Жена для двоих (СИ)
— Не сомневаюсь. Но не переживай. Я тебя не выдам. Если ты будешь со мной его включать пореже.
— Ничего не обещаю.
— А я думал, что ты не зря так долго сидела в ванной. Надумала что? Как дальше жить планируешь?
— Ничего особенно хорошего не надумала. Пока поеду к тетке погощу. Она в соседнем городе живет. Потом решу.
— Тетя — это сестра твоей матери?
— Да.
— Хорошее решение. Домой точно возвращаться не планируешь?
— Нет.
— Даже не знаю, хорошо это или плохо. Боюсь, папочка пригрузит меня в таком случае другой пыльной работой.
— А пыльную ты боишься?
— Смотря какая пыль.
— И как тебя вообще по жизни, устраивает такая работа?
— Нет. Абсолютно. Но это временный вариант.
— Ты давно у отца работаешь? — нехороший вопрос. Врать не люблю, правду не скажешь. Поэтому отвечаю очень обтекаемо:
— Какое-то время.
— Хм. И что ты делал до того, как я вернулась в Россию?
— Выполнял разные задания твоего отца.
— Не хочешь говорить, да?
— Не особенно.
— Хорошо, тогда я тоже ничего рассказывать не буду. Отвезешь меня завтра к тетке, а дальше снова будешь выполнять задания моего отца. Я его видеть больше не хочу.
— Зря ты так с отцом. Он нормальный мужик, и тебя любит. Просто не знает, как подступиться к тебе, а ты все только усложняешь.
— Я его тоже люблю. Но не могу простить за то, что случилось с мамой. Это его вина.
— Уверен, он знает об этом. И живет с этой виной.
— Не похоже, что это доставляет ему какой-то дискомфорт. Иначе не привел бы он свою Агату в дом на правах жены.
— Но ты ведь не знаешь, что он чувствует на самом деле.
— И знать не хочу. Потому что ему на мои чувства плевать, это совершенно точно!
— Не думаю. Не зря же он отправил Агату на отдых, а сам остался здесь, с тобой. Наверняка он хотел наладить с тобой отношения, пока рядом не будет этой женщины.
— Что-то не заметила активных попыток наладить со мной контакт. Одни нотации.
— Он просто не знает, как с тобой говорить, поэтому лажает, а ты ведешь себя, как капризный ребенок!
— И ты туда же? Да, я капризный ребенок. Меня так воспитали.
— Пора взрослеть.
— Тебе все же отец дал задание промыть мне мозги?
— Нет. Я говорю свое мнение. Не хочешь слушать, я помолчу.
— Вот и молчи. А я спать пошла. Спасибо за пиццу и "твое" мнение, которого никто не спрашивал. Спокойной ночи!
Убегает в спальню. Печалька. Нелегко придется Истомину старшему, да и мне тоже.
Кстати, папочка уже звонил, просил разыскать дочурку. Я заверил его, что с девочкой все в порядке, правда, пришлось сорвать, что она в гостинице. Но главное, отец успокоился. Дальше видно будет.
Спится мне как-то неспокойно. В душе никак не могу уложить по полочкам свои разношерстные чувства к девчонке. Неправильные они, эти чувства. С одной стороны безумно хочется ее оборвать, заткнуть, поставить на место, с другой — пожалеть, посочувствовать, согреть. Ага, особенно согреть… Заводит меня девчонка, трудно это не признать. И хочется с ней не спорить, а выбить дурь другим способом. Например, развернуть лицом к стене, прижать немного шею, задрать юбочку и …
Так, спокойно, это дочка босса, напоминаю я себе. Ты здесь вообще временно, так что засовывай эти мысли подальше и молись, чтобы продержаться до возвращения брата. А дальше пусть он сам разруливает все как хочет.
***Утром с трудом разлепляю глаза. На кухне что-то гремит. Бреду туда и застываю на пороге с открытым ртом. Есения стоит у плиты. Что-то варит в маленькой кастрюльке, быстро помешивая ложкой. Но не это поражает меня больше всего. На ней футболка. Сашкина! Едва прикрывает ту самую аппетитную задницу, о которой я мечтал половину ночи. И я смотрю на эту футболку и закипаю, потому что… мне неожиданно ревниво. Бред чистой воды, но это так. Неприятно, что тело Есении покрывает личная вещь моего брата. Не моя. На ней сейчас окажется его запах. И так сводит внутри от какого-то неведомого раньше чувства, что хочется заорать. Как будто он ее трогает, а мне нельзя.
— Привет! Плохо спал? — как ни в чем не бывало подает голос девчонка, явно не понимая причину моего хмурого лица.
— Да, есть немного. А ты что там варишь, страшно спросить?
— Всего лишь овсянку, — улыбается она. — Я же три года жила в Англии, в Лондоне, — кривляется она. — Овсянка, сэр-р-р-р, — рычит, забавно изогнувшись в поклоне, ставя на стол тарелку этого сомнительного варева. Но привлекает меня совсем не это, а то, как натягивается на ее бедрах хлопковая ткань.
— Вижу, ты голоден? — вздергивает она бровь.
— Ужасно, — сглатываю слюну, едва удержавшись, чтобы не наброситься на мелкую провокаторшу. Я бы ее… точно съел. Начал бы с миленького розового ушка, перешел бы на тонкую шейку, а потом бы сладенько покусал эти милые губки, а потом… короче, дальше было бы уже совсем не сладенько, но очень горячо…
— Ты проглотил язык?
— Да, от культурного шока. Не думал, что ты умеешь готовить.
— Внешность обманчива. На самом деле я достаточно хорошо готовлю. Мама научила. Она сама часто готовила, а я ей с удовольствием помогала, — глаза ее становятся грустными.
— Да, у меня мама тоже хорошо готовила, правда, редко. Времени не хватало.
— Готовила, — поднимает глаза Есения. — Ты говоришь в прошедшем времени, значит ее уже нет?
— Нет. Мама умерла восемь лет назад.
— А отец.
— А отца я и не знал никогда.
— Печально.
— Не особенно. Он бросил мать и меня с братом, когда мы были совсем маленькими. И раз так, я не хочу знать его. Не понимаю, как можно бросить своих детей. Так поступить может совсем гнилой человек.
— Да, но ситуации в жизни ведь бывают разные?
— Согласен. Но он мог бы вернуться. Мы не меняли место жительства, никуда не пропадали. Значит, ему это было просто не нужно. Поэтому я и говорю тебе, не суди строго отца. Он может и не лучший, но точно тебя любит.
— Возможно, но пока я чувствую на него только злость. Поэтому мне нужно успокоиться, и тогда я смогу с ним общаться. Наверное.
— Как знаешь. Так что? Сегодня поедешь к тетке?
— Ты меня отвезешь?
— Да. Так распорядился твой отец.
— Ты ему звонил?
— Конечно, я ему звонил. Потому что иначе тебя бы уже с собаками искали по всему городу!
— Хорошо, — шумно выдыхает она, — не буду заводиться. Но и забывать, что ты холоп папочки, тоже больше не буду!
— Ага, пошла эволюция в обратную сторону. Я снова из человека превратился в холопа.
— Сам виноват!
— Хорошо, пусть я буду виноват. Собирайся, поехали. Или ты хочешь заявиться к тетушке в таком виде?
— А что? Ты считаешь, что мне не идет твоя футболка?
— Как сказать. Если бы мы переспали, это смотрелось бы символично и гармонично, а так…
— И что «так»? Договаривай!
— Шлюхасто это смотрится!
— Но красиво! Согласись? Я видела, как ты пялился на мои ноги.
— Вообще-то не на ноги!
— Ну да, ну да.
— Да! Кстати имей ввиду, нельзя провоцировать взрослых дяденек. Они могут не сдержаться!
— А может я хочу, чтобы они не сдержались? — провокационно улыбается она. Почему-то меня это злит еще больше.
— Голодная английская сучка вернулась? В твоем Гарварде одни ботаны были, не с кем было позажигать?
— Было с кем, но не было желания. Впрочем, нет его и сейчас! Все, отвали. Пойду, приведу себя в пристойный вид, а ты пока ешь овсянку! Больше тебе от меня ничего не обломится! — тоже психует она. Перегнул я? Кто бы мне ответил…
Убегает в спальню, маленькая злая кошка! Хотел бы я послушать, как ты мурлыкаешь, если тебя приласкать, но пока мне прилетают только острые коготки.
Глава 4. Незнакомое чувство
Дура, дура, дура! Ну какая же я дура! Вот знала, что так будет, но сама же и нарвалась. Сейчас во мне борются два желания: избавиться от этого напыщенного болвана, или сказать ему прямым текстом, что он вызывает во мне нездоровый интерес. Но так палиться конечно же глупо. А избавиться от него вообще дебилизм, потому что больше в этом городе помочь мне некому. Есть конечно знакомые, одноклассники, но с большинством мы давно не общались, а те, с кем я выбралась в клуб в первый день, оказались слишком ненадежными. А этот несносный орангутанг Александр завел меня еще в аэропорту. Странный он, не похож на охранника. Папа и раньше приставлял ко мне охрану, но тогда это были совсем другие персонажи. Невзрачные, молчаливые. "Да, Есения Даниловна", «Нет, Есения Даниловна», «Всегда пожалуйста!» А этот борзый, не дает слабину, даже когда решает промолчать, его молчание очень громкое. Я как будто слышу все, что он обо мне думает. И почему-то это не на шутку заводит, толкает на гадкие, дерзкие поступки. Вот как сегодня утром. Сдалась мне его футболка! Ведь могла надеть вчерашние вещи. Они не свежие конечно, но других все равно не имеется. Так нет же, чертенок внутри меня проснулся, вспомнил горячий взгляд Александра, широкоплечую фигуру, и потребовал подергать тигра за усы.