Дочь Революции (СИ)
Предисловие
Теперь стоим у Бездны мы —
Весь мир в огне — совсем одни.
Узри прощальный всполох дня,
Смахни слезу, услышь Слова.
Карпейское Каэльтство: Градемин (Староград)
15-ый причал водного вокзала
2-13/995
Кровь осела на дне заливов, затонов и рек. Побагровели пляжи и пески. Сломанными костями из-под воды проступили кораллы. Отравленной рыбой всплыли субмарины и битые корабли. Потопленные древние судна поднялись на поверхность. Обросшие водорослями и гнилью, они неумолимо надвигались на староградский полуостров.
— Революционер — человек обречённый… — вспомнила Аврора Майнью запавшие в юное сердце строки. — Мои родители считали также — за это их казнили. Свои, правда. Для Бездны они оказались нецелесообразным материалом…
Меж тонких пальцев тлела сигарета. Из бумаги небрежно топорщился табак. Искрами падала труха.
Файдалом стоял рядом. Он равнодушно смотрел на разлетавшийся по ветру пепел. Лицо его скрывала непроницаемая маска, отдалённо напоминающая красморовский противогаз. Клюв её не имел формы, был сплющен, за счёт чего со стороны накладка выглядела практически плоской, равно как и профиль её носителя.
— Они уничтожали памятники, — после недолгой паузы заметил Файдалом роботизированным голосом и, наклонившись, коснулся воды. Река, что всего несколько часов назад была кристально чистой, консистенцией напоминала кисель. От неестественного красного переходила к угольно-чёрному, — мы же восстанавливаем историю… и ты нас этой возможности лишила. Ты же понимаешь, зачем я тебя позвал?
Он поднял на Аврору взгляд.
— Файд, — отрешённо вымолвила та и начала пятиться, — мне очень, очень-очень жаль. Ты же знаешь, я бы никогда… Я хотела, хотела, чтобы моя кровь стала катализатором! Я не виновата, что…
— Разумеется. Я ценю твою готовность поступиться совестью, — он не дал ей договорить и жестом подозвал к себе, — и уверен, что ты бы не подвела нас намеренно. Я всё понимаю. Неужели ты не доверяешь мне?
— Нет-нет, что ты? — испуганно возразила Аврора и, возобладав над собой, подошла ближе. — Я верю тебе… и вам, безусловно.
Файдалом по-наставнически обнял её. Одной рукой дотронулся до дрожащих лопаток. Когда нос красноволосой уткнулся ему в плечо, он произнёс:
— Напрасно.
В его свободной руке сверкнула заточка. Раз, два. Несколько точных ударов прилетела прямо в брюшину. Аврора с хрипом отпрянула. Пошатнулась. Она из последних сил оттолкнула Файдалома и припала к каменной стене. Скорчившись, девушка зажала багровеющие раны. Сквозь пальцы обильно бежала кровь. Капля за каплей она сливалась с дарами проклятой реки.
— Пожалуйста! — силилась кричать Аврора. Она подняла полный бессилия взгляд и заметила, что сверху, у самого спуска на причал, неподвижно стояла женщина. Ветер колыхал полы её плаща, и стеклянным блеском сверкали глаза. — Пожалуйста, помогите!
Файдалом, резко схватив Майнью за волосы, притянул её к себе. Вспорол горло. Толкнул прямо в воду. Та, уже практически не сопротивляясь, упала, и ушедшую из-под ног землю окропила кроворека. Около минуты девушка бултыхалась, тщетно пытаясь зацепиться за край бетонного причала. Всякий раз, когда рука касалась устойчивой поверхности, Файдалом с пренебрежительной лёгкостью отдавливал хрупкие пальцы тяжёлым носком ботинка.
Затем, словно вспомнив о чём-то, Файдалом снова схватил Аврору за волосы. Намотал их на кулак. Срезал. Тогда силы окончательно оставили девушку, и она погрузилась под воду.
Занимался рассвет, когда последние пузырьки воздуха поднялись со дна Ду́нари. Файдалом в последний раз посмотрел на встревоженную гладь и скрылся.
Глава первая. Плохая примета
Развитие литерологии и относящихся к ней дисциплин существенно затруднила кончина Джестерхейла Опустошённого — как первый демиборец, он до последнего участвовал во всех Нисхождениях и продолжал совершенствовать разработанные им литероскрипты.
Последний раз основателя Высшей Академии Демиборцев видели во время Нисхождения Раге на прусско-карпейской границе. Очевидцы писали, что церемония была осложнена плохими погодными условиями: жреческий отряд во главе с Опустошённым попал во вьюгу и понёс серьёзные потери. Тогда погибли пять участников группы.
Вопреки всем трудностям Нисхождение Раге было произведено, но Джестерхейл Опустошённый погиб во время церемонии. Представительство ордены Чёрных Зорь связывает его смерть напрямую с проведённым ритуалом и придерживается позиции, что жизнь создателя литер оборвалась вместе с деми,
— Э. Ла Ашерик, «Литеры Хейла: история появления и применения».
Эпизод первый
Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)
Доннагартен и Высшая Академия Демиборцев им. Джестерхейла Опустошённого
1-7/995
— «Уважаемые пассажиры, будьте взаимно вежливы — сохраняйте дистанцию не меньше полутора метров и звоните по номеру один-один-один, если увидите поражённого элегическим манифестом человека», — транслировали установленные по всему вокзалу репродукторы.
Запись синтетического голоса повторялась каждые пятнадцать минут, и эхо практически не покидало изолированные от мира залы Доннагартен. Зона прибытия, отделённая от остального корпуса шумопоглощающими стеклопакетами, казалась пустой. Людей в ней не было точно — только мешки, пронумерованные от единицы до сотни. К каждому из них были приклеены наклейки, предупреждающие о высоком уровне элегического поражения.
Завершалась высадка с рейса Камнеград — Градемин. Особый бронированный состав стоял на самых дальних путях: к одному из вагонов подсоединили рукав, по которому перемещались прибывшие в карпейскую столицу служащие. Пассажиры переходили в пристройку, закрытую для посещения гражданским.
Хелена Хольт, равнодушно взирая на затянутые в полиэтилен фигуры, всеми фибрами чувствовала, как в столицу просачивались первые ростки Воздействия. Элегия пока ещё нерешительно прощупывала почву для того, чтобы пустить здесь корни и открыть новый очаг.
Чистый мрамор сверкал под ногами ундины, а зеркальные панели на многочисленных стенах фиксировали каждое её движение. Лампы светили тускло и неохотно. На пути Хелене через каждые пять метров встречались информационные табло с данными о погоде и текущей экологической ситуации. Иногда они сбоили, и рябь проходила по насыщенным яркостью экранам.
Город только просыпался, когда с вокзала отправились первые челноки с рефрижераторными вагонами. Ундина в это время проходила таможенный контроль. Жизнь снаружи, даже несмотря на ранний час, закипала быстро: на улицах появились толпы людей, а перед ВАД группками скучковались студенты в ожидании первой пары, и ничего, кроме отправленных из Градемина останков, не намекало о том, что скоро привычный уклад жизни пойдёт под откос.
Миновав оживлённые ряды, Хелена спустилась в катакомбы. Задолго до входа в Санкторий она узрела произошедшие с подземельем метаморфозы: тлетворное Воздействие исказило каменные стены. Влага превратилась в слизь, а меж плит проросли органические ткани неустановленной природы. Они обвивали скелеты многочисленных узников, что обрели здесь своё последнее пристанище. С каждым днём нечто похожее на плоть всё больше покрывало кости, и те, словно ожидая скорого воскресения, дрожали. Останки распространяли кислый дух гнилости, однако мухи с опарышами оставались равнодушными к нему.
Всех участниц ордены мобилизовали. Сформировали десятки командировочных групп, и в сопровождении ундин вестницы с гардами отправлялись к разбросанным по всей стране погребальным кострам. Позиции занимали и карпейские гарпии — для полноценного полёта их костюмы не подходили, потому патрули организовывались преимущественно на крышах, а одну группу вовсе заслали в северо-карпейские горы.
Остановившись, Хелена проводила каждую из сестёр взглядом, осенив при этом путь литерой Зокхы, Отца Благоденствия, — символом, изображаемым в виде четырёхконечного многоугольника.