Вторая половинка
Не только потому, что такая новость воспламенит мир искусства — аутентификация «сенсации», картины, которая раньше не была открыта, станет для нее важным достижением, — но еще и потому, что тогда ее задание будет выполнено и она сможет удалиться от искушения, которое представлял собой Каррик Мерфи.
Но до окончательного отчета остается еще много недель, а может, и месяцев. В уравнении еще много неизвестных. В числе прочего придется ждать результата анализа краски. Кроме того, она наводила справки на основании ярлычков на тыльной стороне картины; ей еще предстояло получить отклики из многочисленных галерей, где Изабель и ее родные обычно покупали произведения искусства.
Сэди надеялась, что клиенты Каррика понимают: установление подлинности — дело небыстрое.
Подойдя к двери в конференц-зал, Сэди негромко постучала и вошла. Она сразу поняла: ей везет, как слепой мыши в кошачьем питомнике. В зале никого не было, кроме Каррика, который стоял у большого окна и смотрел на Бостон-Коммон. Он обернулся; мелькнула его смертоносная улыбка, на миг проступила неглубокая ямочка на левой щеке, и сердце у Сэди екнуло. Конечно, вся кровь устремилась в низ живота, и ее обдало жаром.
— Сэди…
Ее имя, слетевшее с губ Каррика, никогда еще не звучало сексуальнее.
Сэди вздохнула; ей с трудом удалось не приложить руку к сердцу.
Отведя от него взгляд, она положила сумочку и папки на стол. Ей удалось тихо ответить:
— Доброе утро.
— Наследницы Изабель задерживаются. Они приедут минут через пятнадцать.
Проклятие! О чем им говорить, пока они ждут клиенток? О погоде? О картине? О том, каким восхитительным, сильным, мощным и мужественным он был, когда проникал в нее…
«Слейд! Это не поможет!»
Она подошла к окну, сохраняя приличную дистанцию между собой и Карриком.
Сэди заметила, как он осмотрел ее одежду, пока она шла к нему, и задумалась, не слишком ли претенциозно и богемно ее платье в красно-оранжевых тонах для такого консервативного, солидного учреждения, как «Мерфи интернэшнл».
Ей было все равно. Она не из тех, кто носит черный костюм и белую блузку. Она — любитель искусства и признанный эксперт; яркий цвет нужен ей так же, как другим — воздух, чтобы дышать. Каррику стоит привыкнуть к ее одежде, а если нет…
Тем хуже для него.
Однажды она уже заставляла себя меняться ради мужчины, приглушала оттенки одежды, глотала свои мысли, мнения и перекраивала свою жизнь. А чем он ей ответил? Он заводил многочисленные интрижки со всеми, начиная с ее кузины и заканчивая массажисткой. Больше она никогда не будет приглушать свое сияние — ни для кого!
Сэди посмотрела поверх широких плеч Каррика на прекрасный вид. Вечернее солнце уже клонилось к закату, и свет содержал оттенок того же ярко-розового цвета, который Дега использовал для пачек балерин в своей картине «Танцовщицы в розовом». Или это ближе к тому оттенку розового, каким Ренуар писал «Габриэль в красной блузке»?
О-о-о, теперь она заметила и намек на оранжевое…
Каррик побарабанил костяшками пальцев по стеклу, вернув ее в настоящее. Сэди ожидала, что он испытает раздражение, и его веселость ее удивила.
— На улице происходит что-то, о чем мне следует знать?
Сэди не сразу поняла, о чем он. Потом тряхнула головой и указала на окно:
— У меня привычка рассматривать цвета с точки зрения изобразительного искусства.
— Не понимаю… — В его виноградно-зеленых глазах мелькнуло замешательство.
В обычных обстоятельствах она не стала бы ничего объяснять, но сейчас… По какой-то непонятной причине ей захотелось, чтобы Каррик понял ее одержимость цветом. Может, если он поймет, у них появится нечто общее. То, что их объединяет.
За исключением секса…
Заметив его заинтересованность, она посмотрела вниз, на оживленную улицу, стараясь найти какой-нибудь пример в подтверждение своих мыслей. По улице шла женщина в желтом плаще.
Сэди схватила Каррика за плечо, ощутив кончиками пальцев его напряженные мышцы. Ей хотелось его отпустить, но она чувствовала его жар, вдыхала свежий аромат его кожи.
— Видишь вон ту женщину в желтом?
— Ну да.
Пальцы остались на плече, словно их приклеили суперклеем.
— Назови первую картину, которая приходит тебе в голову, где еще художник использовал такой цвет?
— «Подсолнухи» Ван Гога, — тут же ответил Каррик.
— Слишком просто. Попробуй еще.
— Банан Энди Уорхола на обложке альбома «Велвет Андеграунд»?
— Нет, попробуй еще, — предложила Сэди.
— Ну ты и суровая! — Каррик насупился, задумался. — Климт, «Портрет Адели Блох-Бауэр»? Да, вот по-настоящему хороший ответ.
— Уже лучше, — нехотя признала она.
Каррик гулко расхохотался.
— По-твоему, ты можешь предложить что-то получше?
Еще бы!
— Напоминает картину Марка Ротко без названия, проданную в Нью-Йорке несколько лет назад. — Она склонила голову набок. — А может быть, это цвет из «Заговора Клавдия Цивилиса» Рембрандта.
Она чувствовала, как Каррик смотрит на ее профиль; она не решалась посмотреть на него в ответ. Она сама не знала, хочется ли ей проверить, произвела она на него впечатление или нет.
— Ты знаешь свое дело, — заметил Каррик.
— Я дипломированный искусствовед, мне положено, — сухо ответила Сэди.
Вдруг до нее дошло, что она гладит Каррика по плечу, как будто он был котом с особенно роскошной шубкой. Она покосилась на свою руку, вспыхнула и отдернула ее.
— Прости. Помимо цвета, я еще двинулась на текстиле. А твой костюм такой мягкий, такой… приятный на ощупь!
Да, конечно, материя была чудесно мягкой, но она прикасалась к нему не поэтому.
«Прекрати вспоминать о той ночи, Слейд, и сними руку с его плеча».
Сэди отошла от Каррика, скрестила руки на груди и глубоко вздохнула, приказав себе держаться профессионально.
Каррик смотрел вниз. Они молча наблюдали за бостонцами, которые высыпали на улицы в ясный морозный день.
— Розовое пальто женщины, которая выгуливает датских догов, того же цвета, что и пол на «Розовой мастерской» Матисса, — сказал он.
— Или розовое в «Желтом и розовом» О'Киф.
Хвала небесам, они могут говорить об искусстве! Тема нейтральная; к тому же они оба испытывают к ней страсть. Разговоры об искусстве гораздо безопаснее, чем их второй общий интерес — к телу друг друга.
— А еще, по-моему, такой же цвет у твоих сосков после того, как я вылижу их языком.
Сэди густо покраснела, когда до нее дошел смысл сказанного. Она положила ладони на стекло и посмотрела вниз, на маленькие машинки и крохотных людей.