Ты убивала колдунов? (СИ)
Что же ей делать? Что делать?!
Спросить совета было не у кого.
С дядей и прочими родственниками она не была близка так, как была с умершими родителями. Тервел был ей настоящим другом, но Альда чувствовала, что ему не стоит рассказывать об Эстосе и тем более о чувствах, которые тот будил.
После ужина с семьёй, Альда покинула дом Льессумов и пошла на Двор Смерти.
Она боялась, что уже слишком поздно, и в залы с записями её не допустят, но оказалось, что двери туда не запирались даже ночью. Внутри горели свечи, и в их слабом свете Альда разглядела ссутулившиеся спины младших жрецов, сидевших над свитками. Каждый поднимал голову, когда Альда проходила мимо, в глазах очень немногих вспыхивало узнавание. Хотелось бы ей знать, кого они в ней узнавали — убийцу из рода Льессумов или же однажды мёртвое дитя.
Двор Смерти мало интересовался делами живых, но в его библиотеке хранилось множество записей о делах упокоившихся. Часть книг попадала туда извне, часть — записывалась самими жрецами. Если кто-то желал похоронить родственника с благословением Двора Смерти (а таковых в Картале было большинство), то каждый, присутствовавший на бдении, должен был рассказать жрецам о покойном. Порой эти исповеди затягивались на сутки, но все признавали — после рассказа умершего было легче отпустить. Альда и сама это почувствовала, когда ей пришлось рассказать об отце и матери. Но, в отличие от прочих, Альда знала, что потом жрец составлял из множества рассказов краткую историю ушедшего человека.
Если тот колдун погиб в столице или окрестностях, и над его телом были проведены все надлежащие ритуалы, то Альда вполне может найти записи о нём: наверняка не так много колдунов умерло в нужном ей промежутке времени. Если, конечно, тот несчастный действительно умер — ведь Ульпин Вилвир мог солгать даже собственному сыну.
Альда не сразу отыскала нужные списки, потому что спросить было не у кого. Жрецы и служители не отвечали не её расспросы — хорошо, что хотя бы узнавали и позволяли здесь находиться. Наконец она положила на стол перед собой три толстенных тома в тяжёлых обложках из дощечек и начала искать упоминания о колдунах, чья сила изливалась из глаз.
Альда просмотрела все три — едва не ослепнув, — но нашла посмертные записи всего лишь о семи колдунах. Только про одного говорилось, что его второе сердце открывалось внизу шеи. Да ещё про некоего Шуни Адмирре, сына Касма Адмирре из Львиного дома и Виеры Алмос из Изумрудного дома, было сказано следующее: «На четвёртом году правления Совета Одиннадцати он был удостоен титула шестого господина Львиного дома и оставался им более пяти лет. Потом его второе сердце остановилось, оттого его глаза затянуло бельмами и прожил он остаток жизни во тьме».
Можно было догадаться, что вторым сердцем как раз и были глаза…
Альда знала, что хотя колдуны жили много дольше обычных людей, их второе сердце порой остывало ещё до их смерти, и тогда по той части тела, что служила ранее выходом для магии, постепенно расползалось омертвение.
Альда посчитала: получалось, что Адмирре потерял способность колдовать за несколько лет до того, как Эстос попал в Соколиный дом. Это явно был не тот колдун, что напал на Вилвиров. Но вот что странно: из семи умерших за те годы колдунов три имели отношение к роду Алмос. Шуни Адмирре был Алмосом по матери, а двое других… Двое других были Гаэлар Алмос и Арбэт Алмос, наречённый Альды и его отец.
Это совпадение. Адмирре ослеп за годы до смерти и жил в уединении, ни для кого не представляя опасности. И если убийство Арбэта Алмоса и его старшего сына привела к падению Изумрудного дома, то смерть Адмирре, кажется, вообще прошла незамеченной.
От воспоминаний от Гаэларе Альде, как это обычно бывало, стало невыносимо грустно. Прошло уже столько лет, когда же мысли о нём прекратят наконец её ранить? Сколько лет её ещё ждать?
Альда вернула книги на полку. Ей было пора в Соколиный дом.
***
Стража и слуги на воротах пропустили её беспрепятственно и даже отправили с ней мальчишку-прислужника, чтобы помочь добраться до покоев третьего господина. Сама Альда вряд ли бы нашла дорогу — даже со своей выучкой. Она считала двери и повороты, но запомнить все не смогла и, как выяснилось, в одном из маленьких садиков, через которые они с мальчишкой проходили, и вовсе сбилась со счёта.
Когда они шли по длинной крытой галерее, Альда заметила, что они, вместо того, чтобы спуститься по ступеням в другой из садов, прошли галерею до конца и оказались в пышном зале для приёмов, где она до того не была.
— Утром меня вели другим путём, — сказала она, оглядывая высокий потолок, который терялся во тьме.
— Да, через Сад семи фонтанов. Но сейчас четвёртый господин принимает там гостей, они наблюдают за цветением полуночницы, — пояснил мальчик. — Можно пройти через сад Серебряных камней, но это будет долго. Быстрее будет через покои первого господина.
— А мы не побеспокоим его? — на всякий случай спросила Альда.
— Покои первого господина, — горделиво сообщил прислужник, — включают сорок три комнаты, семь дворов и три сада. Мы не будем приближаться к его личным покоям.
Из зала приёмов они попали в круглую комнату, уставленную мягкими диванами и освещённую несколькими десятками свечей, которые висели в воздухе примерно на уровне пояса.
— Поспешим, — тихо сказал мальчик. — Раз здесь зажгли свет, значит, первый господин может быть где-то поблизости.
Они прошли ещё две комнаты, свернули в широкий коридор, потом в узкий, потом прошли через садик и наконец оказались в коридоре, стены которого были увешаны старинными медными щитами. Его Альда помнила — это было совсем близко от покоев Эстоса.
Когда они дошли до медных же дверей в конце галереи, они неожиданно распахнулись. Стражники, стоявшие по бокам, торжественно воздели искрящиеся красноватым колдовским пламенем жезлы, которые использовались в поместье вместо мечей. Хотя, как заметила Альда, мечи у охраны тоже были…
В дверях показались двое мужчин, оба в простых, без украшений шёлковых одеяниях: тот, что постарше, в жемчужно-сером; тот, что помладше, в красном.
Мальчишка-слуга низко склонился, и Альда вслед за ним.
У мужчины постарше были длинные чуть тронутые сединой волосы; они были заплетены в плоскую тугую косу, перекинутую через плечо. Мужчина перебирал её конец пальцами. На указательном было крупное кольцо с непрозрачным синим камнем. Других украшений этот человек не носил, но Альда и не думала, что Ульпин Вилвир, первый господин Соколиного дома и глава Совета Одиннадцати, и у себя дома надевает тяжёлое золотое оплечье советника и зубчатый венец, как на торжественных ритуалах.
Альда узнала его, хотя раньше не видела вблизи. Узнала по горделиво поднятой голове и острому профилю. А ещё она не могла не заметить сильного сходства первого господина с Эстосом: та же форма лица и резкие скулы, те же тяжёлые веки и узкий рот. Но лицо Ульпина казалось недоброжелательным и грозным, возможно, из-за слишком крупного носа и мощного подбородка, да и глаза у него были тёмными.
Альда тоже отвесила поклон.
— Первый господин, нижайше прошу высокого покровительства! И пусть ваш светлый спутник простит мне темноту невежества, — проговорила он с детства заученные фразы, слишком поздно сообразив, что секковийка вряд ли могла знать, как приветствовать главу дома и как обратиться к человеку, статуса которого она не знала, но который явно был близок главе.
Хорошо, что хотя бы акцент не забыла изобразить!
— Ты должно быть, ты самая девушка, которую требовал Эстос? Благодарю тебя от имени сына.
— Рада служить великому дому, — ответила Альда, заметив, что от своего имени первый господин её благодарить не стал.
— И как ты ему служишь? — спросил мужчина в красном, усмехнувшись.
Альда наконец перевела глаза на него — и внутри всё содрогнулось.
У этого мужчины был узкий и ровный, как треугольник, подбородок, знакомый в стране каждому по изображениям на монетах. Фамильная черта последней правящей династии. Но Альда вздрогнула не поэтому: и треугольный подбородок, и длинный рот слишком ярко напомнили ей о принцессе Матьясе. Она сокрушалась, что ни один из сыновей не унаследовал от неё столь знаменитых черт королевского дома Карталя… Её сестре, оказывается, повезло больше.