Вертихвостка (СИ)
— Откуда ты знаешь? — бросил на друга косой взгляд, почти прорычал Влас. — Про Бродского?
Сергей вздохнул, покачал головой, а потом дипломатично произнес:
— Не суть важно. Просто у меня ощущение, что он только с тобой… такой. С другими он ведь не так себя ведёт. Он обычный человек, разговаривает нормально, очень вежливый, любезный. И всегда поможет и поддержит, и никогда никто слова от него дурного не слышал. Так может, дело в тебе или?..
— …Или у него такая манера поведения со всеми любовниками, — закончил Влас. Шестеренки в башке крутились с бешеной скоростью. Сергей отправил его мысли в нужную сторону, теперь оставалось только позволить им дойти до правильного вывода. — Думаешь, у него проблемы с доверием?
— Думаю, тебе стоит чекнуть его прошлое, — мягко улыбнулся друг, похлопав Власа по плечу. — Ладно, я пошел, а ты не наседай на него. Лучше расспроси поподробнее, как он съездил, что видел, кому помог. Он ведь ждет, что ты спросишь.
Влас замер, почувствовав, что захлебывается в накатывающем волнами жгучем стыде. А ведь и правда, он ни разу не спросил про поездку, а Сашка столько раз пытался завести этот разговор, но, натыкаясь на стену, отступал. И, отказавшись от доставки, взялся сам готовить скорее всего просто чтобы они смогли побыть вдвоем, поговорить, потому что знал, что, едва тарелки опустеют, они сразу же начнут или ругаться, или полетят в кровать.
Он столько раз был готов к нормальному разговору, а Влас все испоганил. Опять.
— Я понял, — хриплым голосом произнес он, устремив невидящий взгляд в пол.
— Вот и молодец, — улыбнулся Сергей, а потом, еще раз сжав его плечо, ушел, прикрыв за собой дверь.
Постояв еще немного в тишине и одиночестве, Влас с силой потер лицо ладонями, пытаясь прийти в себя, и направился на кухню только когда щеки перестали пылать от стыда.
— Прости, — начал он сходу, глядя на сидящего на стуле, как и прежде замотанного в одеяло, Сашку. — Я идиот.
— Не буду врать, я все слышал, — произнес в ответ Яновский, поглядывая на любовника поверх кружки с кофе. — Каждое слово.
Он кивнул на стоящую на столе вторую чашку сваренного для Власа кофе и, только когда мужчина сел напротив, добавил:
— Хочешь «чекнуть мое прошлое»? Я бы и сам рассказал, если бы ты хоть раз спросил о нем.
Не чувствуя в себе силы, чтобы что-то ответить, Влас просто замер, пялясь в стол. Нужно было начать не так, но он боялся испортить всё.
А Саша тем временем медленно пил кофе, устало привалившись плечом к стене.
— Я уеду, — сообщил он спустя какое-то время.
— Зачем? — мертвым голосом поинтересовался Влас и тоже взял в руки свою чашку. — Даже шанса не дашь?
Яновский будто даже задумался, поскольку надолго замолчал. Правда, когда Влас поднял на него взгляд, то обнаружил во взгляде любимых серых глаз только боль, разделенную напополам со странной насмешливостью. Саша все это время смотрел на него и… и вдруг протянул руку, коснулся нагретой кофейной кружкой ладонью лица мужчины, погладив покрытую щетиной щеку.
Эта ласка, это первое нежное действие, проделанное не с целью соблазнить, а с целью утешить, вызвало у Власа такую бурю эмоций, что он не сдержался, накрыл теплую ладонь своею, сжимая изящные пальцы любовника…
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — тихо признался он, с беспомощным обожанием глядя на Яновского, понимая, что вполне может напороться на шипы безразличия и тогда…
— Так нужно, — печально улыбнулся Саша, но руку отнимать не стал, — нам обоим нужно время, чтобы выдохнуть. Я должен ехать. Меня ждут.
Власу было глубоко плевать на всех, кто ждет. Он хотел запереть двери на все замки, забаррикадироваться и выкинуть в окно всю одежду, технику, а Яновского — привязать к себе цепями.
Но он лишь раздраженно поморщился и отстранился, замечая, что в ответ на его эмоции Саша тоже нахмурился.
— Ладно, мне пора, — произнес он, поднимаясь на ноги. Мельком выглянув в окно на улицу, где уже начинал накрапывать мелкий дождик, он, решительно заявив: — я вызову такси, — ушел в спальню, придерживая одеяло на плечах.
Влас посидел еще секунды две, а потом подорвался следом.
— Стой! А к кому это ты собрался? — почти рявкнул он, дергая за угол пуховой накидки. Край выскользнул у Яновского с рук, и одеяло упало с плеч с тяжелым глухим звуком. — Черт…
Саша стремительно развернулся, глаза его полыхнули дикой яростью, но всего на секунду, а потом все снова затопила горечь, только такая густая и благородная, будто терпкий высокоградусный ликер.
— Нравится? — гордо и невозмутимо поинтересовался Яновский, расправляя плечи и откидывая волосы назад, чтобы Власу было лучше видно…
А посмотреть было на что.
Мельком увиденные засосы и следы от пальцев на шее оказались еще цветочками. Синяки были по всему телу и особенно много на боках. Но хуже всего была корка запекшейся крови на белой коже бедра.
Нет, конечно, у них и раньше не было нежного секса, но Власу все равно казалось, что сегодня он перешел грань. От легкого удара такие синяки не расцветают.
— Вот и хорошо, — прошипел Яновский и отвернулся, складывая руки на груди. — А теперь выйди.
Пока Влас ждал его на кухне, успел в сотый раз прокрутить события утра, раскладывая по полочкам каждое слово, каждый жест, пытаясь найти ответы на вопросы. По всему выходило, что он просто скотина похотливая, которая не умеет член в штанах держать. Но Саня тоже хорош! Затыкал его поцелуями! Знал же, что после воздержания длиной почти год у Власа уже пар из ушей валил от желания кого-нибудь трахнуть!
Нет, не «кого-нибудь», а конкретно этого провокатора!
— Я все, — сообщил Яновский, торопливо обуваясь. Он снова был в своей дутой голубой курточке и белых штанах, скрывающих преступление, совершенное Власом в припадке беспричинной жестокости. — Такси вызвал, приеду — позвоню…
— Угу, — холодно отозвался мужчина, небрежно прислоняясь к дверному косяку. — Телефон взял?
Саша хлопнул себя по карману, проверяя, и кивнул.
— Да, так… — он резко развернулся и ушел в спальню за вещами, а когда вернулся, то в одной руке у него оказалась тяжелая сумка, а в другой — оживший ромашково-васильковый букетик.
Заметив устремленный на цветы взгляд Власа, Яновский мучительно покраснел и, неловко переступив с ноги на ногу, вздохнул.
— Я пошел, — наконец-то заявил он, понимая, что от мужчины комментариев не дождется.
Влас шагнул вперед, повернул щеколду и распахнул дверь пошире, а потом отступил, давая пройти.
Он не хотел ничего говорить. Ему и не было чего сказать, ведь он сам не понимал, что за херня творится с Яновским.
Все, что он мог, это беспомощно смотреть ему вслед.
***
— Александр Николаевич, вот Кольцов в пятой палате опять спрашивал за эти дурацкие капельницы. Говорит, хочет «прокапаться», а я ему объясняю, что назначать можете только вы или Мария Владимировна! А он…
— Хорошо, Настя, я поговорю с ним, — ответил Яновский, делая пометку в блокноте. — Журавлева как-то высказывалась по этому поводу?..
— Да я не успела спросить, — кисло промямлила девушка. — Она и так себя неважно чувствовала, я уже не стала ее дергать.
— Ясно, — отмахнулся Саша, просматривая свои записи. — Знаете что? Покапайте ему физраствор, хуже не будет. Только не врите, что это лекарство. Скажите, я прописал и объясните пользу. Ну, поубедительнее, с огоньком, как умеете.
Настя просияла, заулыбалась и, кивнув, убежала в процедурную. А Яновский выдохнул, на секунду зажмурился, восстанавливая дыхание, и резко развернулся к нетерпеливо переминающемуся за спиной Власу.
— Ну что еще?!
— Двадцать минут уже, — сообщил тот, постучав ногтем по циферблату своих часов. — Твоя смена закончилась двадцать минут назад.
Саша только глаза закатил, поднял повыше медицинскую маску и прошествовал мимо мужчины, намеренно задев его плечом.
Влас такого терпеть не стал. Он с самого утра был на взводе: на работе выдрючили по полной программе, навязав никому не всравшуюся командировку, от которой Серега, безропотный баран, конечно не стал отказываться! Серега согласился, а Влас был вынужден ехать прицепом!