Сама дура виновата (СИ)

В эту мою комнату мы с Егором и ввалились, уже вовсю целуясь, и чуть было не занявшись сексом прямо у двери, не дойдя до нее сантиметров тридцать. Но в итоге дошли, справились.
И он замер, открыв рот и оглядывая мою нору — помесь эльфийского сада с блошиным рынком.
— Потрясающе! — заявил он. — Просто потрясающе. Ты прямо чувствуешь тренды, слушай. Если бы ты тут снимала тиктоки… Погоди, еще света надо добавить. Гирлянды поярче и еще по краю кровати диодную ленту — красную или фиолетовую.
— Эй, эй, притормози, — засмеялась я. — Трудоголик какой! Не мое это — лицом торговать, вообще никогда о таком не думала.
— А что ты во время карантина делала? — заинтересовался он. — Большинство тиктокеров раскрутилось как раз во время самоизоляции. Им делать нечего — они снимали, народу делать нечего — они смотрели.
— Читала, — призналась я. — В кои-то веки мой бесконечный список книг стал быстрее сокращаться, чем расти.
Еще я ела.
Говорят, не я одна, но что-то я не заметила на улицах массового прибавления толстяков. Я же все эти нервные весенние месяцы могла поблагодарить за лишнюю десятку на моих весах.
Кстати, о весах!
— О! — Егор обнаружил их рядом с зеркалом — другим моим извечным врагом — и тут же вспрыгнул на них, как будто девчонка какая-то, ей-богу!
— Восемьдесят пять килограмм, — сообщили весы противным голосом. — Процент жировой массы — шесть, вес костной массы…
— Ух ты, какие секреты выдает, — Егор соскочил с весов, но их было уже не остановить.
— Индекс массы тела — восемнадцать, — продолжили они. — Имеется выраженный дефицит веса.
— Чего это? — удивился он. — Нормально у меня все с весом!
— Ну… — я смутилась. — Я сказала им, что у меня тут живет мужик ростом два двадцать. И теперь каждый раз, как взвешиваюсь, они говорят, что у меня все в порядке, худеть не надо. Так что я не нервничаю и не иду заедать стресс.
— Оригинальный, но работающий метод, — заметил Егор. — А сколько ты весишь?
— Что?! Нет! — я ловко задвинула весы подальше. На всякий случай. — Это страшное число тебе не назовет ни одна женщина. Даже самая отвязная, готовая признаться, сколько ей лет. А я — тем более!
— Ну и полная ерунда, Дарин, — он развернулся и сцапал меня за бедра, тут же переместив загребущие лапы на так полюбившуюся ему задницу. — Цифры — это просто цифры, они не никогда не измерят твоего обаяния, мой прекрасный мужик ростом два двадцать…
— Твой… — успела я проворчать, прежде чем Егор заткнул мне рот поцелуем. Он так жадно мял мою попу, что я начала опасаться, что там останутся синяки.
С другой стороны — небольшая плата за уверенность в том, что он точно не имитирует свой энтузиазм по поводу меня.
И он продемонстрировал этот энтузиазм, с оттяжкой шлепнув ладонью и со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы — словно его это и вправду заводило до предела.
Видимо, Егор очень хорошо запомнил географию комнаты, потому что даже в процессе очень жаркого поцелуя, он весьма точно навелся на постель и увлек меня на нее, почти сразу принявшись стаскивать футболку и афгани.
— Кстати, о цифрах, — заметила я, улучив секундочку, когда мой рот освободился. — Очень, очень неудобно теперь с тобой спать. С такой-то знаменитостью!
— Да? — Егор поднял брови, выпрямляясь и принимаясь расстегивать ремень на джинсах. — А мне с тобой легко. Ты такая открытая, вообще не пафосная и точно не думаешь, достаточно ли красиво выглядишь для фотки, когда я тебя… — он рывком стащил с себя джинсы, освобождая аж звенящий член. — …деру.
Если до этого я как-то пыталась сжаться, чтобы выглядеть как-то поменьше размером, то сейчас стало даже неудобно прикрываться. После таких-то слов. И после такого зрелища, от которого у меня сначала пересохло во рту, а потом он наполнился слюной — до того захотелось снова ощутить шелковую гладкость, упругость, горячее напряжение губами и языком.
— Дерешь? — завороженно произнесла я, вообще не задумываясь над смыслом своих слов, лишь придвигаясь поближе и не отрывая глаз от покачивающегося члена.
 
— Трахаю. Долблю. Имею. Ебу. — Его голос изменился, став низким и хриплым. — Выбери любое слово или предложи новое, ты же филолог.
— Любое… — выдохнула я, обнимая пальцами горячий ствол, дернувшийся в моей руке, послушно ложась в ладонь так, словно был создан для нее. — Любое.
  
Глава семнадцатая, бездуховная
 
Подбирать слова, чтобы описать, что мы сейчас будем делать?
Нет, я не настолько филолог!
В данный момент меня интересовал только член Егора, на который я набросилась, как изголодавшаяся — а я такой и была. Я всю жизнь прожила без этого удовольствия, не понимая, чего лишена. Надо было нагонять!
Я даже не подозревала, насколько это большое удовольствие — сжимать рукой напряженный член, чувствуя пульсацию внутри, обнимать губами гладкую головку, оборачивать язык вокруг ствола и надвигаться на него ртом, впуская как можно глубже.
Особенно когда владелец не просто равнодушно позволяет елозить по нему губами, а еще активно участвует в процессе, запуская пальцы в мои волосы и то оттягивая мою голову, то нажимая на затылок — не грубо, а так, что мне самой хотелось последовать за ним, ощутить горячую упругую плоть в самом горле.
Егор был вкусный. И в буквальном смысле — я просто тащилась от запаха его кожи, от чуть солоноватой смазки, выступившей на головке и тут же размазанной по всему стволу, и в переносном — потому что на каждое мое движение, каждое дразнящее касание языка он реагировал вздохами, дрожью, короткими постанываниями. Я ощущала, как он кайфует, и от этого кайфовала сама в десять раз сильнее. Хотелось доставить ему еще больше удовольствия — но не забыть и получить самой, потому что процесс мне неожиданно понравился.
Это было влажно, мокро и до одури сексуально — особенно, когда я заглотила член чересчур глубоко, и стало почти неприятно. Но только почти, потому что слюны сразу стало больше, она потекла по подбородку, и Егор отстранился, чтобы посмотреть сверху вниз, медленно размазывая ее головкой по моим губам и высунутому языку.
В глазах его плыл туман, он дышал, чуть приоткрыв рот, и видно было, что его потряхивает от желания каждый раз, как кончик моего языка касается уздечки или сворачивается, чтобы завлечь в глубину рта член целиком.
Я с удвоенным энтузиазмом набросилась на него, старательно облизывая твердый ствол со всех сторон, но Егор вдруг потянул меня назад и пальцами вытер мои губы.
— Я тоже хочу сладкого, — заявил он. — Не только ты проголодалась.
Он наклонился, зарываясь обеими руками в мои волосы, и запустил язык в мой рот, целуя глубоко и мокро, словно пытаясь достать языком туда, куда не добрался член.
Провел ладонями по моей спине и взяв за бедра, развернул меня к себе задом.
Я обернулась, чтобы увидеть его, стоящего на коленях со вздыбленным влажно блестящим от моей слюны членом, и мне захотелось потянуться и замяукать, словно кошке в течке — перебирая лапами и призывно вертя бедрами.
— Обожаю твою задницу, — задыхаясь проговорил он, в доказательство стискивая ее пальцами. — Ащщщщщ! Какая!
Он нагнулся и впился зубами в самое сочное место, сжав их до сладкой боли.
— Ай-й-й… — мой вскрик перерос в стон, когда его пальцы коснулись влажного местечка между ног и двинулись чуть выше.
— Айкать еще рано, — засмеялся он. — Прогнись. Еще.
Ладонь легла на поясницу, вынуждая меня изогнуться и задрать задницу вверх, раскрываясь перед ним. Коленом он развел мои бедра шире — и неожиданно между ног меня коснулся горячий язык, сразу заскользивший ниже с хлюпающими звуками. Пальцы раздвинули складочки, губы обняли клитор, набухший и занывший под его ласками.
Я вытянулась вперед, вцепившись пальцами в край матраса, чтобы не дергаться и не извиваться под пытками его языка и губ. Он вылизывал меня жадно, голодно, с таким же бешеным удовольствием, как только что заглатывала его я. Словно ему принесли самую любимую и вкусную еду, а он уже несколько дней голодал.