Второй (СИ)
Повернулась, попыталась придержать волосы рукой. Щурила от ветра глаза, в которые не хотелось смотреть. Что-то с ней было ужасно не так. Высокие скулы, острый подбородок — каэлидка? Что с того, он всё равно раньше не встречал никого из Каэлида. Тогда что? Похожа на кого-то? Он не мог вспомнить.
Незнакомка застенчиво улыбнулась.
— Привет, — начала она как-то неуверенно. — Я Офелия. Ты, наверное, Джейсон? Господин Макдуф сказал встретиться с тобой здесь…
Он не счёл нужным что-либо отвечать, поэтому молчал. Ей было заметно неловко под его взглядом. За прошедшие восемь лет он, кажется, ни разу не знакомился с новыми людьми — ученики, конечно, не в счёт — и понятия не имел, какое впечатление производит. Но ещё с собственной школьной поры знал, что у него недобрый вид и, как говорили, «страшный взгляд». Очень, очень кстати.
— Ты здесь преподаёшь? — не сдавалась незнакомка. Она не могла не видеть его настрой, но отважно продолжала излучать дружелюбие. Под порывами ветра, рядом с толстой каменной стеной она выглядела беззащитной и растерянной — и это было так неуместно, так противоречило… чему?
— Да.
— Какой предмет?
— Историю. — Он не собирался посвящать её в подробности своих недавних диспутов с Макдуфом, который после ежегодных уговоров наконец убедил его взять ещё один курс… Кстати, почему у них вообще новая преподавательница? Кто-то помер? Ввели новый предмет? Поддерживать разговор не хотелось, но вопрос вырвался сам собой: — А ты?
Она перестала улыбаться, сразу помрачнев.
— А что, господин Макдуф не сказал?
Нехорошее предчувствие достигло апогея. Он уже не пытался его разгадать, просто ждал неминуемой развязки. Девица на мгновение вздёрнула подбородок, но тут же опустила голову, как бы передумав бросать вызов, и сказала спокойно и почти беззаботно:
— Магию разума. В Каэлиде я несколько лет работала в правосудии. У вас, насколько я знаю, не было постоянного преподавателя со стихией эфира…
— Сссукин ссын, — прошипел он сквозь зубы, не слишком беспокоясь, заглушит ли ветер слова.
Как он сразу не понял? Теперь, когда она сказала, сразу стало очевидно — конечно же, она эманировала эфиром, властью, неотвратимостью, стёртыми в пыль преградами… Вот дерьмо.
Эфирка, сжав губы, напряжённо всматривалась в его лицо, как будто сделала что-то, что считает правильным, но слышала, что за это обычно бьют. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Она просто новая преподавательница. Первый день здесь, совсем одна, ничего тут не знает, не знакома ни с кем из своих новых коллег, которые старше её в два-три-десять раз, а половина из них не в своём уме. Он должен был помочь ей если не освоиться, то хотя бы сориентироваться, где тут что…
— Лестница — вот, — тихо сообщил он. — Столовая и библиотека на первом этаже, классные комнаты — на втором. Всего наилучшего.
Коротко поклонившись, он быстрым шагом направился к выходу на винтовую лестницу, куда только что указал.
Прежде чем распахнуть дверь директорского кабинета, Джейсон всё же стукнул в неё ровно один раз, чтобы соблюсти подобие приличий.
— Какого хрена? — с порога спросил он Макдуфа, сидевшего за своим огромным П-образным столом в полкабинета. Директор выпрямился, отложил толстый фолиант, вопросительно поднял рыже-седые брови и тут же нахмурился.
— Джейсон, где девушка?
— Убил и съел! Объяснись.
Такое фамильярное обращение с директором, как всегда, сошло бы ему с рук — если бы в эту секунду из боковой двери, ведущей в смежную комнату, не выплыла похожая на кита госпожа Сорхе — бессменная преподавательница преобразований, помощница директора, его же верная подруга и, говаривали, даже нечто большее, но об этом Джейсон старался не думать.
— Дженкинс, что за истерика? — Она говорила неторопливо, холодным глубоким голосом, как будто волны накатывали на берег — равнодушные, но не отступающие. — Потерял свои таблетки? Вызвать санитаров?
Он не ответил, даже не стал смотреть в её сторону, но отметил для себя неожиданную хорошую новость. Похоже, Макдуф не выбалтывает ей совсем уж всё, когда они — Джейсон не сомневался — перемывают косточки всем сотрудникам и ученикам. Иначе Сорхе знала бы, что таблетки он не принимает уже неделю.
Он упрямо смотрел только на директора.
— Григ.
— Герда, душа моя, оставь нас на минутку.
Сорхе сокрушённо вздохнула:
— С удовольствием, потому что мне больно смотреть, как ты, святое сердце, с ним возишься, всё ждёшь и надеешься, что из него хоть что-то ещё получится, тянешь его из болота и не видишь в своём безграничном человеколюбии, что он не хочет вылезать. И в самом деле — зачем? Живёт в шикарных условиях, работает, жрёт три раза в день, никто от него ничего не требует, все только нянчатся, а он вечно с недовольной рожей…
Надо было просто ждать, пока она выговорится. Худшее, что можно было сделать, — дать ей повод сказать больше. У стервы была феноменальная способность прицельно бить даже в такие больные места, о которых оппонент и сам не знал. Ну или он и правда был настолько жалок, что это не составляло труда.
Поэтому он стоял неподвижно, смотрел на пыль, кружившуюся в солнечном луче, и старался не слушать. Когда она уйдёт, нужно будет попросить Макдуфа открыть окно — в кабинете невыносимо душно, до чёрных точек перед глазами.
— …Пусть хотя бы следит за языком, ты слишком много ему позволяешь.
Наконец замолчав, Сорхе ещё немного пошуршала возле стеллажа с документами, потом степенно простучала каблуками по каменному полу в направлении своего кабинета и подчёркнуто тщательно закрыла за собой дверь. Джейсон перевёл дух.
— Как себя чувствуешь? — полюбопытствовал Макдуф.
Оказалось, что оба высоких арочных окна были распахнуты. Значит, опять. Уже несколько раз за прошедшую неделю ему снился огонь, бурлящая магма в бездне глубоко-глубоко под замком, под скалой, под морским дном. А потом днём, как сейчас, он снова как будто раздваивался и был одновременно в замке и в самых недрах земли, где всё было огнём, и становилось жарко и трудно дышать, ладони горели, а если опустить веки, под ними вставала стена пламени. Он понятия не имел, что всё это значит, и ненавидел невозможность это контролировать. Как он себя чувствовал? Посреди океана в дырявой лодке, в полном распоряжении неведомых сил, вот как.
— Нормально.
— Исаак сказал, что первое время после отмены могут ощущаться неприятные эффекты, но они скоро пройдут. В любом случае, это никак не помешает тебе с новым предметом, который ты наконец любезно…
— Не напоминай. Не могу поверить, что я согласился.
— Ты не представляешь, какое одолжение мне делаешь…
— Это ты сделал мне одолжение, я возвращаю долг. Хватит об этом.
Он показал пальцем наверх, напоминая о вопросе, с которым, собственно, пришёл.
— А что? — с наигранно непонимающим видом развёл руками Макдуф. — Я же разъяснил тебе ситуацию. У нас новый человек, из другой страны, причём, видишь ли, она попала к нам не совсем по своей воле и некоторое время не будет иметь возможности покинуть замок. Я всей душой люблю Шаннтог, моё творение, мой дом и мою, если позволишь мне такую метафору, волшебную кузню — но не смею тешить себя мыслью, что это место сразу же произведёт должное впечатление на нашу прекрасную гостью. Поэтому я хотел, чтобы кто-то менее занятой, чем я, показал ей нашу школу с лучшей стороны, помог почувствовать себя как дома…
Джейсон снова ждал, на этот раз когда директор перестанет пороть чушь и доберётся до сути. Он отчего-то вдруг очень устал и больше не хотел сегодня ни с кем спорить — но всё ещё считал, что Макдуф должен объяснить свой поступок.
— …А поскольку наша гостья молода и весьма прелестна, я подумал, что ты составишь ей хорошую компанию. Да и тебе разве не интересно? Когда ты хоть видел последний раз женщину твоего возраста?
Джейсон молчал и сверлил Макдуфа взглядом. Он подозревал, что директор — хитрый интриган и манипулятор, а идиотом прикидывается специально, чтобы более ловко управлять людьми. Но иногда сомневался — вот как сейчас.