Сокровище

 
Глава 6
Вэлин находился в Русской комнате, потому как никто никогда сюда не заходил. Он чувствовал себя виноватым. Разрешив тете Оттолайн устроить этот загородный приём, он собирался подойти к нему с надлежащим для ярмарки невест отношением. Со всей искренностью Вэлин ожидал проводить бόльшую часть своего времени с молодыми особами, которых она пригласила. Но вскоре стало очевидно, что он никогда не будет столь же важен для мисс Кингсли, как она сама. Леди Виктория так любила своих чистокровок, что он едва ли мог удостоиться её внимания, а у леди Друзиллы был интеллект прыща. Ни одна из них не подходила; тетя придёт в ярость.
Вэлин обосновался в кресле и попытался читать "Таймс", но беспокойство не оставляло его. Это всё из-за мисс де Винтер. Она гостила в Эджинкорт Холл почти две недели, и он проводил с ней слишком много времени. Другие гости начинали судачить. Молодые особы выглядели злыми и обиженными, но Вэлина это не беспокоило. Если бы любая из них была бы более-менее сносной, то он не посчитал бы предпочтительной компанию мисс де Винтер. Это была не его вина.
Помимо этого, он всё ещё не вернул ей веер. У него было любопытное нежелание расстаться с ним и отказаться от аромата жимолости, источаемого вещицей. В довершении всего, Вэлин чувствовал себя виноватым в том, что сделал кое-что непростительное. Прежде, чем она приехала, он уже был заинтригован мисс де Винтер, и в день её прибытия его любопытство распалилось ещё сильней. Однако по прошествии же недели в её компании, Эмили де Винтер стала настоящей загадкой. Более того, он нанял частного детектива, чтобы собрать о ней сведения.
У него был злой ум; он стал подозрительным просто потому, что бедная девушка пыталась хорошо к нему относиться, восхищалась его домом и землями. Ох, и потому, что она, казалось, не знала, на какой ступеньке социальной лестницы стоят те или иные, приглашенные им из разных слоёв общества, гости. Конечно, он мог списать такое невежество на её иностранное воспитание. Он мог бы, если бы ещё одно подозрительное обстоятельство не вернулось и не стало донимать его. Вэлин все ещё не удовлетворился тем, что у неё отсутствовал даже след акцента. Проведя столько лет во Франции, у мисс де Винтер, по крайней мере, должны были быть трудности с выговором Rs.
- Ты ублюдок,- пробормотал он.- Вероятно, она потратила месяцы, пытаясь англизировать  [27] свою речь.
Нет. Он не лишился разума. Были и другие казусы.
Однажды вечером, после ужина, он показывал всем оранжерею. В то время как другие восторгались тропическими растениями, он нашёл мисс де Винтер осматривающей стены дома, примыкающего к стеклянному строению. Она испугалась, увидев, как он появляется из-за старого дуба.
- Что вы делаете, мисс де Винтер?- спросил он.
Развернувшись, она глубоко вдохнула и на минуту, не отрываясь, уставилась на него.
- О, просто восхищаюсь тем, как построена оранжерея.
- Вы смогли бы лучше её рассмотреть, если бы не стояли так далеко от стены.
- Верно. - Она поспешила пройти мимо него в сад и начала внимательно изучать стеклянные панели.
Он присоединился к ней.
- В прошлом году у нас гостил Берти, и оранжерея ему очень понравилась.
- Кто?
Вэлин, нахмурив брови, взглянул на мисс де Винтер.
- Даже девушка из французского пансиона должна знать, что в Англии есть только один Берти.
- Почему?
- Потому что он - Принц Уэльский.
- О, этот Берти,- сказала она. - Мы войдем? Остальные зададутся вопросом, куда же мы пропали.
Вэлин заёрзал в кресле и позволил "Таймс" упасть себе на колени. Он мог поклясться, что она не имела ни малейшего представления, о том, что у Принца Альберта Эдварда было прозвище - Берти. Были и другие небольшие происшествия, заставившие его относиться с недоверием к изящной мисс де Винтер.
Она не поняла его, когда он упомянул о своём скоте. Все, кого он знал, поняли, что он имел в виду своих лошадей, а не крупнорогатый скот. Мисс де Винтер не поняла. Затем она пожаловалась на звонок, ежедневно звонивший в шесть часов утра. Другие молодые особы покраснели, когда мисс де Винтер заговорила об этом во время завтрака. Почему она не знала, что в звонок звонили, чтобы те женатые дамы и господа, которые провели ночь со своими возлюбленными, могли возвратиться в свои комнаты прежде, чем проснутся слуги и начнут ходить по дому? Каждая школьница знала это, даже если она и не понимала того, что происходит во время такого ночного времяпровождения.
 
Несколько дней назад он мимоходом упомянул, что у дальнего родственника "имелись собственные земляничные листья". Её замешательство сказало ему, что она понятия не имела, что он упомянул о части композиции герцогской короны, призванной донести, что мужчина унаследовал титул. Вот тогда он и решил узнать всё, что только возможно, о мисс Эмилии Шарлотте де Винтер, но теперь на это у него имелось оправдание. Мисс де Винтер не виновата в том, что проходила обучение во Франции. Её родители оказали ей дурную услугу, оставляя её там так долго. Бедная девочка была чужой среди равных ей по положению аристократов, и он собирался узнать, насколько смешны были его подозрения.
Он осознавал, что уступил своей недоверчивой натуре. Он ждал, что люди разочаруют его, и если они этого не делали, то он находил способ разочаровать их. Это было то, чему он научился после того, как его отец женился на леди Каролине, ставшей ему мачехой.
Вэлин закрыл глаза и не позволил уродливым воспоминаниям проникнуть в его разум. Не было времени думать о Каролине, не было времени мучиться угрызениями совести. Частный детектив прибыл, и Тистлетвэйт провожал его наверх. Вэлин выслушает, без всяких сомнений, безобидный отчёт, заплатит человеку и забудет свои глупые подозрения.
Вэлин передёрнул плечами. Он не доверял себе, подозревая в неблагородных побуждениях касательно мисс де Винтер. Он не мог заставить себя перестать думать о ней. Он слышал её голос, низкий и провокационный, когда читал корреспонденцию. Он чувствовал её аромат, когда ездил в одиночестве верхом, - этот пленительный аромат жимолости и самой Эмилии, который всегда, казалось, окутывал его, когда он был с нею. Он видел её в лице каждой женщины на своем пути или, скорее, он желал видеть только её. Он больной человек.
Испытывая к себе отвращение, Вэлин вскочил со стула, на котором сидел, и подошёл к одному из стеклянных столов-витрин, расставленных по всей комнате. Его дедушка привёз множество дорогих диковинок из своих путешествий по России. Он остановился около пьедестала, на котором стояла золотая чаша шестнадцатого века, украшенная рисунком с чернью  [28] в виде цветочных завитков. Она была инкрустирована рубинами, изумрудами и сапфирами; его пальцы пробежались по оправе. Старинное золото напомнило ему о ярких прядках волос Эмилии.
- Прекрати. Она здесь меньше трёх недель, а ты ведёшь себя как сумасшедший.
Его взгляд блуждал по ковшу - русскому черпаку шестнадцатого столетия, находившемуся в одной из витрин. Серебряный, с высокой удлинённой ручкой, напоминающий своими формами широкую лодку, со львами и грифонами, выгравированными на его поверхности. По краю ковш украшал жемчуг. Он сосредоточился на кубке рядом с ковшом. Он всегда нравился ему, кубок имел крышку и был украшен рельефным лиственным узором. На нём была надпись, которую его дедушка перевёл как: "Настоящая любовь походит на этот золотой сосуд. Он никогда не разобьётся, а если и согнётся, то его всегда можно исправить".
- Любовь,- прошептал Вэлин. - Сначала ты должен стать достойным любви человеком, прежде, чем твою любовь смогут согнуть или исправить.
Стук заставил Вэлина поспешить к его стулу. Он сел и взял "Таймс". Тистлетвэйт вошёл в комнату в сопровождении незнакомца.