Ставка на тебя
– Мне надо идти, Мариш, – прочищаю горло. – Я позвоню.
– Саш, – Марина, наконец, хватает меня за руку и сдавленно шепчет: – Кто это?
– Просто знакомый, – стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно, но как тут держать себя в руках, когда в этот самый момент Крестовский походкой профессионального Джеймса Бонда спускается по лестнице и подходит к нам.
– Я Стас, – говорит он застывшей подруге. – А вы должно быть, Марина. Извините, не могу оставить с вами Александру. Нам пора.
Он молча протягивает руку и накрывает своей ладонью мои холодные пальцы, которые так сильно сжимают ручку чемодана, что их начинает сводить.
– Я заберу, – говорит чуть насмешливо. – Жду тебя в машине.
Когда он отходит на достаточное расстояние и начинает о чем-то беседовать с водителем, который укладывает в багажник наши чемоданы, я, наконец, набираюсь смелости, чтобы взглянуть на подругу.
– Саша… – начинает она. – Что происходит?
– Я… Это работа, – неумело вру, прекрасно понимая, что Марина ни за что не купится на подобное объяснение, и все же, продолжаю: – Проект на десять дней. Не волнуйся, ради бога.
Я вновь порывисто обнимаю подругу, понимая, что у меня есть максимум десять секунд до того, как она придет в себя и засыпет меня градом вопросов.
– Все расскажу, когда вернусь, – обещаю на прощание и, развернувшись на каблуках, быстро иду к машине, рядом с которой меня ждет Стас Крестовский.
На протяжении всей поездки до аэропорта я ощущаю на себе пристальный взгляд мужчины. Внешне стараюсь на него не реагировать, но это, конечно, нелегко. Все как-то навалилось в один момент – и внимание Крестовского, от которого я вся горю, и мысли о муже, и встреча с Мариной… Разговор с подругой будто открыл невидимые шлюзы и на меня обрушился поток неизбежной реальности происходящего, а следом пришло пугающе четкое осознание того, что все это не сон. Я оставляю свою жизнь и лечу с посторонним человеком неизвестно куда и неизвестно для чего. Этакая безвольная кукла. Уму непостижимо.
Резко вздрагиваю и инстинктивно обхватываю себя за плечи руками, чем вызываю неожиданный вопрос Крестовского.
– Замерзла? – он выключает кондиционер, нажав на кнопку пульта, находящегося у него под рукой.
– Нет, – отвечаю резче, чем стоило бы. – Меня просто раздражает ситуация, в которой я оказалась.
– Ты расстроена, – соглашается он мягко. – Что ты сказала подруге?
– А вы как думаете? – встречаюсь с бездонными синими глазами, от взгляда которых сердце сбивается с привычного ритма.
– Я не могу залезть в твою голову, Александра, – по машине раскатывается низкий голос с уже привычными хриплыми нотками. – Но сомневаюсь, что ты рассказала ей правду.
– А вы считаете, что нужно было рассказать обо всем, как есть? – взрываюсь я. – Интересно, как бы повела себя подруга, если бы узнала, что мой муж проиграл меня в казино, а самоуверенный бизнесмен решил забрать меня в качестве трофея, вместо того, чтобы найти какое-то цивилизованное решение вопроса? Нет уж. Такая правда разобьет сердце любому.
– Твое сердце разбито? – с задумчивым видом цепляется за последнюю фразу.
– На мелкие осколки, – глухо отзываюсь я, отворачиваясь в сторону окна и всем своим видом демонстрируя, что продолжать этот разговор я не желаю.
Глава 8Все-таки жизнь становится гораздо проще, когда деньги – не проблема. VIP-зал аэропорта, бизнес-класс самолета, любое желание по щелчку пальцев – кажется, Крестовский живет в каком-то совершенно другом мире, который я раньше видела только в кино. И все же нет ощущения, что он как-то этим кичится, скорее, для него все происходящее – обыденная норма, на которую он даже не обращает внимания. Несмотря на свой статус он остается предельно корректен с водителем, официантом, девушкой за стойкой регистрации и стюардессой. И это подкупает. Дениса, например, мог вывести из себя совершенно пустячный повод, вроде неправильно лежащей на столе салфетки или недостаточно быстрого, по его мнению, обслуживания.
Морщусь от мысли, что вновь невольно сравниваю двух мужчин, так круто изменивших мою жизнь, и сравнение, к сожалению, снова не в пользу моего пока еще мужа.
– До посадки еще двадцать минут, – говорит Крестовский, когда мы проходим зону досмотра и оказываемся в уютном бизнес-лаунже. – Я попрошу, чтобы тебя проводили в комнату, где ты сможешь переодеться.
Пару секунд я растерянно хлопаю глазами, а потом просто киваю. Не нахожусь что ответить, потому что этот мужчина в очередной раз ставит меня в тупик своей наблюдательностью. Я всю дорогу в машине думала, как некомфортно мне в ненавистном платье и в туфлях на шпильке, но то, что он тоже это заметил о многом говорит. Впрочем, может быть, ему просто не нравится, что я щеголяю на людях в его рубашке.
Захватив с собой чемодан, скрываюсь за дверью уединенной комнаты, а через пять минут возвращаюсь обратно к столику, за которым мужчина неспешно потягивает кофе. Его взгляд одобрительно скользит по моим классическим синим джинсам, белой футболке и удобным кедам, на мгновение задерживается на груди, потом лениво поднимается к лицу.
От его взгляда мне жарко, по спине бегут мурашки, а в животе возникает невесомость, будто там надули воздушный шарик. Как же раздражает!
– Удовлетворены? – срывается с моих губ очередная дерзость.
– Хочешь услышать комплимент? – с мягкой улыбкой отзывается Крестовский.
– Конечно, нет! – бросаю резко, злясь на его способность постоянно брать надо мной вверх даже в таких пустячных, ничего не значащих перепалках.
В самолете я вся на нервах. Наверное, только тут окончательно осознаю, какой невообразимый крен приняла моя жизнь. Как сон. Но проснуться уже не надеюсь – Крестовский рядом со мной чересчур реален. Реален его запах. Его дыхание. Прикосновение мощного плеча к моему, когда он тянется, чтобы посмотреть в иллюминатор. Низкий голос и взгляд, от которого внутри медленно тлеет огонь.
От этой агонии меня не спасает даже решение погрузиться в работу, которая в самые тяжелые периоды жизни обычно служит для меня панацеей. Еще на взлете я прошу у стюардессы блокнот и карандаши, чтобы порисовать, но через некоторое время хаотичного вождения грифелем по листку с раздражением захлопываю блокнот и откладываю его в сторону.
– У тебя неплохо получалось, – звучит над ухом любопытный голос Крестовского. – Почему прекратила?
– Потому что получалось отвратительно, – огрызаюсь я, смущенная тем, что он, оказывается наблюдал за мной все это время. – Нет вдохновения.
– Ты рисуешь? Я имею в виду, профессионально?
– Что-то вроде того, – отвечаю напряженно, складывая руки на груди и невидящим взглядом изучая облака в иллюминаторе.
– Так и будешь дуться все десять дней? – уточняет он спокойно, ничуть не задетый моей демонстративной отстраненностью.