Лед под кожей

 
Благодарность
Отдаю почести всем жертвам ӧссенских грибов – своим любезным и безжалостным бета-ридерам, без поддержки и замечаний которых эта история и дальше существовала бы как слой сведений в протонации вместо того, чтобы конденсироваться в виде слов на бумаге или экране.
Помогли мне прогрызть путь сквозь мицелий до самого дна следующие люди: Каролина Францова, Санча Филле, Виктор Яниш, Ондржей Миллер, Рихард Поданы, Зденек Рампас. Спасибо! И особенная благодарность моему мужу, Мартину Климу, что за одиннадцать лет, пока я с переменным успехом и перерывами писала эту книгу, он не выставил меня с моей бандой инопланетян за дверь.

Вилма К.
* * *
Пять священных веществ. Пять уровней на пути к Озарению – самому прекрасному и самому страшному, что принесла цивилизация ӧссеан на планеты людей. Гӧмершаӱл, по-терронски называемый Янтарные глаза, проломит барьеры сознания. Лаёгӱр, Лед под кожей, сосредоточит мысли на далекой цели. Ӧкрё, Падение в темноту, уничтожит пламенем все, что было; а янтрӱн, Ви́дение, откроет дверь в новый мир и новую реальность. И, наконец, к душе взовет рӓвё, Голоса и звезды, – и объединит хаос сомнений в единое и единственное целое – в Космический круг Совершенного Бытия.
Такова вера ӧссеан.
Однако существуют и другие. Люди, как Лукас Хильдебрандт, которые хоть и понимают, чего от них хотят, но все равно ни за что не сделают этого как положено. Космический круг Совершенного Бытия они принципиально называют Комическим духом Откровенного Нытья; а вместо того, чтобы идти навстречу Богу, упорно бредут в обратном направлении.
Для них это самый настоящий ад. Или как минимум борьба за жизнь.
Пять уровней неволи, зависимости, безумия.
 
Лаёгӱр
 
Глава первая 
 Таинство Кораблей
«Самые важные вещи происходят втайне, – говорили на Ӧссе. – Ведь наши тайные мысли получают над нами власть». Лукас Хильдебрандт знал и вторую часть этой пословицы, хотя о ней вспоминали не так часто, – и именно она с ужасающей настойчивостью крутилась в его голове, когда он оставлял свой Корабль.
Едва они приземлились, наступил момент безвременья, пока Ее моторы затихали, а корпус охлаждался. Трое на палубе достигли общей цели, а теперь сконцентрировались на других мыслях – каждый на своей. Аш~шад с Фомальхивы с особой увлеченностью наслаждался первыми видами планеты предков. Пилот Джеймс Ранганатан выбежал на площадку и занялся привычным контролем, чтобы поскорее закончить и уйти. Лукас убедился, что за ним никто не идет. После чего пробрался в пустую кабину пилота.
«Втайне». Он отсчитал необходимое расстояние и коснулся неприметного узора на пульте управления. «Знак». Панель раздвинулась и раскрыла небольшое углубление, полное скользкого плазмодия, лужицу без воды. «Священная точка». Лукас глубоко вдохнул и приложил руку к плазмодию.
На него навалилась тяжесть. Казалось, что переборки расплываются… что кабина рушится и падает на него. Так резко и так неуловимо. Ее присутствие, Ее выжидающее сознание за тонкими слоями бархата и тика. Чужая жизнь, которой ему не понять… чужие мотивы, которые он так отчетливо ощущает, но не может описать словами. Лукас вздрагивал в ритме участившегося пульса. Он боялся, что не сможет заговорить, но молчать он тоже не мог.
«Ангаёдаё», – обратился он к Кораблю по старому имени, не земному.
Звуки корабельного ӧссеина качались на волне инфразвука, вызывали тошноту и головокружение… приступы слабости, проходящие через все тело – словно кусок полотна, развевающийся на ветру. «Скажи мне. Открой мне тайну», – без звука шептал он на языке ӧссенских Кораблей. Ноги подкашивались, пришлось опереться на панель и другой рукой. «Это не всё. Я знаю! Я не могу так просто уйти!»
Но этого он уже вслух не сказал и даже не написал Ей.
Между ним и Кораблем возникла особая, неуловимая связь. Он, человек, сын герданки и землянина, отдался Ей на милость – и Ангаёдаё, космическое существо, подчинилась его воле. Этот договор был заключен по-ӧссенски – единственным способом, чтобы заставить Корабль встать на сторону фомальхиванина в ситуации с зӱрёгалом, ӧссенским церковным исполнителем, когда они бежали с Деймоса II и их жизни были под угрозой. К этой сделке Лукас подошел с холодной рассудительностью. Не стал никому объяснять, в чем она заключается. Со стороны и не было заметно – следы иголок давно исчезли с его запястья. Но лаёгӱр сковал льдом кровь – лед под кожей, второе священное вещество, то, что проясняет мысль и обостряет восприятие.
Корабль установил свою цену. Благодаря лаёгӱру Лукас был с Ангаёдаё.
Голову постепенно охватывало безумие. За долгие часы полета ему не раз казалось, что он слышал Ее – голос звучал внутри него, будто проткнувший череп клин. Шепот Ангаёдаё походил на отражающееся от стенок черепа эхо, и в Лукасе росла уверенность, что Она действительно хочет сообщить ему нечто важное. Он упорно боролся за малейший проблеск понимания. Еще во время посадки, пока Она опускалась сквозь слои атмосферы, Лукас сидел, крепко зажмурив глаза, и впитывал каждое Ее содрогание, каждую перемену наклона, каждое колебание в вихре воздуха, будто в последние моменты он мог пробиться к тому, что начинало безнадежно исчезать под нарастающими слоями реальности. И хотя он владел корабельным ӧссеином лучше многих, из Ее тихой речи он не мог выхватить ни слога.
«Получится ли теперь?»
Лукас поднял глаза на противоположную стену, где светилась бледная синева корабельного Зрачка. Он заметил в нем медленное неясное движение, вихрь цветов. Зрачок затягивал его. Поглощал. Трёигрӱ установилось. Лукас вдруг потерял уверенность в том, что его окружает на самом деле: существует ли эта кабина, кресло, переборки, существует ли он сам и фомальхиванин… или же это совершенно другая реальность, намного более древняя и весомая… ӧссенская.
Ангаёдаё колеблется. Чужая воля переплетается с Ее волей. Паутина мотивов – а также слепые пятна, куда не заглянуть даже Кораблям.
Поток слов пробивает пелену тишины.
«Не здесь, не сейчас, Лӱкеас Лус, чужие глаза смотрят, еще не время…»
– Лукас! – в тот же момент произнес за его спиной Аш~шад.
Он услышал звук шагов и распахивающейся двери.
– Что случилось? Ты идешь?
Лукас пришел в себя. Падение в реальность было столь резким, что он был благодарен даже за скользкий и рыхлый мицелий, кипящий под его пальцами, – хоть за что-то он мог держаться. Он вернулся. Навязчивое ощущение, что Корабль собирается что-то ему сказать – не решается, колеблется, получает на это добрó по какому-то тайному каналу, – вдруг его отпустило. Всего нескольких слов на человеческом языке и нескольких секунд в человеческой компании хватило, чтобы снова увидеть Ее как есть: сгусток мицелиальных структур, глянцевая поверхность, блеск приборов – всего лишь машина.