Драконова Академия. Книга 3
— И что потом? — Мой голос дрогнул. — Купишь мне квартиру на Рублевке и «Порше Кайен», и больше мы не увидимся?
— Что?
Рублевка и «Порше Кайен», видимо, способны удивлять не только в нашем мире. По крайней мере, темная магия ослабла, и я смогла повернуться к нему лицом. Стоять с Валентайном лицом к лицу оказалось гораздо проще, чем чувствовать его за спиной. Чувствовать каждой клеточкой своего тела.
— Квартира рядом с Алой площадью и дорогая машина. То есть маджикар в переводе на этот мир, — я фыркнула. — Так обычно откупаются от любовниц в моем мире. Ну вроде как. Хотя не ото всех. Только от самых дорогих… гм… сердцу.
Сказать, что мне было обидно — значит, ничего не сказать. Он мог себя вести как угодно, а я один раз оступилась — и фиг с ним, оступилась даже по поводу Люциана — и все. Приговор без права на помилование. А еще не кто иной как Валентайн говорил мне, что больше меня не отпустит. Что я его.
— Ты говорил, что никуда меня не отпустишь, — повторила его слова. — Но сейчас просто сдался. Похоже, в этом мире у мужчин одна и та же история: они очень любят пиз… обещать, а потом сливаться по разным благородным и не очень причинам. Так и чем ты сейчас отличаешься от Люциана?
Ух, как его проняло! Потемнели до черноты не только его глаза, но столовая, которая только что была светлой. Начали выцветать краски и растворяться ощущения жизни. На мгновение. Потом все вернулось в норму. Валентайн сложил руки на груди и посмотрел на меня сверху вниз:
— Я не собирался от тебя отказываться, Лена. И к твоему предложению тебя покормить мы тоже еще вернемся. Когда улягутся чувства. Когда я смогу воспринимать тебя исключительно как… — он усмехнулся. — Дорогую сердцу любовницу.
Я не залепила блюдом ему в физиономию лишь потому, что действительно хотела есть. Впрочем, уже в следующий момент поняла, что у меня опять пропал аппетит, а еще — что при виде того, что сейчас лежит на блюде у меня теперь будет автоматически включаться режим «тошнота». Поэтому я аккуратно поставила тарелку на стол и, развернувшись, все-таки вышла за двери. Оставив за ней Валентайна и надежду на то, что между нами может быть что-то, не связанное с темной магией. Не связанное со светлой магией. Вообще никак не связанное с магией. Сильнее любой магии в мире.
Глава 5Глава 5
Люциан Драгон
— … станут мужем и женой, — звучание камня роарана, говорившего голосом папочки, эхом разнеслось по залу и тут же утонуло в грохоте аплодисментов. Посвященных, разумеется, главной паре зимнего бала в королевском дворце, читай Сезару и Женевьев.
Брат стоял рядом с отцом, весь такой красавец в темно-синей военной форме, надежда и оплот Даррании, чтоб его. Не говоря уже о том, что эта надежда и оплот Даррании тоже носил в себе темную магию.
Ха.
Люциан залпом опрокинул в себя бокал дорнар-оррхар: на взрослом празднике полагаются взрослые напитки. Пока папаша не видит, можно и расслабиться. Главное не блевануть потом от сладких речей поздравлений, которыми зальют будущих мужа и жену. Хотя блевануть будет сложно, скорее, все от сладости слипнется.
А самое паршивое что? То, что поздравлять сейчас брата и будущую королеву нужно идти ему. После отца, который говорил о том, что безумно счастлив принять в их род Женевьев и все такое. После родителей Женевьев, которые, разумеется, рассыпались словами о том, как они счастливы в этот род войти. Еще бы они не были счастливы. Отец, судя по его настроению, надолго правителем не задержится. Спит и видит, как бы посадить на престол наследничка, а там… там и с помощью дочки можно будет поближе подобраться к правлению.
Тьфу!
Заложив руку за спину, Люциан приблизился к Сезару и Женевьев. С таким видом, словно его и правда тошнило, кисло процедил:
— Поздравляю, брат. Поздравляю, Женевьев. — По традиции требовалось ей поцеловать руку, вот он и поцеловал. Коснулся губами тонких, затянутых в жемчужно-белую перчатку пальцев.
Если можно было представить себе более правильную, более тошнотворную принцессу, то она сейчас стояла перед ним. В своем бледно-голубом платье, искрящемся, словно по ткани рассыпали крошку звезд. С золотыми, убранными наверх волосами, украшенными пока еще родовой диадемой.
Очень скоро она сменится диадемой принцессы.
Очень, очень скоро. Свадьбу назначили на середину лета, сразу после выпускных экзаменов и защиты на Полигоне Препятствий, которую в обязательном порядке проходят все выпускники военного факультета. Это время пролетит как один миг. По щелчку пальцев, а значит, уже летом Сезар станет мужем Женевьев и, с наибольшей вероятностью, отец отречется от престола в его пользу.
Тьфу еще пару раз.
— Благодарю, Люциан. — У Женевьев был на удивление низкий для драконессы голос. Взять ту же ректора Эстре, она тоже так… порыкивала, но это скорее сформировалось от привычки командовать сначала в семье, потом в Академии, потом всеми и вся. Что же касается Женевьев, он поднимался, казалось, изнутри нее, как поток огненного пламени. От него впору воспламеняться, как от дыхания дракона, решившего показать всю свою внутреннюю ярость. Глаза, словно противодействие этому огню — большие, светло-серые, как охлаждающая легкая пелена, затягивающая небо посреди знойного летнего дня. Взгляд решительный и прямой.
Да, с принцессой папочка точно не ошибся. Несмотря на свою видимую хрупкость, в этой девице однозначно была сила.
— На здоровье, — не удержался Люциан, и улыбка Женевьев погасла. А впрочем, какое ему дело до ее улыбок? Задерживаться здесь, посреди этого сверкающего великолепия, где все до тошноты знакомо и набило оскомину, он точно не собирался. С закрытыми глазами мог перечислить, кто из приближенных отца и с какими фальшивыми комплиментами будет приветствовать друг друга и его.
Тьфу десятикратно.
Поэтому, отпустив руку Женевьев, под тяжелым взглядом отца и брата, Люциан начал пробиваться по начищенному до блеска паркету к дальним дверям. Уходить, когда еще не закончились поздравления — не по этикету, ну да вряд ли его кто-то хватится, кроме двух королей. Настоящего и будущего, а как раз на них, на их мнение ему плевать.
По дороге он выцепил в толпе отца Аникатии. С поджатыми губами, он держался прямо, будто проглотил палку, буравил его ненавидящим взглядом. Мамаша бывшей подружки, цеплявшаяся за него как за последнее уцелевшее крыло, так смотреть не смела, переводила растерянный взгляд с мужа на Люциана и обратно. Общаться с ними он не собирался, особенно после того, что выкинула их дочь.
Аникатии здорово повезло, что в дело вступила темная магия, и ее подлость осталась в стороне, но самой сути это не отменяло. Папашиного советника обязали выплатить компенсацию Драконову, компенсацию Академии, самой же Аникатии было запрещено появляться на балах в течение полугода. С Лузанской была та же история, только у Лузанской еще было и предупреждение «до первой провинности», она вроде как продолжала учебу на испытательном сроке. Проще всех отделалась Эстре, но думать об этих девицах сейчас ему не хотелось.