютно не важно.
— Слушаю.
— Полина, это Костя.
— Я поняла. Есть новости о Филиппе?
— Да. Ты оказалась права: он забыл включить звук на телефоне.
— Он вернулся домой? — Ловлю себя на том, что злюсь, потому что информация идет в обратном порядке. Мне нужно знать сначала факт, а уже потом причину!