Похититель вечности
— Я даже не знаю, как это получилось, — объяснил мне Томми, когда мы пили капуччино на верхнем этаже кафе на Кенсингтон–Хай–стрит, спрятавшись за горшками с папоротниками, чтобы избежать любопытных глаз. — Ну, как это обычно бывает. Мы встретились, разговорились, одно за другим, поцеловались. Я понимаю, это кажется странным, но тогда казалось совершенно естественным.
— Вообще–то, — сказал я, позабавившись его мальчишески самодовольным видом, — она годится тебе в матери.
— Может быть, но главное то, что она ею не является.
Я рассмеялся.
— А знаменитости занимаются любовью только со знаменитостями? — спросил я, заинтригованный миром, в котором он теперь обитал. — Объясни мне. Поэтому знаменитости хотят быть знаменитостями?
— Не всегда, — покачал он головой. — Посмотри на Андреа. Она — не знаменитость.
— Она пока не знаменитость, Томми. Дай ей пару месяцев, и мы вернемся к этой теме.
Андреа была нынешней подружкой Томми; недавно она сказала, что беременна от него, уже на втором месяце. Они познакомились на церемонии вручения телевизионных наград — Андреа работала младшим звукооператором на станции, ведущей трансляцию. Если верить ему — точнее, если верить ей, — когда они познакомились, она даже не знала, кто он такой, и никогда не видела ни одного эпизода сериала. По–видимому, у нее вообще не было телевизора — довольно необычно для человека, который работает в этой области.
— Это правда, — сказал мне Томми, — ни одного телевизора в ее квартире. Все стены заставлены книгами, вот и все. Она не такая, как другие девушки. Ей наплевать, кто я.
Меня это не убедило. Даже если у нее нет телевизора, последние несколько лет в этой стране невозможно было прожить без того, чтобы имя Томми Дюмарке не засело в сознании. Его свершения в различных сферах индустрии развлечений — телевидении, музыке, театре, журнале «Хелло!» — сделали его поистине вездесущим, поэтому представлялось невероятным, что нормальный человек с глазами и ушами мог жить день за днем, тем или иным образом не познакомившись с ним. А эта девушка, эта Андреа, эта нынебеременная двадцатичетырехлетняя звукооператорша, такое утверждает.
— С ней все в порядке, правда, — сказал Томми, защищая ее от меня с обычным для него отсутствием превосходных степеней. — Она славная девушка. Я ей доверяю.
— Ты ее любишь?
— Боже мой, нет.
— Но вы все еще вместе?
— Разумеется, мы вместе. У нас будет ребенок, ты разве не помнишь?
— Помню.
Он не осознавал, что для меня эта беременность равносильна тому, что он подписал себе смертный приговор. Я снова взял газету и помахал ею.
— А что в таком случае делать с этим? — спросил я. — Как ты это объяснишь? Ей, если не кому–то еще.
— Я не должен ей ничего объяснять, — пожал он плечами и продолжал помешивать свой капуччино. — Мы не женаты, знаешь ли. Всякое бывает. Мы молоды. Что тут поделаешь?
— Я не собираюсь ничего делать, Томми. Я просто хочу понять, почему ты с одной стороны все глубже и глубже увязаешь в отношениях с девушкой, которая тебе на самом деле безразлична, а с другой при первой же возможности разгуливаешь и целуешься с престарелыми кинозвездами. Мне кажется, что если эта Андреа в самом деле тебя любит, ей вряд ли понравится твое поведение.
— Перестань называть ее «эта Андреа». Она просто Андреа.
— Которая беременна от тебя. Богатой и знаменитой телезвезды. Любопытно, какие же качества она разглядела в тебе в первую очередь, — саркастически добавил я.
Томми раздраженно посмотрел на меня, помолчал и только после этого заговорил, слегка повысив голос.
— Это кого ты называешь богатым? — спросил он. — Я не наскребу и двух паршивых пенни, чтобы побренчать ими в кармане, и ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Она со мной не из–за денег, понятно?
— Томми, у тебя исключительное положение. Может, сейчас ты и не богат, но у тебя есть возможность заработать столько, сколько пожелаешь и когда пожелаешь. Ты принадлежишь к элите. Ты звезда. Люди, которые с тобой не знакомы и никогда не познакомятся, смотрят на тебя, мечтают о тебе, представляют тебя в своих сексуальных фантазиях. Они платят, чтобы на тебя посмотреть. Ты принадлежишь к уникальной группе профессиональных знаменитостей. Как ты этого не понимаешь? Ты можешь хоть завтра получить 100 000 фунтов, просто позволив сфотографировать свою изящно декорированную спальню.
— У меня нет изящно декорированной спальни.
— Ну так пойди и найди ее, ради всего святого. Поищи в каталоге «Аргос» [56]. Выбери что–нибудь и пригласи фотографа сделать несколько снимков. Если ты хочешь заработать денег, используй преимущества своего звездного положения, пока таковое существует.
Я почувствовал, что несколько уклонился от темы: начал с фотографов, переключился на Андреа, а теперь даю бесплатные финансовые советы. Я расслабился в кресле и посмотрел по сторонам. В зале в середине дня было почти пусто — слишком поздно для ланча, слишком рано для обеда. За одним столиком я заметил младшего министра, оживленно беседующего со своей любовницей, — последний раз я его видел на фотографии, где он изображает в пантомиме заднюю часть лошади. К несчастью, передняя часть забыла надеть на себя какую бы то ни было одежду; поговаривали о возможном скандале, но никто не решился это опубликовать. За соседним столиком сидела пожилая пара — они ели пирог со сливками и пили чай, молча глядя мимо друг друга, точно за всю жизнь уже сказали все, что могли сказать, и теперь оставалось лишь как–то скоротать время. За другим столиком сидел подросток с прыщавой подружкой — оба очень громкие. На майке парнишки было написано: «Меня зовут Уоррен Римблтон, и в марте я выиграл восемь миллионов фунтов в лотерею. А ты — нет!». Он был с головы до ног увешан кошмарными золотыми украшениями, так что я заподозрил, что надпись — правда. Я быстро отвел взгляд, когда их губы встретились, и они принялись целоваться — довольно странным манером, им явно не хватало опыта, они жевали губы друг друга, точно ириски. Я снова посмотрел на племянника: он почесывал руку, манжета рубашки слегка приподнялась над запястьем. Я заметил следы на руке и быстро взглянул на него.
— Что это? — спросил я его.
— Что — это? — ответил он, поспешно застегивая манжету.
— Отметины, — сказал я. — У тебя на руке. Откуда они?
Он пожал плечами и слегка покраснел, поерзав на стуле.
— Это… это ничего. Я с этим справлюсь, понятно? — добавил он довольно бессвязно. Я изумленно покачал головой.
— Ты был там, помнишь? — прошептал я, склонившись поближе. — Ты видел, что случилось с Джеймсом Хокнеллом, верно? Ты видел, как он внезапно…
— Просто старый пердун вмазался, чтобы произвести впечатление на юную шлюху, которую подобрал на улице. Он ни хрена не понимал, что делает.
— Да, и поэтому умер.
— Я не собираюсь умирать, дядя Мэтт.
— Готов спорить, он тоже так думал.
— Послушай, я все же не так часто этим занимаюсь. У меня тяжелая работа. Иногда мне нужно встряхнуться, выпустить пар. Мне двадцать два, и я точно знаю, сколько этой дряни могу себе позволить, ОК? Поверь мне.
Я покачал головой.
— Я беспокоюсь за тебя, Томми, — сказал я; редкий момент примирения между нами. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что–то плохое, вот и все. Ну как ты этого не понимаешь?
— Я понимаю. И ценю это.
— Этот ребенок… это означает худшее.
— Это всего лишь ребенок, дядя…
— Я уже видел это все раньше. Слишком много раз. Пожалуйста, перестань принимать наркотики. Ты можешь это сделать? Не подражай своим предкам. Возьми себя в руки, мой мальчик.
Томми встал и зачем–то бросил на стол какие–то деньги, словно для того, чтобы доказать свою правоту.
— Я угощаю, — сказал он. — Но мне пора. Мне нужно вернуться на площадку через двадцать минут. Не беспокойся за меня. Со мной все будет в порядке.
— Хотел бы я в это верить, — сказал я, глядя, как головы поворачиваются, мгновенно узнав его, как люди смотрят ему вслед: их жизни стали чуть светлее от того, что они его увидели, а позже, вечером они расскажут о нем друзьям. Но он не замечал, насколько важен для совершенно чужих людей, не говоря уже обо мне.