Танкистка

 
Пролог
Январь 1995 года, Россия, Чеченская республика, Грозный
Это все мне не понравилось с самого начала. Атаковать одними танками, без поддержки пехоты крупный город – да это полное безумие… О чем только эти долдоны думают?! Я, обычный старшина-контрактник, это понимаю…
Мой дед, земля ему пухом, рассказывал, как во время Великой Отечественной жгли наши танки в городах, когда они оказывались без прикрытия пехоты. Неужели тот выстраданный и обильно орошенный нашей кровью опыт Великой Войны забыт?
Своего «чеха» я не увидел, просто смотрел в свою панораму по ходу движения танка, а потом – вспышка и темнота.

Молодой чеченец, высунувшись из окна семиэтажки, внимательно следил за приближавшимся к дому танком; в его руках был хоть и старый, но вполне надежный советский гранатомет РПГ-7, заряженный кумулятивной гранатой. Дождавшись, когда танк доехал до его окна, он, резко высунувшись, выстрелил вертикально вниз. Граната попала прямо в башню, кумулятивная струя легко прожгла тонкую броню люка и ворвалась внутрь грозной боевой машины. От этого сдетонировал почти полный боекомплект танка, и башню, мигом сорвав с погона, отбросило на добрый десяток метров от остова танка. Экипаж танка погиб мгновенно, а уничтоживший Т-72 чеченец не успел порадоваться своей победе – небольшим куском танковой брони ему снесло половину черепа.
 
Глава 1
22 июня 1941 года. Белоруссия
Я медленно выплывал из тишины беспамятства, а откуда-то издали, словно сквозь вату, до меня доносились чьи-то слова:
– Наденька, да очнись ты, ну пожалуйста, милая моя, доченька, очнись, прошу тебя.
Голос был женским и смутно знакомым. Хотелось открыть глаза, но эта боль в голове и шум в ушах… Мою бедную голову положили на что-то относительно мягкое и теплое. Не знаю, сколько прошло времени – десять минут, полчаса, час или вечность, пока я хоть немного, но не пришел в себя. Глухо застонав, попробовал пошевелить головой.
– Наденька, очнулась, милая моя.
Что за Наденька такая, почему ее все время упоминают? Тут меня попробовали немного приподнять, сначала за плечи, а потом, когда я уже был в полусидячем положении, меня обхватили за грудь…
Черт, откуда у меня женская грудь, да еще, судя по всему, третьего-четвертого размера? Что, дьявол меня задери, происходит?!
– Давай ее сюда! – послышался чей-то мужской голос, и меня, осторожно приподняв, перевалили через какой-то бортик.
И я оказался на сене. Мысли в голове еще путались, но я усилием воли старался их упорядочить и понять, где я и что со мной происходит. Наконец, с усилием удалось открыть глаза. Надо мной было небо, бескрайнее синее небо с редкими барашками белых облаков. Чуть скосив взгляд, я увидел края телеги и сидевшую рядом женщину средних лет. Мама, блин! Это не моя мама! А память услужливо говорила, что это моя мама, Варвара Сидоровна Нечаева, повариха из небольшого белорусского городка, куда мы приехали вместе с отцом, майором пехотинцем год назад. После начала войны отец немедленно убыл в часть, а мы с мамой, по его настоянию, двинулись в глубину страны.
Черт, черт, черт… Как это возможно?! Еще не веря своей, своей… памяти, я осторожно положил правую руку себе на грудь, а левую – как бы между прочим на пах. Да, правая оказалась на том, чего быть не должно, и похоже, весьма щедром чего быть не должно, зато левая констатировала полное отсутствие того, что быть должно, но напрочь отсутствовало.
Пипец котенку, приплыли! Вот перед мысленным взором стали проплывать недавние события. Нет, не Грозный и мой последний бой, а утренняя бомбежка и речь Молотова в полдень, прощание с отцом и дорога, а также налет пары бомбардировщиков на колонну беженцев в этот же день и близкий разрыв бомбы.
К вечеру я окончательно очухался. Вот это попадос! Судя по всему, тогда, в Грозном, я погиб, причем со всем своим экипажем, и неведомая мне сила забросила меня сюда, снова на войну, самую страшную, что когда-либо происходила на Руси. Мне дали второй шанс, кто и за что или для чего – не знаю… Но суки! Почему в бабу?!
Вечером на привале я уже смог сам сходить в кустики, так сказать, проинспектировать их. Было, конечно, очень необычно… Ведь я делал это совершенно по-другому. Также я смог хоть немного разглядеть и оценить свое новое тело. Длинные ноги с крутыми бедрами, относительно неплохой талией и грудью определенно четвертого, а то и пятого размера. Будь я парнем, вернее останься я им, то обязательно, увидев такую кралю, попытался бы ее склеить. А что мне теперь делать самому?! Только от одной мысли, что меня кто-то лапает за грудь, сразу замутило – мерзость какая! Да, у меня сейчас женское тело, но сознание-то мужское! Как жить дальше? Хотя чего это – война, блин, идет, а я о таких глупостях думаю.
Кто я такой? Надежда Викторовна Нечаева была медсестрой, только их сейчас и так хватает, нашим я этим сильно не помогу. А я сам, Георгий Петрович Рябов, командир танка, афганец, буду сидеть в тылу или максимум в роте санитаркой? А вот фигушки вам! Нате выкусите! Я ТАНКИСТ! Вернее, уже танкистка, будь оно все неладно! Ну что им или ему, или ей, хрен его знает кому… – ну, короче, кто это все сделал, – стоило засунуть меня в мужское тело? С такими мыслями я и уснул.
Утром встали рано, но чувствовал я себя вполне сносно. Немного болела голова, все же контузия довольно сильная, даже сознание потерял, но, слава богу, сотрясения мозга у меня, похоже, не было. Позавтракав остатками взятых с собой продуктов, мы вместе с небольшой колонной двинулись дальше.
Часа через три я увидел одиноко стоявший на обочине танк, это был КВ [1] с 76-миллиметровой пушкой. Его люки были открыты, а сам он внешне выглядел целым. По крайней мере, соскочив с телеги, на которой ехал, и обойдя его по кругу, я не нашел на нем никаких видимых повреждений.
– Надя, чего ты там забыла? Стоит себе танк и пускай стоит, нам идти надо!
– Подожди, мам, – ответил я ей, а сам сиганул внутрь танка.