Одержимый сводный брат (СИ)
Он отомстит.
Затем его взгляд наваливается на меня, по-прежнему пытающуюся держаться ближе к Риму. Молчит, но дышит так шумно и тяжело, что мне и вовсе хочется спрятаться за спину его друга. Егор выглядит так, будто я испытываю его терпение.
— Чего ты ждёшь, Лина? — резко бросает он, что я даже вздрагиваю. Но тут же хмурюсь, собираясь возразить, что не позволю себя ещё и выгонять, но слишком рано делаю выводы. Егор отчитывает меня как ребёнка. Снова на глазах у всех. — Тебе уже трое сказали, что тебе нужно в медпункт. Или мне тебя надо за ручку отвести?
Конечно, это не предложение, хотя я и крайне растерянна его выпадом. Но потом…
Да-да, забыла упомянуть, на публику он слишком заботливый брат.
А вот когда он подаётся чуть вперёд всем своим мощным телом и невероятно сильной аурой, что даже Рим мгновенно отступает назад, Егор тот, кем является на самом деле — моим личным дьяволом во плоти.
Его горячий шёпот на моей коже слишком едок и ядовит.
— Скольких ещё ты готова принести в жертву, пока не поймёшь, что тебе лучше оставаться пожизненно дома, птичка?
Птичка…
Я вся напрягаюсь, до боли стискивая челюсти и его футболку в руке. Самое время её швырнуть ему в лицо, которое как раз оказывается напротив моего, если бы не толпа так и не разошедшихся студентов, думающих, что у нас необычайно тёплые отношения.
«Ненавижу», — шипит каждая клеточка меня.
Я прожигаю голубые глаза самым уничтожающим взглядом, но вызываю на этих по несправедливости невероятно сексуальных губах только ухмылку — тёмную и надсмехающуюся. Мой разум туманится от ярости. Сейчас, как никогда, мне хочется ужалить его в ответ.
— Ты не сможешь избить всех парней. В конце концов, рано или поздно тебе придётся ответить за свои поступки.
Чего я ожидаю? Хотя бы немного сбить спеси с ехидства его усмешки, но не тут-то было. Кай выглядит ещё более веселее.
— Это вряд ли произойдёт скоро, — издевательски отзывается он, — по крайней мере, пока у твоего любимого опекуна не закончатся деньги. А их, ты знаешь, птичка, хватит ещё на несколько жизней вперёд.
Птичка…
Внутри меня всё закипает, но Егору до меня нет уже никакого дела. Кивнув другу, он тут же разворачивается и начинает уходить.
Птичка.
С невероятно красивыми распахнутыми крыльями, которые рассекают с обеих сторон прутья клетки, пробивая и ломая их.
Эта картина прямо перед глазами, выбитая чёрными красками на загорелой коже его внушительной спины.
Эта птичка — я.
Глава 2. Лина
Мусорка — вот, где место его футболке.
Я даже не ленюсь, делая круг, чтобы выкинуть её у самого главного входа, где смогут увидеть не только те, кто стал свидетелями всего представления, но и сам Егор, который точно пройдёт здесь в конце дня.
Детский поступок, согласна, но иначе я не могу тягаться с Егором. И дело здесь даже не в физической силе, он никогда меня и пальцем не тронет, а вот морально… Я не настолько искусна в плетении интриг, как он. Не имею власти и статуса, в сравнении с ним — я никто. Поэтому только и остаётся делать ему маленькие пакости, которые его невероятно нервируют, хотя большинство из этих случаев он даже и не знает, кто перекладывает постоянно его ключи от машины, вырубает предохранители в его комнате, чтобы на утро он ворчал и пенял на очередной глюк не зарядившегося телефона, которые ему очень часто приходится менять, или разливает спиртное в салоне его автомобиля перед знойным утром, чтобы его встречал невероятный аромат. Да, я научилась быть незаметной, маленькой занозой, которая ему мешает, а найти никак не получается.
Конечно, это смешно, по сравнению с тем, что он сотворил со мной и моей жизнью, но каждый раз, слыша его гневные ругательства, мне чуточку становится легче.
Красивый, сексуальный и необычайно совершенный Егор Кайманов стал моим непрекращающимся кошмаром. От него можно сходить с ума ровно так же, как и ненавидеть. Год назад моя голова кружилась только от одного его взгляда, захватывало дух от его голоса и этой кривой греховной ухмылки, а как подкашивались ноги и спотыкалось сердце при каждом его “Лина”. Я была зависима им, с немыслимым трепетом ожидая каждого нового дня, чтобы увидеть его, теперь же… Теперь я с ужасом открываю глаза по утрам, молюсь, чтобы мы лишний раз не пересекались в столовой за завтраком и вздрагиваю каждый раз, когда его обволакивающий хриплый голос издевательски тянет это ненавистное — “Птичка”.
Меня передёргивает: нет, это слишком для одного дня. Воспоминания мне точно сейчас не нужны. Те двадцать четыре часа отобрали у меня чересчур много, они были слишком прекрасны и одновременно ужасны, чтобы навсегда себе запретить возвращаться туда. В тот день и в ту ночь, что выпотрошили из меня жизнь.
— Ещё четыре месяца, — тихо шепчу себе под нос ободряюще.
Всего сто двадцать девять дней — и это всё закончится. Только эта мысль и держит меня на плаву. Уверена, никто даже и не догадывается о задуманном. По крайней мере, Егор слишком самонадеян и верит в свою власть надо мной, чтобы хотя бы предположить, что однажды мне хватит смелости вырваться из этой золотой клетки, изображённой на его спине.
Я игнорирую все наставления и прохожу мимо кабинета медика, направляясь прямиком в женскую уборную. Знаю, что делаю хуже сейчас себе, а не Егору, но мне необходимо первым делом увидеть себя в зеркало. Зрелище встречает меня так себе. Не то чтобы было всё плачевно, но с идеальными бровками придётся распрощаться на пару ближайших месяцев. Левая бровь рассечена прямо на сгибе. Но это не так страшно, как я ожидала. Единственный ужас — размазанная, высохшая кровь по щеке, нагоняющая моему облику несколько пугающий вид. Но это слава богу поправимо. Достаю из сумки влажные салфетки и тру скулу до тех пор, пока она не становится пунцового цвета, но зато чистая. Затем убираю несколько подтёков около глаза, и уже в более приемлемом виде направляюсь в медпункт. Так хоть у медика возникнет не так много вопросов и будет проще убедить в легенде каменного плеча Рима.
— Оу, — озвучиваю, стоит распахнуть дверь приёмной и замереть на месте.
Тот самый парень, что так не вовремя решил со мной заговорить, сидит в ожидании приёма. Моё сердце жалостливо сжимается. И это я ещё переживала по поводу своего вида? Чёрт, лицо парня почти не узнать. Опухший глаз, разбитая губа, под разбухшим, посиневшем носом запечённая кровь. Но при этом всё парень улыбается. Мне?
— Вот теперь я даже не сомневаюсь, что это — точно судьба, — говорит мне парень, а я так и остаюсь в дверном проёме, полностью обескураженная его словами.
— Судьба? — с непониманием переспрашиваю тихо.
А парень улыбается только шире, при том даже ни разу не морщится.
Он уверенно и так лихо кивает, словно у него сейчас ничего не болит.
— Определённо, — подтверждает тот. — Две встречи за один час. Только на этот раз, я уверен, нам никто не помешает.
У меня выходит несколько озадаченная и сконфуженная улыбка. Как-то странно, что парень считает подобное судьбой, когда я была готова голову отдать на отсечение, что теперь он занесёт меня в список самых опасных вещей в мире.
— Ну, эту встречу точно нормальной не назовёшь, — совсем не разделяя его оптимизма, бормочу, всё-таки двигаясь с места и заходя внутрь.
Парень неотрывно следит за каждым моим шагом, что немного заставляет нервничать. Мне уже как-то и совсем неважно, что будет с моей бровью. В конце концов, я могу поехать в частную клинику, с которой у отчима заключён договор, чтобы не сидеть и не сгорать от неловкости и стыда, что парень стал невольным участником нашей семейной драмы, при том, что явно не считает меня виноватой. Но есть одно «но» — я не хочу ещё и придумывать легенду для Эдуарда, когда ему обязательно позвонят и сообщат, что со мной произошло. Поэтому выбираю набраться мужества и вести себя по-взрослому, взяв ответственность за случившееся. Но сесть рядом с ним всё равно не могу, хотя он занимает определённо более удобное место на большом диване, я выбираю жестковатый на вид стул в углы приёмной. Кладу на колени сумку и начинаю бесцельно смотреть в пол, молясь, чтобы его вызвали, как можно скорее. Потому что чувствую это — его взгляд. Прямой и тяжёлый, хотя, когда изредка бросаю ответный, его глаза нельзя назвать враждебными. Он наблюдает за мной с любопытством и едва заметным весельем. Что ещё более странно, ничего веселого здесь точно нет.