Дом волчиц

Зрители оглушительно ревут, и действо на арене разворачивается так стремительно, что Амара не успевает разобрать, что происходит. Бероника подпрыгивает на месте, Виктория что-то кричит, и в какой-то момент Амара понимает, что кричит вместе со всеми, хотя и не знает, кого поддерживает — мужчин или зверей. Всеобщая истерия захлестывает даже Дидону. Когда один из бестиариев спасает другого, прыгнув на спину свирепого тигра, как на лошадь, девушка победно вскидывает кулак.
Бестиарии и хищники постоянно меняются ролями, то обращаясь в бегство, то переходя в нападение. У Амары перехватывает дыхание от ловкости бойцов, грации тигров и кровавой жестокости травли. Она не может отвести взгляд от арены, пока не убивают последнего тигра. Их тела уволакивают с арены, оставляя на песке широкие красные полосы. Уносят также и одного из мужчин, залитого кровью из разорванного плеча. Оставшиеся двое бестиариев встают бок о бок и вскидывают руки, принимая обожание зрителей.
— Вряд ли раненый выживет, — громогласно произносит Виктория, перекрикивая гвалт. — Тигр почти оторвал ему руку!
— Его заменят? — спрашивает Дидона. — Или в следующей травле будет только двое бойцов?
— Если кто-то из бестиариев выбывает рано утром, их обычно заменяют, иначе травля закончилась бы слишком быстро, — говорит Кресса.
Несколько женщин встают, пользуясь перерывом, чтобы сходить в латрину.
— Думаю, мне пора, — говорит Амара.
— Не разбивай сердце торговцу скобяным товаром, — подшучивает над ней Виктория.
Дидона сжимает ее плечо.
— Удачи.
Амара спускается по внешним ступеням арены, замирая от волнения. Вдруг Менандр неверно ее понял и подумал, что она назначает встречу по окончании всех поединков со зверями? Что, если он не придет? Она быстрым шагом направляется к воротам, возле которых они договорились встретиться, и уже издали видит, что он ее ждет.
Наконец они встают лицом к лицу, и все остальное становится неважным.
— Не могу поверить, что ты правда пришла, — говорит он, беря ее за руку.
— И мне не верится, что ты здесь.
Долгое время они стоят и просто смотрят друг на друга, но потом Менандр со смехом прерывает молчание:
— Пойдем выпьем?
Они выходят на площадь, где с лотков продают еду, выпивку и сувениры. Амару больше не мучит ни жара, ни шум. Ее щеки болят от улыбок, и они смеются без причины, забавляясь всем, что видят. Какое-то время они бесцельно бродят по площади, но, вспомнив, зачем пришли, покупают бокал вина на двоих и хлеб и садятся в тени платанов у палестры. Они не единственная пара рабов, воспользовавшаяся свободными часами в этот редкий праздник, хотя вопли зрителей, возвещающие о начале следующей травли, увлекают часть зевак назад к арене. Все это время Менандр не отпускал ее ладонь, и, когда они садятся, он обнимает ее за талию. Положив голову ему на плечо, Амара слышит, что его сердце бьется так же быстро и взволнованно, как и ее.
— Я бы понравился твоему отцу? — спрашивает он.
— Не знаю, — спрашивает она, удивляясь прямоте его вопроса.
Менандр смеется.
— Пожалуй, это лучше, чем «нет».
— А я твоему?
— Думаю, дочь врача его бы больше чем устроила.
— Моим родителям пришлось бы не по душе наше поведение.
— Да, полагаю, что ты права. — Менандр крепко прижимает ее к себе на случай, если она решит почтить покойных родителей, отсев подальше. Какое-то время они молчат, и Амара подозревает, что он, как и она, думает обо всем, чего они лишились. — Теперь мне нечего тебе предложить, — говорит он. — Я не унаследую лавку, и я несвободен.
— Думаю, ты согласишься, что я могу предложить тебе еще меньше, — шутя отвечает Амара, но собственные слова отдаются болью в ее сердце. Ей никогда уже не стать прежней и не вернуть свою старую жизнь.
— Ну не знаю, — с улыбкой говорит он. — На рынке за тебя дали бы раз в пять больше, чем за меня.
— К счастью, сегодня никто никого не покупает.
— Нет, — говорит он и быстро, словно боясь потерять решимость, наклоняется к ней для поцелуя.
«Вот каково по-настоящему желать мужчину, — думает Амара в его объятиях. — Вот что значит счастье».
— Все в порядке? — Менандр отстраняется и с тревогой вглядывается в ее лицо. — Надеюсь, я тебя не расстроил?
Амара понимает, что дрожит.
— Нет, ты меня не расстроил! — говорит она, успокаивающе притягивая его к себе. — Я просто чувствую… — Она прерывается, не находя слов, чтобы передать охватившие ее счастье и боль. Менандр смотрит все так же обеспокоенно, и она снова пытается объясниться: — Я настолько привыкла ничего не иметь, что… Теперь, когда у меня внезапно что-то появилось, когда я что-то почувствовала, мне… — Она умолкает на полуслове.
— Радостно и грустно?
— Да, потому что нам не принадлежит ничего, даже счастье.
— Тимарета, даже рабы имеют право на счастье. Чувства — это единственное, что принадлежит нам самим. — Он передает ей маленькую фляжку вина, и она делает глоток. — Знаю, этот день короток, но он наш, он принадлежит только нам.
— Хочешь сказать, чтобы я не тратила его впустую?
— Нет, потому что наш разговор не пустая трата времени, — произносит он, забирая у нее фляжку. — Сегодня никто не указывает нам, что делать. Ты можешь не сдерживать свои чувства. Впрочем, я надеюсь, что тебе снова захочется меня поцеловать, — добавляет он, помолчав.
Она смеется.
— Да, пожалуй.
— А еще я хочу, чтобы ты рассказала о своем пении, — говорит он, откидывая волосы с ее плеч. — Вы с Дидоной посещаете столько пиров. Я уже боялся, что ты теперь слишком важная особа, чтобы со мной встретиться.
— Ну что ты! — восклицает она. — И потом, не было бы никакого пения, если бы ты не заполучил для меня лиру.
— Я сделал это в собственных интересах. Просто хотел послушать, как ты играешь, — произносит он, прижав ее к себе.
Его страстность будит в ней невольное отторжение. Амару слишком часто вожделели другие мужчины, и любые воспоминания о пережитом насилии вызывают боль. «Но это Менандр!» Она обхватывает ладонью его щеку, чтобы напомнить себе, кто он, напомнить, что она с ним по собственной воле.
— Хотелось бы мне, чтобы мы познакомились в нашей прошлой жизни.
— Я знаю.
— Сколько я ни пытаюсь сохранить в душе прошлую себя, ее больше не существует. На днях я вспоминала свою мать. Что она подумала бы обо мне, встреться мы сейчас? Но она бы меня не узнала. Я и сама не узнала бы себя. — Слова льются из нее бурным потоком, и Амаре остается лишь надеяться, что они не звучат как бессмыслица. Она сама не знает, зачем говорит все это Менандру, но ей отчаянно хочется быть понятой. — Иногда я думаю, что тебе еще тяжелее. Потому что моя жизнь круто изменилась, от прошлого не осталось ничего. Но ты… ты словно живешь по ту сторону зеркала.