Защитник
* * *
Конн Иггульден – английский писатель, автор исторических бестселлеров и детских книг. Он родился в 1971 году, учился в двух престижных частных школах и Лондонском университете, семь лет преподавал английский язык, а затем полностью посвятил себя литературной работе. Любовь к истории, по словам Конна, досталась ему от матери-ирландки, а к литературе вообще – от прадеда-шончая, традиционного гэльского рассказчика, и от отца, ценителя добротных стихов и прозы, летавшего во Вторую мировую на бомбардировщике, а затем преподававшего математику и естественные науки. Писательскую славу Конну Иггульдену принесли циклы романов о Юлии Цезаре и Чингисхане.
* * *
В эпично-историческом жанре Иггульден всегда на высоте
The Daily MirrorОн вдохнул новую жизнь в эту мрачную и полную драматизма эпоху.
StarЛюбители истории Древнего мира получат наслаждение от этой увлекательной книги.
BooklistКонн Иггульден – грандиозный рассказчик.
USA TodayИггульден пишет с размахом и достоверностью.
The Christian Science MonitorСтиль Иггульдена богат и легок для восприятия… Глубоко проработанный, незабываемый портрет героя.
BookReporter* * *
Преподобным сестрам Андреа Макичин и Морейд Моран – моим поводырям в диких дебрях
* * *
Часть перваяНет и не будет меж львов и людей никакого союза;Волки и агнцы не могут дружиться согласием сердца.Гомер. Илиада(Перевод Н. Гнедича)Глава 1
Царь Персии окинул взглядом сердце Афин.
Солнце припекало затылок, но жару умерял ветерок, теплый и мягкий, со сладковатым запахом гнили и моря. Ксеркс закрыл глаза и вздохнул, наслаждаясь ощущением покоя. Огромный рынок, храмы, жилые дома, мастерские и таверны – везде пусто, все заброшено. В этом было что-то интимное, как будто он сидел за туалетным столиком женщины и, открывая ящички, узнавал ее секреты.
Здесь сновали только его воины, и они уже обыскали весь город, прошли от края до края, проверили каждый склад, каждую лавку, заглянули в каждый дом. Никого, если не считать нескольких выживших из ума стариков, брошенных своими семьями. Беззубые и слепые, они шамкали, кряхтели и недоверчиво посмеивались, слыша незнакомо звучащие голоса персов. Никакой надобности в них не было, и их быстро убили, как бездомных собак, – а это почти милосердие.
Следом за великим царем, отстав на три шага и предаваясь размышлениям, труси́л Мардоний. Войдя в Афины, и Ксеркс, и его главный военачальник испытали удивительное чувство узнавания. Примечательные места, упомянутые в сотнях докладов и рассказов, всплыли в памяти и стали вдруг реальностью.
По левую руку грозно высился Акрополь – известняковая скала, страж города. Белел каменистый Ареопаг, где столетиями заседал совет афинской знати. Впереди виднелся холм Пникс, с вытянувшимися, словно клинки, деревьями и потертыми ступенями по обе стороны. В обычные времена здесь устраивались знаменитые собрания, где спорили и соглашались афиняне, не признававшие ни царей, ни тиранов.
Ксеркс подумал, что хотел бы увидеть их, этих людишек, занятых своими мелкими законами. Но в этот день здесь гулял лишь ветерок. Жители Афин ушли в порт, и корабли уже перевезли их через глубокий пролив. Не желая терпеть грабежи и насилие или, иными словами, не желая принять тяжесть последствий своего высокомерия, они бежали прочь.
Великий царь шел по улицам мимо распахнутых настежь дверей, и каждый звук отдавался эхом. Ни одной живой души, не считая греющихся на крышах кошек и застывших в карауле «бессмертных» в длинных стеганых халатах поверх чешуйчатых доспехов. Неподвижные, со смазанными жиром бородами, блестящими на солнце и завитыми колечками, они походили на статуи.
Ксеркс любил «бессмертных» не меньше, чем любил их его отец Дарий, – как родных детей или лучших охотничьих собак. Они были щитом и украшением его царствования. Половину этого избранного войска изрубили при Фермопилах спартанцы, мясники в красных плащах. «Бессмертные» до сих пор не оправились от полученного удара, хотя тот горный проход они все-таки открыли. Ксеркс решил отметить только эту последнюю победу, сохранив их в качестве личной охраны, почтив своим благословением. Оставшиеся в строю пять тысяч вышли из той битвы живыми – и, несмотря ни на что, окрепшими, потому что они видели, как полегли последние спартанцы. Там, в Фермопилах, «бессмертные» не сломались. И все же… Раньше они считали себя непобедимыми. Раньше они знали, что равных им нет. От Ксеркса не укрылось, как потрясло их случившееся. Они не верили своим глазам. Спартанцы заставили их почувствовать себя уязвимыми и беспомощными.
Поначалу Ксеркс подумывал вывести их из авангарда и дать отдохнуть. Но командир «бессмертных» Гидарнес – бык, а не человек! – грохнулся перед царем на землю и, уткнувшись лицом в грязь, умолял не делать этого. Им нужно работать и нельзя бездельничать, потому что, если предоставить им время на раздумья, они загноятся, как тяжелая рана. Ксеркс, поразмыслив, согласился. Честь не оказывают. Ее добывают самопожертвованием и тяжелой, верной службой.
В конце улицы, где стояли без присмотра гончарные круги, свет вдруг изменился, сделался легким и воздушным. Царь вышел на знаменитую рыночную площадь – агору. Здесь стояли статуи десяти греческих фил – племен, и надписи на каменных плитах надлежало читать вслух. Подходить ближе он не стал, но представил, что по крайней мере некоторые греки предупреждали о его приближении. Эта мысль приятно пощекотала гордость царственной особы.
Неподвижную тишину прорезал пронзительный крик ястреба, и Ксеркс посмотрел вверх. Птица кружила над городом, высматривая добычу. В другой день ее крик остался бы незамеченным, затерявшись в суете и шуме. Сейчас же впечатление было такое, словно хищник сидит на вершине горы, и поэтому все работы внизу прекратились.
«Вот оно, одно из чудес войны, – подумал царь, – то, чего никогда не узнают простые люди».
– Я поклялся, что буду стоять здесь, Мардоний, – негромко произнес Ксеркс.
Полководец, зная, что ответ неуместен, молча кивнул.
– Я сказал отцу, что закончу начатое им и приведу армию на это самое место. Я поклялся, что накажу афинян за оскорбление наших послов, за отказ дать землю и воду. Мой отец предлагал им преклонить колени, и каждый раз они отвергали мир. Так что нам не оставили выбора. И все-таки… быть здесь…