Забава для мажора (СИ)

Хочу видеть его глаза, когда задам один вопрос. Я пойму, надеюсь, играет он или искренен. Но я теряюсь и не знаю, как сформулировать то, что хочу узнать. Подхожу ближе и задираю голову.
— Почему?
Шепчу, прекрасно осознавая, что тупее слова выбрать не могла. Однако Тёма умудряется понять его. Мы смотрим друг на друга и молчим. Наконец парень нарушает молчание.
— Я тебя люблю. Это всё, что ты должна знать. Если не простишь, я пойму. Я, наверное, сам бы не простил такое. Знаю, что виноват. И… Сейчас Костя приедет и отвезет тебя.
Глотаю вставший в горле комок. Артём отводит глаза и смотрит теперь за меня.
— Если тебе понадобится помощь или поддержка, просто позови. Я понимаю, что разрушил сам. Не оправдал и не сдержал слова. Я… — В глазах парня странный блеск и он часто моргает, прежде, чем продолжить. — Я подожду с тобой Костяна, и потом уеду. Не переживай, больше ты не заметишь моего присутствия.
По щеке скатывается первая слезинка, а в груди жжет. Тёма подается ко мне, тянет руку, чтобы стереть соленую каплю, но я отступаю на шаг назад.
— Нет. Не надо.
Узнать правду — полбеды. Заставить себя принять то, что дальше придется с этой правдой жить, намного сложнее. В определенных ситуациях правда приносит понимание, что уже никогда не будет как прежде.
19.2.
Артём.
С каждым новым словом я вбивал еще один гвоздь… В крышку гроба? О нет, это было бы слишком просто. Я вбивал их в свою плоть, физически ощущая, как кровоточат раны, и расползается боль.
Я видел, что Лия отдаляется от меня, но продолжал и продолжал говорить.
Ей тоже больно.
И это моя вина.
Малодушно защелкнул замки, увидев, как Лия хочет выйти. Иллюзия того, что мы вместе в одном пространстве. Один обман. И то, что сотворил я, тоже обман.
Не простит.
Малышка ушла вперед, запретив приближаться к ней. Малышка… есть ли у меня право теперь так её называть?
В кармане вибрирует телефон. Костя.
Не хочу ни с кем говорить. Но… Девочку надо отвезти домой. Вряд ли она сядет со мной в машину, даже если я забью на треню.
— Да. — Голос звучит глухо и безэмоционально. Всего две буквы. Сухо и безжизненно,
Но Костяну этого хватает
— Я правильно понимаю, рассказал?
— Да.
— И?
— Всё, Кость. Отвези её домой. Мы в парке.
Силы говорить закончились. Раз и нет. Скелет вдруг стал слишком тяжелым и неустойчивым.
— Ты правильно сделал, Мирон. Потом было бы хуже.
Потом… нет у нас теперь этого волшебного «потом». Есть лишь безнадёжное «вчера»
За несколько дней прирос к ней. Приклеился намертво. И как жить без неё? Не знаю.
Хочется догнать, встряхнуть, крикнуть, что люблю. Что рассказал сам, что мучаюсь.
Но это чересчур эгоистично. Как бы хреново сейчас мне не было, ей хуже. Я предал, я. Не удержал…
На сиденье лежит рисунок, законченный несколько минут назад. Несколько минут, разделивших нашу жизнь. Разделивших «мы» на «она» и «я». Такое жизнеутверждающее теплое слово «вместе». И такое страшное «больше не»…
У меня нет прав просить простить. Такое не прощается и всё же… Лия подходит ко мне и задает один-единственный вопрос. Почему?
Шесть букв, но я понимаю, что в них вложено. Понимаю и… молчу…
Не знаю, что сказать. Оправданий нет.
Нарушаю затянувшееся молчание и говорю, что люблю. Что уйду, лишь бы не напоминать. Мне правда наплевать на своё будущее. Отправив Лию с Костей я собираюсь вернуться в лицей и забрать документы. Это будет меньшим наказанием собственной трусости и подлости.
Прости, пап. Твоих ожиданий и надежд я тоже не оправдал.
Глаза жжет, и я часто смаргиваю, чтобы сделать изображение четким. Хочу запомнить свою любимую, впитать каждую черточку, каждый жест.
Свою… нет, больше не свою…
Сердце бьется с перебоями, когда вижу прозрачную дорожку на щеках девочки. Неосознанно подаюсь вперед. Стереть слезинку, ещё раз коснуться. Последний раз.
Говорят страшно уснуть и не проснуться. Чушь! Страшно понимать, что человек, который в твоем сердце, рядом последний раз. Страшно не иметь возможности дотронуться, страшно не успеть сказать главное…
 
Лия делает шаг назад и шепчет: — Нет. Не надо.
«Не надо» оглушает. Убивает надежду, которой и не было, по сути.
Ноги не держат, и я некрасиво подпираю бок тачки.
Смотрю за спину златовласки. Всё те же деревья, то же небо, те же облака. Еще час назад этот пейзаж казался мне волшебным. Сейчас же я вижу безликую серость. Лия не просто сложила карандаши в сумку, она забрала все краски из жизни. Но опять же винить в случившемся могу только себя.
— Не так…
Поворачиваю голову и не понимаю, о чем она говорит. Лицо мокрое от влаги, губы припухли, а в глазах видны сеточки сосудов. Она плачет тихо, но душа её кричит. Я слышу этот крик. Моя также стонет от боли.
Невыносимо.
— Не так.
Лия повторяет и… бросив сумку на землю, вдруг делает шаг навстречу, обнимая за талию и утыкаясь в грудь.
Сердце пропускает удар и набирает обороты, разгоняясь за миллисекунды до самых высоких скоростей.
Дрожащими руками прижимаю к себе малышку, и её прорывает. Плач становится громким и жалобным, а меня рвёт на части.
Задыхаюсь от её запаха. Пытаюсь надышаться впрок, запомнить, вобрать как можно глубже.
— Люблю тебя, — шепчу на репите. Непослушный язык не способен сейчас произнести другие слова. — Люблю тебя… люблю тебя…
Лия поднимает заплаканное лицо, и я не медля больше, приникаю к её губам. Они соленые от слез и сладкие от наших чувств. Пью её боль, забирая себе.
Сминаю губы, ласкаю язычок. Жадно, глубоко.
Словно не целовал целую вечность. Но так и есть. В той, прошлой жизни…
По часам прошли минуты, по ощущениям же несколько тысячелетий пронеслась.
— Ты… ты простила меня?
Нахожу силы оторваться и задать главный вопрос.
— Нет.
Она качает головой, и я вижу наглую ухмылку боли. Она возвращается, не собираясь так быстро оставлять свою жертву.
— Мне не за что тебя прощать, Тём. Ты сам должен простить или не простить себя. А я… я попытаюсь тебя понять. Дедушка сказал, что надо уметь принимать правду и быть счастливой. А без тебя… без тебя я не смогу… только… только никогда больше не обманывай меня…
Лия шепчет, всхлипывая и прерываясь на дыхание… а я каждое её слово вношу в память и высекаю на своём сердце. Слова моей клятвы этой маленькой, но такой мудрой и сильной девочке.
— Обещаю тебе. Клянусь.
— Не…
— Именно клянусь, малышка. Сейчас я уверен в своих словах как никогда.
Снова целую, но сейчас нежно, тягуче. Наши губы встречаются, лаская друг друга. Боль ушла, осталась чистая и искренняя любовь. Та самая, которая дарит крылья, помогает взлететь, парить…
И горе тому, кто предаст эту любовь. Она не прощает ошибок. Бросает с высоты наземь, разбивая на мелкие осколки.
20.
Лия.
— Вижу, моё присутствие уже необязательно?
Как черт из табакерки, из-за машины появляется Фёдоров. Я успела забыть, что Тёма позвал его.
Артём говорил, а во мне росло и крепло чувство неправильности происходящего. Мы не сможем порознь. Я видела это в его глазах. Чувствовала сердцем.
«Будь счастливой»…
Как ею быть без него? Как жить дальше без теплых и надежных объятий, без губ, уносящих в долину неги и любви? Как? Научите! Расскажите…
Полностью не осознав, что творю, делаю шаг, прячась от всего мира в любимых руках. Я просто не смогу.
Приму правду, смирюсь с ней. Забуду. Но жить без него не смогу.
Нас пригревает солнышко, привязывая друг к другу невидимыми солнечными нитями. Тонкими, но крепкими. Не разорвать.
Широкие ладони гладят спину, вжимая в горячее крепкое тело. Жарко. Но нас обоих трясёт на эмоциях.
Парни о чём-то переговариваются вполголоса, а я стою, вдыхая аромат свежести и уверенности. Так пахнет моя любовь. Напитываюсь им, впуская в кровь силу, которую он мне дарит.