Что мы натворили (ЛП)

— Могу я увидеться с ним? — спрашивает она Кейт.
Какое-то время Кейт думает, что она спрашивает про Мэлли, но затем ее взгляд падает на сумку на полу. Сет поднимает ее и кладет на кухонный стол. Арронакс осторожно расстегивает молнию на сумке. Она проводит пальцами по поврежденной голове Боунчейсер, пахнущей электрическим штормом.
— Как Мэлли?
— Потрясен. Опечален. Но будет в порядке.
Он переживал и худшее.
Арронакс снова принимается плакать. Она качает головой, и черные блики начинают доминировать над другим цветом волос (Воронье Горе). Кейт разливает напитки снова.
Девушка провела последние десять лет, устраивая кампании в поддержку защиты прав роботов и хартии, согласно которой ботам всех видов даруют основные права, такие как право сказать «нет» и защиту от причинения им вреда. Ее непреклонная решимость привела к тому, что Нэнси одобрило закон о криминализации насилия против робо-сапиенс, а последним проектом стал билль, который позволил бы любому ИИ отказаться выполнять приказы человека, если они противоречили их внутреннему моральному коду или причиняли вред другому боту или живому существу.
Это была ее идея добавить систему кровообращения этим роботам. Вероятно, если бы они могли истекать кровью, как думала она, тогда бы к ним относились более человечно. К несчастью, все возымело обратный эффект.
Арронакс встретилась с сильным сопротивлением. Придурки напуганы тем, каким человечным становится последнее поколение автоматонов, а давать им права кажется переходящим все границы. Когда «Наутилус» объявил, что новая версия андроидов — седьмое поколение, как Вега — будет иметь теплую кровь, это вызвало протесты по всей стране.
— Вы проведете границу между людьми и роботами?
— Почему граница вообще должна существовать? — отвечала Арронакс. — Будущее может быть мирным и взаимовыгодным сосуществованием, где дроиды становятся больше похожими на людей, а люди вбирают в себя все больше технологий. Вскоре вообще больше не понадобятся никакие разделения.
Она освещала этот вопрос в своем последнем интервью на «Андроид Нэйшн», которое получило широкое распространение в социальных сетях и которое использовали вне контекста в различных группах, ненавидящих ИИ. Технацисты просто делились видео «Почему вообще должно быть разделение?», так сильно злившее людей, что они даже начали присылать ей угрозы расправой. Один мужчина, в частности, стал таким одержимым Арронакс, что оставлял для нее отравленные пасхальные яйца во всех ее любимых местах. Смена объекта мести. Даже дополненная реальность больше небезопасна.
Арронакс шмыгает носом, наливает себе еще один шот и выпивает его. Закрывает наглухо свой кардиган цвета морской волны, будто запирает на замок и свои переживания.
— Ладно.
Она вытирает акваблестки со своих век.
— Лучше нам составить план.
Глава 14
«Дед Сити Санбимз»
Центр города. Йоханнесбург, 2036
Драконья чешуя заводит машину. Фары освещают узкую городскую улицу, заставляя крыс разбегаться. Одна из них остается сидеть на мусорном контейнере, слишком голодная или старая, чтобы беспокоиться об ожившем гидроавтомобиле, а может, находится в оцепенении из-за яркого света. Крыса смотрит прямо на них, глаза, как два светящихся темно-зеленых шарика, усы подергиваются, пока она жует то, что у нее в лапах.
— Расскажи мне о себе, — просит мужчина.
Он имеет в виду, уверена Сильвер, что такая девушка, как она, делает в таком месте, как это.
Они проезжают мимо еще большего количества мусорных контейнеров и разбегающихся крыс, а затем старых консервных банок — охранных комплексов, захваченных скваттерами и дикими лесными животными. С тех пор, как у юго-восточных азиатов началось повальное увлечение лесными зубастиками в качестве домашних животных, город столкнулся с проблемой диких животных. Лисы, еноты и белки были привезены недобросовестными торговцами животными и проданы, как стерилизованные домашние питомцы, и никто не хватился, пока не стали появляться первые пометы. Вдобавок к демографическому взрыву (и неразберихе), пригородные психи нашли свою золотую жилу: продажи биоидентичных роботизированных лесных животных взлетели до небес и, что более странно, так же взлетели до небес и покраски кошек и собак под оригинальных Зубастиков. Пока едешь, лучше особо не приглядываться: все городские улицы усеяны трупами раздавленных животных.
 
— Сначала ты мне расскажи, — говорит Сильвер.
— Что ты хочешь знать?
— Мы можем начать с имен. Можешь назвать мне свое, — говорит она.
— Имена всего лишь социальные конструкции, чтобы загонять людей в рамки. Я не верю в силу имен.
Сильвер хохочет.
— На веришь в силу имен?
— Тех, которые дают мне другие люди.
— Ладно…
— Не думаешь, что это безумие жить всю жизнь под тем именем, которое дал тебе кто-то другой, кто даже не знал тебя тогда?
— Это всего лишь имя.
— Никогда лишь имя.
— Тогда как мне тебя звать?
— Можешь звать меня, как хочешь. Как ты мысленно назвала меня до того, как мы заговорили?
Сильвер колеблется.
— Ну же, как-то же назвала.
— Драконья чешуя.
Теперь его очередь смеяться.
— Драконья чешуя. Мне нравится. Вот видишь? Теперь у нас есть нечто большее, чем было минуту назад. Связь. Согласие. Это намного лучше, чем просто вешать случайный тег, который к завтрашнему утру, вероятно, забудешь.
— А как ты назовешь меня? — спрашивает Сильвер.
Он смотрит на нее с прищуром, будто оценивая ее.
— Я пока не решил.
— Но как ты называл меня прежде?
— Я назвал тебя деткой, — отвечает он. — Но это не подходит.
— А мне нравится, — замечает Сильвер.
— Тебе нравится, когда тебя зовут деткой?
— Мне нравится, когда ты меня так зовешь.
— Я понял.
Он смотрит на ее волосы.
— Детка Сильвер.
— Забавно… — произносит она, собираясь назвать ему свое настоящее имя.
— Это была гениальная группа в поздние девяностые.
Мужчина пролистывает свой «Скрайб».
— Я поставлю для тебя что-нибудь.
— В девяностые? Боже, сколько тебе лет?
Автомобиль наполняет музыка. Причудливый ритм и искусно наложенные звуки ударных и оркестра. Одновременно и просто и изысканно.
— «Дед Сити Санбимз». «Электрическое небо». Ох*енно подходит тебе.
Сильвер чувствует, как музыка вибрирует в ее теле, и в ее груди расцветает новая волна радости.
— Да, — произносит она, отдаваясь музыке. — Идеально.
Через пару треков, они проезжают мимо работающей с перебоями и питающейся от солнечных панелей вывески, гласящей «ДИСТРИКТ 12». Раньше в этом районе упаковывали мясо, когда придурки все еще считали нормальным убивать животных на пищу. Сильвер вздрагивает, вспоминая картинки, которые она видела. На них коровьи туши с содранной кожей висели на крюках. Люди так привычно работали с тяжелыми тесаками, словно резали древесину, а не плоть и кости, которые только недавно были живыми существами в дикой панике. Незадолго до веганской революции, залитые кровью полы уступили место хлопку и синтетическому шелку: район стал бурлящим центром моды. Бурлящим, до того, как новая одежда стала не модной, а индустрия изжила себя. Теперь новые бизнесы не горят желанием переезжать в этот район, испытывая подозрения и/или суеверия, а город не хочет менять вывеску. Теперь все просто зовут этот район «Дистрикт 12».
Сильвер одурманена ощущениями, вызванными новой странной музыкой и новизной нахождения в машине с красивым мужчиной, который не отрывает от нее взгляда. Это почти то же самое, что играть в одну из ее компьютерной ролевой игры. Почему он смотрит и смотрит на нее? Что-то происходит. Что-то, о чем он ей не говорит. Машина поворачивает направо, увозя их все дальше в деловой центр. Они должны были повернуть налево.
— Мы едем не ко мне домой, — произносит она.
Драконья чешуя смотрит ей прямо в глаза.