Похититель вечности

— Ну слава богу, что у тебя не всегда так, — сказал я. — А то ты здесь подхватишь «черную смерть» или что–нибудь в этом роде. А мне довелось повидать, что она делает с людьми; в этом нет ничего хорошего.
Он расчистил немного места, я нервно присел на краешек дивана, а он устроился в позе лотоса в кресле, поджав под себя ноги, чтобы согреться. Я хотел было предложить закрыть окно, но решил, что не стоит — здесь и так не хватало кислорода, — а когда посмотрел на него, мое внимание снова привлек презерватив, жалко валявшийся неподалеку от него. Томми проследил за моим взглядом, затем взял газету, бросил ее поверх, и широко улыбнулся. Я подумал: как же долго резинка будет там валяться, погребенная под прессой, разводя на ковре колонии бог знает каких бактерий.
— У нас проблема, — сказал я, и он широко зевнул.
— Я знаю, — ответил он. — Я тоже получил письмо.
— От Хокнелла?
— Именно.
— Со сценарием?
— Он прислал его, но у меня не было времени читать. Было некогда с вечеринкой и все такое, к тому же я работаю по восемнадцать часов в день всю неделю.
— Ну а я прочел.
— И?
— О, полная чепуха, — невольно рассмеялся. — Я хочу сказать, он вообще ничего из себя не представляет. Мы не можем себе позволить продюсировать такое… — я покачал головой. — Некоторые диалоги…
Дверь одной из спален открылась, и оттуда появилась молодая женщина, облаченная в мужские трусы и майку. Она вышла не из комнаты Томми, и явно не была беременна, поэтому я понял, что это не Андреа. Она показалась мне смутно знакомой — певица или актриса, что–то в этом роде. Я знал ее по таблоидам и глянцевым журналам — ее естественной среде обитания. Она бросила на нас взгляд, плечи ее страдальчески обмякли, и она со стоном вернулась в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Томми посмотрел, как она уходит, достал пачку сигарет и закурил. Его ресницы слегка затрепетали, когда первая порция никотина вошла в легкие.
— Это Мерседес, — пояснил он, кивнув на закрывшуюся дверь.
— Какая Мерседес? — спросил я.
— Просто Мерседес, — поджал плечами он. — Обходится без фамилии. Как Шер [82] или Мадонна. Ты должен ее знать. Лучшие продажи среди танцевальных записей в этом году. Она здесь с Карлом и Тиной из моего шоу. Они вчера вечером пересеклись. Вот повезло ублюдку.
Я кивнул.
— Хорошо, — сказал я, не желая вникать в сексуальные экзерсисы молодежи. — Вернемся к Ли Хокнеллу…
— Да пошел он, — просто сказал Томми, отмахнувшись от меня. — Скажи ему, что его сценарий — дерьмо и нет ни малейшего шанса, что ты или я будем заниматься этим. Что там он собирается делать, идти в полицию?
— Вообще–то может, — сказал я.
— С чем? У него нет доказательств. Не забывай, ты не убивал его отца. И я тоже. Мы просто разрулили ситуацию, вот и все.
— Но это нарушение закона, — сказал я. — Послушай, Томми. Меня совершенно не заботит, что он может сделать или не сделать. В свое время мне доводилось сталкиваться с куда более крутыми мерзавцами, поверь мне, и я бывал в куда более неприятных ситуациях, чем эта. Просто мне не нравится, когда меня шантажируют, вот и все, я хочу избавиться от него. Я не люблю… сложности. Справлюсь я сам, тебе нет нужды беспокоиться, но я хотел убедиться, что ты сознаешь, что происходит.
— Отлично, спасибо, — сказал он и на минуту замолчал. Я встал, собираясь уходить.
— Как… Андреа? — спросил я, сообразив, что никогда раньше не осведомлялся о ней.
— Она здорово, — ответил он, его глаза оживились, когда он посмотрел на меня. — Уже на шестом месяце. Отлично выглядит. Она скоро придет — если хочешь, подожди немного, познакомишься.
— Нет–нет, — сказал я, надеясь преодолеть море хлама, преграждавшего мне путь к двери. — Все в порядке. Я приглашу вас обоих на ужин или еще куда–нибудь в ближайшее время.
— Отлично.
— Созвонимся, — сказал я, закрывая за собой дверь и возвращаясь в почти стерильную атмосферу лестничной клетки. Я глубоко вздохнул, выкинул из головы Ли Хокнелла до конца дня и направился вниз, к дневному свету и свежему воздуху.
 
— Ну как прошло? Он вел себя достойно или пытался устроить драку?
Я вздохнул и оторвал взгляд от заметок, которые делал для сегодняшнего совещания. Мне пришло на ум, что хотя я обычно оставляю дверь открытой, Кэролайн — единственный сотрудник станции, который даже не изображает попытку постучать, когда входит. Она просто врывается в кабинет, оставляя хорошие манеры по другую сторону двери.
— Мартин был мне хорошим другом, — с упреком сказал я, споткнувшись на времени. — Он — мой хороший друг. И дело тут не в достоинстве. У человека отняли работу. В один прекрасный день такое может случится и с вами, и тогда вы не будете так шумно радоваться.
— Я вас умоляю, — сказала она, падая в кресло перед моим столом. — Он просто старая калоша, и без него нам будет лучше. Теперь мы сможем найти кого–нибудь поталантливее. Надо этим заняться. Тот парнишка, Дэнни Джонс? Которого Мартин интервьюировал на прошлой неделе? С ямочками? Такой понравится молодежной аудитории. Мы должны заполучить его. — Она посмотрела на меня, и, должно быть, заметила в моих глазах ярость, желание взять ее за уши и выбросить в окно, потому что сдалась сразу же. — Хорошо, хорошо, сожалею, — быстро сказала она. — Я повела себя бестактно. Он ваш друг, и вы считаете, что вы в долгу перед ним. Как он воспринял это, плохо?
— Он не был в восторге, — честно сказал я. — Но, признаться, мало говорил. Полли, его жена — вот она возмущалась бурно. Ее это задело куда сильнее.
После того, как я сказал Мартину, что в его услугах больше не нуждаются, Полли и в самом деле выказала куда больше гнева. Пока ее муж сидел, растекшись по креслу, прижав руку ко лбу, словно обдумывая свое будущее — или отсутствие такового, — она пошла в наступление, обвиняя меня в предательстве и полном идиотизме. Она сказала, что мы должны быть благодарны ее мужу за его многолетнюю службу — тут она, пожалуй, хватила, — и что мы за дураки, раз не способны понять, какую ценность он представляет для станции. По ее поведению было ясно: больше всего ее беспокоит, что теперь от ее мужа не будет никакого проку, она опасалось, что его перестанут приглашать на вечеринки деятелей шоу–бизнеса, приемы и торжественные церемонии, поскольку его звезда потускнеет и любое знакомство будет сопровождаться фразой «А вы случайно раньше не?..» Она была молода и теперь застряла с Мартином навсегда.
— Да пошла она, — сказала Кэролайн. — Она меня волнует меньше всего.
— Она рассчитывала стать продюсером, — сказал я, и она громко расхохоталась. — Почему вам смешно? — недоуменно спросил я.
— Ну–ка скажите мне, — ответила она, — она работает на телевидении?
— Нет.
— Она когда–нибудь работала на телевидении?
— Нет, насколько я знаю.
— Она вообще когда–нибудь работала?
— Да. Она работала в сфере культуры. И всегда крайне интересовалась шоу Мартина, — сказал я, удивляясь, зачем я объясняю все это Кэролайн.
— Точнее, его банковским счетом, — сказала она, покачав головой. — Этим он ее и удерживал. Продюсирование! — хмыкнула она. — Что за нелепая мысль.
Я встал из–за стола и, присев на его краешек, гневно посмотрел на нее сверху вниз.
— Вы забыли наш первый разговор? — спросил я ее. — Вы забыли, как пытались убедить меня дать вам ответственный пост в этой организации, хотя у вас совершенно не было опыта?
— У меня годы опыта работы в управлении в…
— Торговле грампластинками! — закричал я, окончательно теряя терпение; редкий случай. — Это совершенно иной мир, детка. Может, от твоего внимания это ускользнуло, пока ты сидела здесь, щелкая каналами, но мы не продаем пластинки. А также книги, одежду, стереосистемы и постеры с двенадцатилетними поп–звездами. Мы — телестанция. Мы создаем телевизионное развлечение для масс. И ты не знала ничего об этом, когда я взял тебя, разве нет?