Стажировка (СИ)

— Угостив меня ужином, вы не оставили выбора, — продолжая смеяться, Лайя поднялась из-за стола, аккуратно придерживая полы платья.
На смену им в ресторан тут же впустили другую пару. Парижский вечер дышал свежестью и очарованием. В каждом его мгновении сквозили романтика и влюблённость, сладостное предвкушение чего-то необычайного.
— Чтобы понять Париж, в нём нужно заблудиться, — Влад шёл неспешно, как будто тоже смакуя французскую ночь, которую вкушал уже тысячи раз до этого.
Лайя следовала рядом, не очень желая теряться, что бы он там ни говорил. Наконец показались многочисленные своды, под которые они вошли и оказались на площади перед дворцом. Она была усеяна ровными рядами чёрно-белых колонн разной высоты.
— Это Пале-Рояль, — Влад подал Лайе руку, чтобы она смогла встать на один из полосатых пьедесталов, и теперь они были почти одного роста, — королевский дворец. Мне нравится это место. Оно не очень популярно у туристов, но, может, это и к лучшему: здесь нет такого столпотворения, как у башни или Лувра.
Влад захватывающе рассказывал историю Пале-Рояль. Про кардинала Ришельё, для которого и был построен дворец, про Анну Австрийскую и кардинала Мазарини, что жили здесь позже, о том, как «Король-Солнце» поселил там свою фаворитку герцогиню де Лавальер.
— Сейчас во дворце Государственный и Конституционный советы и Министерство культуры. А колонны, колонны Бюрена, появились только в восьмидесятых. Парижане до сих пор спорят, красота это или уродство. Но современное искусство вообще сложно понять. Там дальше есть сады, посмотрим?
В этот вечер всё красноречие Лайи заключалось в утвердительных кивках. Она вновь ухватилась за протянутую ладонь, казавшуюся необычайно приятной на ощупь, спустилась на землю и пошла следом за Владом, который так и не отпустил её руку. Они неспешно прогулялись вдоль благоухающих клумб и озера, насладились фонтаном и вновь вышли на оживлённую улицу Риволи.
На Париж медленно опускалась ночь. Торговцы зажгли лампы, направляя их на свой товар, со всех сторон лилась музыка, а вдалеке сотнями огней переливалась Эйфелева башня, и Лайя застыла на месте, поражённая её красотой, — вчера она этого не видела. Если бы она не влюбилась в Париж до этого момента, то непременно сделала бы это прямо сейчас. Зрелище было настолько прекрасным и таинственным, что не осталось слов, чтобы хоть как-то его описать.
— О, понимаю, — Влад замер рядом с ней. — Этим нужно насладиться сполна.
Вскоре волшебство закончилось, и они двинулись дальше вдоль старинных стен, которые теперь подпирали прилавки. Влад остановился у небольшого магазина и наконец отпустил руку девушки.
— Подождёте меня немного? Для следующей остановки нужно кое-что приобрести.
Лайя опять кивнула, ощущая себя совсем уж глупой, и подошла к торговцу, чтобы рассмотреть многочисленные магниты и брелоки. Тот тут же принялся расписывать свой товар на всех языках мира, пытаясь угадать, на каком говорит потенциальная покупательница. Пять маленьких башен за три евро, одна большая за пять, возьми два магнита, а третий получи в подарок — чего он только не предлагал, пока не вернулся Влад с небольшим бумажным пакетом.
Идти далеко не пришлось — они перешли дорогу, прошли буквально пару метров и оказались в Саду Тюильри. Сюда Лайя зайти до этого ещё не успела. Здесь было тихо, где-то играли на скрипке, и народу, вопреки ожиданиям, оказалось совсем немного, разве что у колеса обозрения толпились желавшие посмотреть на Париж с высоты.
Влад шёл вперёд уверенно и остановился лишь когда они поравнялись с центральным восьмиугольным бассейном. Рядом нашлись знаменитые зелёные стулья, и Влад с Лайей устроились у воды. Девушке было любопытно, что же такое он купил в магазине, и Влад не стал томить её, достав две небольшие бутылочки вина и упаковку разноцветных макарунов. Он ловко открыл бутылки, одну из которых тут же протянул Лайе.
— За вечер, — с улыбкой проговорил Влад.
— За вечер, — эхом отозвалась Лайя, чокаясь с ним вином.
Напиток раскрывался на языке приятной кислинкой, а печенье — не приторной сладостью. Le romantisme — романтика, она буквально витала в воздухе сада, казалось, что вот-вот станет осязаемой и её можно будет потрогать. Наслаждаясь моментом, Лайя прикрыла глаза и откинула голову. Было так хорошо, что это казалось неправдой.
 
Близость почти незнакомого мужчины интриговала. Лайя села ровно и посмотрела на него. Влад пригубил вино, поболтал бутылкой в воздухе, будто определяя, сколько там ещё осталось, сделал очередной глоток и почувствовал её взгляд на себе. Он повернулся, и теперь их лица были в опасной близости.
Лайя затаила дыхание. Вино даровало свободу. Больше не было рамок в голове, которые могли бы остановить потому, что что-то неправильно или непозволительно. Теперь были только губы Влада на её губах, губы, которые разделяли требовательные, жаркие поцелуи, не знавшие начала и конца. И для Лайи — девочки с синдромом отличницы, которая всегда поступала только правильно — это было таким открытием, таким сумасшедшим вихрем эмоций внутри, что казалось, она сейчас задохнётся от восторга.
🎶 Frank Sinatra — Strangers in the night
Вдруг Влад остановился, немного отстранившись, и погладил Лайю по щеке. Она закрыла глаза от этого нежного прикосновения, полностью растворяясь в ласке.
— Если мы сейчас не уйдём, — шепнул он, — то нас здесь закроют до утра.
Он говорил это как что-то обыденное, словно сейчас нужно будет перейти дорогу, а не остаться на ночь во французском парке. Ещё один короткий, быстрый поцелуй, словно украденный у кого-то, и Влад потянул Лайю за руку, помогая подняться.
Выбросив пакет с опустевшими бутылками в ближайшую урну, он быстро двинулся к выходу из сада, поглядывая на часы и продолжая сжимать руку девушки. До закрытия ворот оставались считанные минуты, но они успели выскочить за них.
В ночном Париже кипела жизнь, и никто не обращал внимания на двоих, которые брели по улице и то и дело целовались, прижимаясь друг к другу. Яркие огни и музыка отвлекали от них, арки скрывали за собой, дома бросали тень.
Уже похолодало, свежий ветер дул с Сены, прогуливаясь по старинным улочкам. Влад помог Лайе надеть свой пиджак, и её ладони утонули в длинных рукавах. Он пах каким-то совершенно сногсшибательным парфюмом, и она окунулась в него целиком, готовая захлебнуться этим запахом. Горячие губы раз за разом накрывали её — такие же разгорячённые, но податливые и покорные. Сладкую пытку терпеть было невозможно — подойдя ближе к дороге, Влад вскинул руку, останавливая такси.
— Куда поедем? — жарко прошептал он ей на ухо на заднем сиденье, бесстыдно поглаживая голую коленку.
— К тебе, — так же шёпотом ответила Лайя, представляя в своей квартире неразобранные чемоданы и отсутствие даже кофе, но совершенно не думая, чем могут закончиться поездки с незнакомцами.
— Rue Littré, six{?}[Улица Литтре, шесть.], — скомандовал Влад водителю, и тот незамедлительно нажал на газ.
Прильнув к Владу, утонув в его крепких объятиях, Лайя смотрела на мелькавшие за окном достопримечательности. Она уже немного протрезвела, однако решения своего менять не собиралась, и пусть ей завтра нужно на работу, пусть она одна в чужом городе, чужой стране и даже на чужом континенте, эти сильные руки на её талии и губы, то и дело оставлявшие поцелуи на виске, не давали шансов.
Стоило только выйти из машины, как Влад тут же обхватил Лайю за плечи и увлёк в новый поцелуй. Её сумка капитулировала и съехала с плеча, остановившись на изгибе локтя, и теперь болталась в воздухе.
В Париже уже была глубокая ночь, но отголоски веселья всё равно пробирались сюда, пусть улица и казалась совершенно пустой. Поднимаясь в квартиру, они останавливались на каждом пролёте, чтобы целоваться снова и снова, словно это наркотик, будто без новой дозы не мила жизнь.
Стоило переступить порог квартиры, как на пол упал пиджак, за ним белая рубашка и чёрное платье. Больше не было преград: Париж жил свою жизнь, а они творили свою. Сладостную, жаркую, полную томного шёпота и безразличия к остальному миру.