Комсомолец 2 (СИ)

Почти не видел её лица — лишь некоторые детали: кончик носа, скулы, подбородок. Но мне показалось, что Королева хмурилась. Она и раньше часто хмурилась при виде меня.
— Забудь пока про кашу, — сказал я. — Беги за милицией. Наш душитель вот-вот очнётся. Как мы его успокаивать будем? Снова по голове бить?
— А он… вообще… живой? — спросила Нежина. — Я его не убила?
Говорила она уже почти спокойно.
Мне больше не казалось, что девица вот-вот сорвётся с места и бросится наутёк.
— Дышит пока.
Посмотрел на Гастролёра.
— А даже если бы и убила — не страшно.
— Почему? — спросила Альбина.
— Он-то тебя не по голове гладил. Да и меня тоже. Чуть не придушил, гад!
Я толкнул тело Белезова ногой — не особенно переживал из-за того, что испачкаю ему отутюженные брюки.
— А… зззачем он вообще на меня бросился? — в очередной раз спросила Королева.
— Убить пытался. Разве непонятно?
Нежина потрогала своё горло.
— Что я ему сделала?
Услышал обиду в е голосе.
— Давай, мы не будем это выяснять? — предложил я. — Пусть за нас это сделает милиция. Как считаешь?
— Давай.
— Тогда беги — зови их. Вот ты куда шла?
— В больницу, — ответила Нежина.
— В такое время? Что ты там забыла?
— Работаю я там. Точнее… мама работает. А я её сегодня подменяю.
Королева вдруг ойкнула.
— Времени-то сейчас сколько? — спросила она. — Я же на смену опаздываю!
Оглянулась — бросила взгляд в сторону больницы.
Не стал смотреть на часы — понимал, что ничего не рассмотрю на циферблате.
— Вот и беги на работу, — сказал я. — Оттуда позвонишь в милицию. Пусть приезжают, забирают этого красавца.
— А ты?
Королева подняла лицо. Мне оно сейчас виделось просто светловатым пятном. Увидел, как отразилась в её глазах выглянувшая из-за облаков луна.
— Я здесь их подожду. Постерегу его.
— Ладно.
Альбина набросила на плечо длинные ручки сумки. Сделала шаг — нерешительно. Остановилась.
— Я… быстро.
— И кстати, — сказал я. — Ты где живёшь?
— В смысле? — спросила девушка.
— Далеко отсюда? По какому адресу?
— Здесь, рядом. Красноармейская тридцать шесть, квартира двенадцать. А… зачем тебе мой адрес?
— Так, кое-что проверил, — сказал я. — Беги уже, санитарка из пятой городской больницы! Звони в милицию. И не забудь им сообщить, что он пытался тебя задушить.
— Скажу, — пообещала Королева.
* * *
Дождался, пока силуэт Альбины растворится во тьме, пока отдалится перестук каблуков Нежиной. Лишь тогда сдвинулся с места. Подошёл к лежавшему на тротуаре телу. Нехотя стащил с себя свитер, обмотал им ноги Гастролёра (не решился отстегнуть от своих брюк подтяжки). Очень уж не хотел, чтобы тот вдруг вскочил и пустился в бега. Даже со связанными за спиной руками маньяк мог доставить мне проблемы. Передёрнул плечами, ощутив на спине дуновение прохладного ветерка. Тут же вспомнил об оставшейся за кустами шиповника верёвке: будь она со мной — не пришлось бы снимать свитер.
Ещё подумал о том, что нужно спрятать обрез. Обязательно! И поскорее (мысль о случайно вдруг забредшем сюда патруле дружины на давала мне покоя). Ведь наверняка меня сейчас потащат в отделение милиции — придётся бросить оружие здесь… да и будёновку тоже. Кто его знает, когда смогу сюда вернуться. Хорошо, если завтра вечером: ведь занятия в субботу на военной кафедре никто не отменял. Это сейчас лежащее на ветвях оружие не видно с дороги. А утром на него наверняка наткнётся какой-нибудь спешащий по делам зоркий товарищ. Так что придётся наведаться на место недавней засады — навести там порядок до приезда милиционеров.
Но прежде, чем рвануть к кустам шиповника, я перевернул всё ещё не очнувшегося Гастролёра на спину, пошарил у него в карманах. Обнаружил в куртке несколько сложенных пополам советских банкнот, паспорт, пачку папирос и разную мелочёвку — в том числе коробок со спичками. Спичкам порадовался особенно. Они помогли мне узнать время (почти двадцать часов) и заглянуть в документы Гастролёра. «Белезов Эдуард Иванович» значилось на страничке с чёрно-белой фотографией, лишь отдалённо напоминавшей оригинал. Я вновь чиркну по коробку спичкой — полюбовался на фото. Всё же… похож.
 
Точно он — Горьковский душитель.
— Пристрелить бы тебя… — пробормотал я.
Вернул в карманы душителя всё, кроме спичек и денег. Покачал головой: из-за Королевы мой план по обезвреживанию Гастролёра трещал по швам. «Принесла же её нелёгкая…» А какой простой выглядела охота на Горьковского душителя изначально! Пять выстрелов — и дело в шляпе. Не нужно было бы светиться перед советской милицией. Не пришлось бы придумывать историю своего появления здесь, около пустыря, для Альбины Нежиной. Всего пять выстрелов! И поехал бы в общежитие есть бутерброды и пить горячий чай. Я вздохнул. При свете горящей спички пересчитал свою добычу.
— Триста семьдесят пять рублей, — произнёс я. — Неплохо! Очень даже неплохо! За маньяка всесоюзного масштаба платят лучше, чем за простого Зареченского каннибала.
Посмотрел на Белезова, помахал купюрами.
— Деньги оставлю себе, — сказал я. — Тебе они больше не понадобятся. А вот мне ещё одежду на зиму нужно купить. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кстати… об одежде…
Подошёл к мужчине, взглянул на его обувь.
— А вот с кроссовками — облом, — сам себе пожаловался я. — Жаль. Пашке, может, и подойдут. А мне великоваты будут — точно. Всё же сегодня у меня не день, а сплошное разочарование!
  
Глава 23
 
«… Когда Альбина побежала вызывать милицию, я увидел дыру в заборе. Заглянул, туда с целью помочиться. Потому что от волнения меня всегда тянет сходить в туалет. По большому я в этот раз не захотел, а только по маленькому. За забором я нашёл верёвку. Длинную и почти чистую — наверное, её бросили там совсем недавно. Обрадовался находке. Вернулся к мужчине, напавшему на нас с Нежиной, связал ему ноги. Потому что не хотел, чтобы он убежал. А потом его ноги привязал к рукам — на всякий случай. Пока дожидался возвращения Альбины — решил попросить у мужика закурить. Но так как тот не мог мне ответить, сам хотел достать у него из бокового кармана пачку папирос и спички…»
— Вы курите, Александр Иванович? — спросил у меня милиционер.
Поднял на меня глаза. «Лукавый» — это определение так и напрашивалось, чтобы описать его взгляд.
Лист бумаги задрожал в руке милиционера.
— Иногда, — ответил я. — Когда волнуюсь.
Скрипнул стулом — придвинулся чуть ближе к столу, чиркнув ножками по полу. Настольная лампа, словно случайно стояла так, чтобы освещать не только лежавшие перед милиционером листы бумаги, но и моё лицо. Приходилось жмурить глаза.
— Ясно.
Капитан милиции, похожий на Виталия Мефодьевича Соломина в роли доктора Ватсона, придвинул ко мне открытую пачку «Примы» и грязную пепельницу.
Я заметил на его пальцах пятна синих чернил.
— Угощайтесь, Александр Иванович, — сказал милиционер.
— Спасибо, — сказал я. — Но пока не хочу. Уже успокоился. Мёрзну только.
Поправил ворот свитера.
— Ну как знаете.
Милиционер вновь взглянул на исписанную моим почерком бумагу.
«… Взять папиросы я не успел, — прочёл он. — Потому что мужчина открыл глаза и стал ругаться. Слова, какими он на меня кричал, повторять не буду. Скажу только, что они были грубыми и непристойными. В ответ я заявил мужчине, что он негодяй и фашист. И что он не должен был нападать на женщину. Потому что это плохой поступок, недостойный советского человека. Мужчина засмеялся и продолжил обзываться. Требовал, чтобы я немедленно освободил его. А если не сделаю этого, обещал пожаловаться на меня в милицию. Я ответил ему, что милиция скоро приедет, и что он сможет жаловаться на меня, сколько захочет. Мужчине мои слова сильно не понравились. Он стал мне угрожать…»