Кошачья голова

 
* * *
    
Пролог (сейчас)
  
Пока все нормально. Как обычно.
Как было раньше, совсем раньше. Но, правда, и семи лет еще не прошло. Только четыре.
Мама считает каждый день, и я помню. И конечно, Алина, уж будьте уверены, помнит и считает.
И у нас есть время. Целых три года.
Мы живем в другом месте, общаемся с другими людьми.
Они ничего не знают о нашем прошлом.
Их не удивляют наши новые привычки, потому что для них это часть нашего обычного поведения, пусть и странноватого. Никому и в голову не придет спросить, например, с чего это мы перестали есть рыбу и почему вообще никогда не говорим про рыбу. Или почему у нас нет домашних животных, тех же кошек. А еще я очень боюсь икать. И не ем в гостях. И из рук ни у кого ничего не беру, даже если это иногда выглядит невежливо и грубовато. Вы наверняка подумаете, что это очень глупо. Подумаете, что я с приветом.
Но у нас осталось всего лишь только три года, чтобы узнать, действительно ли это так глупо.
    
Предисловие (десять лет назад)
  
Когда в нашем доме ремонтировали чердак, то оттуда вытащили кучу всякого хлама. Просто удивительно, как на общем чердаке городского жилого дома может быть такое количество ломаной мебели и прочего старья, скорее характерного для частного домовладения.
Огромный контейнер для строительного мусора рабочие поставили прямо под окнами первого этажа, откуда можно было в режиме нон-стоп наблюдать, как в горе рухляди роются сначала хозяйственные местные жители, потом бомжи, а потом уже отчаянные мальчишки в поисках сокровищ.
Они-то и нарыли в чердачном хламе мумифицированный трупик кошки. Неизвестно, сколько он пролежал на чердаке, была ли это чья-то пропавшая любимица или просто несчастное бездомное животное, нашедшее среди сломанных стульев и занозистых досок свой последний приют. Плоская, с рыжей, теперь больше похожей на искусственную шерстью, с оскаленной в предсмертной гримасе пастью, мумия кошки одновременно вызывала жалость и отвращение.
Мальчишки не придумали ничего умнее, чем прикрепить кошачий труп к краю контейнера, так что мертвое животное смотрело прямо в окна первого этажа.
Жутковатое зрелище.
В итоге мальчишкам самим стало не по себе, они перестали лазить в чердачном хламе, но кошку так никто из них и не снял.
Теперь я думаю, что, может, они вовсе ни при чем.
Жители первого этажа, в чьи окна пялился мумифицированный трупик, ругались, требовали похоронить животное, но сами почему-то брезговали дотрагиваться до мумии. Это вам не древнеегипетский артефакт, в конце концов. Хотя, по сути, одно и то же. Только древнеегипетскую мумию мы в музее без всякой брезгливости рассматриваем, а когда точно такая же, только поновее, маячит у наших окон, это вызывает совсем другие эмоции.
 
* * *
Потом как-то ночью кошачья мумия пропала, и утром все вздохнули спокойно. Правда, мальчишки утверждали, что нашли ее на помойке в соседнем дворе, только головы у мумии уже не было… Но никто особо не прислушивался к мальчишеской болтовне, контейнер с чердачным хламом в конце концов увезли, и вскоре все воспоминания о странной чердачной находке вытеснились более насущными и животрепещущими проблемами.
 
     
Глава первая (четыре года назад)
  
— Икота, икота, иди на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого.
Икать я, конечно, не прекратил, зато сестра, сидевшая с планшетом на коленях, резко крутанулась на кресле и со слишком часто в последнее время проскальзывающей ехидцей проговорила:
— А знаешь ли ты, братец мой… Хотя что ты там знаешь! Так вот знай: ты только что произнес заговор на распространение икоты.
— Ну и че? — между иканиями как можно грубее откликнулся я. — Лишь бы я не икал.
— Ну разумеется, тебе всегда на всех по фигу. Только это не просто заговор, а пожелание одержимости. Поскольку никого в квартире, кроме нас двоих, нет, то ты только что наслал на меня икотку. Ну, спасибо, братец!
И она, не вставая с кресла, отвесила издевательский поклон.
— Да ты и так одержимая, — пробурчал я и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы задержать дыхание и прекратить наконец это дурацкое икание.
— Пока еще нет. Но скоро узнаем, сработало ли.
— Это просто сокращение диафрагмы, — не выдержал я.
— А вот наши предки так не считали. Икотка — это такая сущность, которая попадала в человека — чаще женского пола — через еду. То есть ее надо было проглотить.
Я фыркнул. Ага, где найти идиотов, которые станут глотать какие попало сущности? Разве что на азиатских рынках. Ну там да, не смешно совсем…
А сестра даже планшет отложила:
— Поэтому у подозрительных людей еду и питье не пробовали даже.
— Да откуда ты знаешь?
— Знаю.
— А зачем тебе это? Ты что, искала специально?
— Ты слушай лучше. Еще могли эту сущность, икотку, наслать по ветру. Например, ты вот идешь, зазевался, проглотил мошку, а это была икотка. Ты же вечно ходишь, ворон считаешь. Хорошо, хоть слюна не бежит.
Это было обидно.
— Отстань! Сама такая!
Мне уже перестал нравиться ее дурацкий рассказ. Вообще-то он мне с самого начала не нравился, но это край.
— И вот поселялась икотка внутри человека, и даже разговаривать он начинал по-другому. Мы на выдохе говорим, а одержимые икоткой — на вдохе. А поскольку на вдохе заглатываешь много воздуха, то потом, естественно, начинается отрыжка. Точно как ты, вечно рыгаешь за столом. И человек дополнительно страдал из-за этой икотки.
— Да что ты несешь! — не выдержал я.
— А вот и нет! — Сестра даже с кресла соскочила. — Скажи любое слово!
Я пожал плечами. В голове сразу стало как-то пусто, даже элементарные слова куда-то пропали.
И вдруг чуть ли не перед глазами всплыло слово. Я его и с рыбой-то не сразу проассоциировал. Просто смешное слово.