Здравствуй, Мир!
— А нам всё равно, а нам всё равно
Пусть боимся мы волка и сову
Дело есть у нас, в самый жуткий час
Мы волшебную косим трынь-траву… — бормотал я себе под нос, подбадривая и отгоняя лишние мысли. Вот ведь! Откуда ж Лёне Дербенёву такие точные образы-то на ум пришли? Не уж то он и сам, как-то разочек на потайной полянке заветную… траву косил. Ночью. Что б не спалили. И манды не дали…
— А нам все равно! А нам все равно!
Твердо верим мы в древнюю молву.
Храбрым станет тот, кто три раза в год
В самый жуткий час косит трынь-траву… — всё бормотал и бормотал я, стараясь подбодрить себя и «включить» наконец в дело юмор. Юмор-то, он, как известно, в таких делах хорошо помогает. Или злость. Но злость — не мой выбор. Я злиться не люблю. Наверное, потому, что слишком легко начинаю это делать. Да ещё и вспыхиваю, как сухая трава весной. Так же стремительно, и так же разрушительно. Из-за какой-нибудь мелочи.
Не люблю злиться. Уж лучше я петь продолжу и буду ржать над собой, загнавшим себя в такую дурацкую ситуацию…
— А нам все равно! А нам все равно!
Станем мы храбрей и отважней льва.
Устоим хоть раз в самый жуткий час,
Все напасти нам будут трын-трава… — а ведь и правда помогает. Хотя? Может быть, это просто уже усталость начинает подкрадываться? Ведь, когда начинаешь уставать или врабатываться, врубается защитная реакция организма — привыкание. Становится тупо пофиг. Ты просто делаешь то, что делаешь, так как надо делать. А мысли…
Ну, в принципе, человек не может слишком долго бояться. Даже, когда сидит в очереди к стоматологу, слыша за стеной звуки работающей бормашины. Всё равно усталость и адаптация берёт своё… ну, если только, конечно, твоя психика достаточно устойчива. Так-то у человека есть два варианта реакции на внешний раздражитель: адаптация, либо накопление. Это как капающая из-под крана вода. Ты либо привыкаешь к ней и перестаёшь замечать вовсе, либо наоборот, с каждой прошедшей минутой ты начинаешь обращать на неё всё больше и больше внимания. В конце концов, выбешивает настолько, что ты срываешься. И, если нет возможности дотянуться и завернуть этот проклятый кран, то на стены бросаешься и истеришь.
Слава Богу, у меня в этот раз включился первый вариант. Привык потихонечку, вработался…
Настолько вработался, что, когда, раздвинув очередной раз заросли «Духанницы» и практически нос к носу столкнувшись с мордой волка, я даже не дернулся и не вскрикнул. Я тупо смотрел на него, а он на меня.
Я склонил голову на бок. Он моргнул. Я схватил его за ухо, чуть притянул к себе, а серпом перерезал ему горло. После чего оттолкнул от себя и отступил на пару шагов сам, наблюдая, как монстр бьётся на земле в конвульсиях и заливает всё вокруг себя кровью…
— А нам все равно! А нам все равно!
Станем мы храбрей и отважней льва.
Устоим хоть раз в самый жуткий час,
Все напасти нам будут трын-трава… — на автомате продолжил бормотать я, выискивая глазами следующий слегка светящийся багряным светом стебель. Ну волк, ну большой, ну подумаешь… Ещё два часа до того, как светлеть начнёт. Ещё косить и косить.
— В темно-синем лесу, где трепещут осины… — пошло на надцатый круг моё бормотание, а руки уже тянулись вытертым от крови о штанину серпом к очередному соцветию.
***
Глава 8***
Восемь часов пешего хода по пересечённой местности. Очень короткое и простое предложение. Вот только тот, кто себе представляет, что это на самом деле такое, зябко передёрнет плечами, прочитав его или услышав. Вспомнит натёртые ноги, натруженные мышцы, ноющие плече, а то и растёртую жо… другие места организма, потеющие и подвергающиеся трению. Восемь часов…
Восемь часов хода налегке.
При наличии же груза на закорках, восемь часов в одну сторону, легко превращаются в двенадцать в обратную. И это уже вообще не смешно. Даже с моим опытом и выносливостью.
Когда я, уже сидя в казарме, хм, в бараке Гильдии, стягивал со своих ног ботинки, думал, что кончу… или кончусь. Ну и соседи мои тоже, готовы были кончиться от высвободившихся из плена крепких кожаных, очень напоминавших армейские «крокодилы» ботинок, восхитительных ароматов.
Я ещё час свои ноги в тазике с водой отмачивал потом, после принятия душа. Какой же был кайф. Непередаваемый…
А уж плечи… Сумка то, хоть и с уменьшением веса переносимых вещей в пять раз, но так я же в неё волка целиком запихал! А тот волчара, на вскидку, не меньше восьмидесяти кило весил! Крупный попался. Красивого окраса, с длинной шерстью, очень приятной и пушистой на вид, но очень жёсткой на ощупь.
Так ещё и трава, которой я затарил выданные мне Кириллом мешки под завязку и засунул в сумку поверх туши волка, чего-то да весили. И я бы сказал, что это чего-то было не маленьким.
В результате, то, что повисло у меня уже непосредственно на плечах, тянуло где-то килограмм на двадцать. А двадцать килограмм на пятьдесят километров (восемь часов хода со средней скоростью 6-7 километров в час, это как раз и будет 48-56 километров, берём среднее — полтинник. Да даже, если по минимуму — 48, один хрен — до хера!) равняется непередаваемому двенадцатичасовому удовольствию.
Нет, так-то ничего смертельного: наши разведосы и поболее на себе таскают. Но «не смертельно» и «легко» — очень разные понятия.
Но — допёр. Отмылся, отлежался пару часиков. Переоделся и пошёл сначала к Кириллу — сдавать сено.
Кирилл был очень придирчив. Он чуть ли не каждый стебелёк обнюхал и ощупал. Но, даже этим не удовлетворился. Он выбрал четыре случайных стебля — по два из каждого мешка, применил к ним какое-то заковыристое заклинание, результатом которого стало то, что эти четыре стебля высохли буквально за пару минут!
Я свою челюсть в районе колен только поймал, глядя на это дело. Это ж магия! Всамделешная магия! И прямо на моих глазах!
Дальше, он использовал этот экспресс-обработанный материал для приготовления тестовой порции «малого зелья здоровья» и тоже, прямо у меня на глазах. И мы оба с ним, с замиранием сердца ждали реакцию почти готового зелья на доставленный мной ингредиент.
Реакция оказалась правильная. И мы с ним одновременно, практически хором, облегчённо выдохнули, глядя на это.
— А почему ты тогда всю траву так не обработаешь? — спросил я, наблюдая, как Кирилл переливает готовое зелье в склянку. Котелок, в котором тот сварил пробную порцию, был очень маленький. Даже не котелок, а скорее уж ковшик, или нет, даже «турка», в каких на Земле кофе варят. И зелья готового в этом котелке как раз на одну склянку и оказалось.
— Нельзя, — не отвлекаясь от работы, отозвался Кирилл. — Качество ингредиента сильно падает. А соответственно и всего готового зелья. Эту вот бурду, — кивнул на готовый пузырёк, — я больше чем за серебрушку не продам. Иначе репутацию потеряю. Вообще, по-хорошему, выбросить бы её, но…