Огненная невеста короля. Сердце Пламени
Обессилев, я обмякла в сильной хватке, присматриваясь к его лицу. Синие глаза своей глубиной напоминали бушующие воды океана. Он был так близко, что можно было рассмотреть шрамы, пересекающие его скулу и бровь. Совсем незаметные издали, но выделяющиеся светлыми бороздами на смуглой коже.
– Ты красивый, – даже не знаю, почему это сказала. Наверное, потому что это правда. – Но борода совершенно лишняя.
– Сейчас станет легче, – чуть усмехнулся он. – Не сопротивляйтесь.
От его ладоней пошло тепло. Боль действительно отступила. А мужчина тем временем понёс меня на выход.
– Это правда? Король сделал меня своей невестой?
– Да, это правда.
– А если я не хочу? Если я хочу домой?
К маме, понять, почему она от меня отказалась.
– Нельзя идти против воли короля, льира.
– Мне нужно домой.
– У вас будет новый дом.
Исходящее от его ладоней тепло усилилось, на меня напала дрёма.
– Это нечестно, – язык заплетался от слабости, и слова прозвучали невнятно.
– Вам нужно отдохнуть, льира.
– Лиандра Тосни.
– Льира Тосни, – повторил он.
Услышав подобающее моему статусу обращение, я с облегчением погрузилась в исцеляющий сон.
***
Дрёма растворялась неспешно, возвращая в тело ощущения. Я отогрелась. Наконец-то. Боль ушла. Горло не саднило. И ушибы больше не тянуло. Жар почти пропал. Теперь он тлел искрами в центре груди. Лба коснулась тёплая ладонь. Я зажмурилась, не желая выныривать из беспамятства в реальность с её проблемами. Прикосновение спустилось к шее. Профессиональное, сухое и точное. Любопытство победило, я открыла глаза. После сна зрение не сразу сфокусировалось. Я лежала в кровати, а рядом сидел незнакомец. Седовласый мужчина в зелёной хламиде служителя богини Ливы.
– Не бойтесь, льира, я лекарь, – успокаивающе произнёс он.
Голос его по-старчески хрипел. Светлые глаза смотрели с профессиональным участием.
– Я не боюсь, – впервые за последнюю неделю меня не сковал приступ кашля. Правда, голос всё равно звучал сипло после болезни. – Где я? Что происходит?
– Вы всё там же, в замке Криштанд, – лекарь потянулся к прикроватной тумбе, чтобы налить в глиняную чашу исходящий паром отвар.
Нос защекотали запахи трав. Вольница, перчинка золотая, анелия розовая. Я могла назвать весь состав. Но не помнила, откуда эти знания. Зато я помнила, что последнюю неделю провела в тюрьме. И это знание развеяло сонную безмятежность.
– Меня собирались казнить, – приподнявшись на локте, я села.
К сожалению, слабость не покинула тело вместе с болью и болезнью. Голова немного закружилась. Руки задрожали. Но хоть можно было оглядеться. Комната совершенно точно не была тюремной камерой. И даже с натяжкой соответствовала моему статусу. Небольшая, но уютная, оформленная неброско. Кровать у стены, рядом резная тумбочка с выдвижными ящиками. У противоположной стены шкаф. Тоже резной, из светлого дерева. Синие портьеры обрамляли единственное арочное окно с прозрачными стёклами. Из украшений только один пейзаж кисти неизвестного художника.
– Это в прошлом, льира Тосни.
– Уже льира, – тихо отметила я под нос.
До этого палачи редко обращались ко мне по имени рода, чаще всего звучало обезличенное «ты» и «тварь». Последнее большей частью из уст нескольких адептов тёмной богини, пока они не поняли, что мои проблемы с памятью невыдуманные. И тогда они посчитали более жестоким молчание в ответ на мои попытки выяснить причины их ненависти. А потом их отвели на казнь. Я так и не узнала, чем вызвала подобное отношение.
– Вы невеста короля Идвина Пятого.
– Это я тоже помню.
А ещё слова Тибальда о том, что мой род от меня отказался. И если раньше бы меня обрадовало внимание монарха, то теперь интересовали только дела семьи. Пока я находила единственный ответ. С мамой что-то случилось. Она бы от меня не отреклась. Вот отчим мог. Сайлус меня недолюбливал.
– Что ещё вы помните, льира?
– Общее. Свою жизнь урывками. Только родных. Что с моей памятью?
– Если позволите, можно попробовать выяснить. Я попытался проверить, но… вы защищаетесь, – лекарь продемонстрировал мне ладони с заживающими ожогами.
– Простите…
– Вы не нарочно, – примирительно похлопал он меня по руке. – Готовы открыться?
– Я постараюсь, – кивнула решительно.
Все ответы во мне. Нужно только до них дотянуться.
– Тогда расслабьтесь, льира, – он приложил указательные пальцы обеих рук к моим вискам.
Тонкие губы в обрамлении морщинок зашептали заклинание. Я ощутила лёгкое прикосновение к сознанию. Угольки в груди начали разгораться, и я силой воли их потушила. Произносимые лекарем строчки начинали обретать смысл. И через секунду уже я сама про себя зашептала знакомое заклинание, следуя слог в слог с магом. Реальность рассеялась.
– Как же у тебя так легко выходит, Лиа? – Элиса досадливо надула пухлые губы.
Серые глаза наполняла обида. Нити заклинания таяли между её пальцев, когда от моих рук поднимались чёткие линии памяти.
– Ты усложняешь, – я рассеяла свою проекцию, чтобы продемонстрировать подруге последовательность действий. – Убери пассы Миллора и добавь вместо них Ро и Дих.
– Это же неправильно. Нам показывали иначе.
– Ро и Дих сложнее связать, только поэтому. Нужна подвижность пальцев. Но у тебя она развита отлично. Получится, попробуй. Когда мама впервые мне показывала эту связку, мне она давалось намного сложнее.
– Может, тебе преподавать вместо старухи Зайры?
– Говори тише. Она всегда появляется, стоит о ней заговорить, – я пригрозила захихикавшей подруге кулаком. – Сосредоточься.
Подняв ладони к вискам, я начала формировать знакомые почти с детства пассы. Элиса повторяла за мной.
– Воспоминания – река, которую подпитывают ручейки событий. Её русло беспечно, оно может иссохнуть, выбрать другой путь, создать несколько новых рукавов. Материя памяти не поддаётся контролю, воздействию извне и почти невозможна в оценке.
– И точно, учительница, – рассмеялась девушка.
– Дочери рода Тосни…
– Всегда служат Ливе. Ты постоянно это повторяешь.
– Мама обучала меня с детства, – опустив ладони, я продемонстрировала Элисе проекцию своих воспоминаний.
Белую, полноводную реку событий, что создавали мою личность.
– Странно, – хмыкнул лекарь, вырывая меня из видения.
Передо мной вновь сияла проекция, но она изменилась. Река иссохла, наткнувшись на барьер, через который пробивались лишь тонкие ручейки памяти.