Я придумаю нас другими

***
Мы сидели в машине посреди площади перед университетом, в месте молодёжных тусовок. Где-то там, снаружи моей бестии, веселились люди, стоя возле своих железных коней. Сколько их было? Двадцать, пятьдесят, сто? Многолюдно и шумно — словно на базарной площади. Кто-то слушал музыку, кто-то пытался крутить «пятаки», кто-то оккупировал киоски с шаурмой и ход-догами. Город жил.
А я… я слушала Пашу, и происходящее казалось мне сном.
«Я специально отталкивал тебя эти два месяца и держал дистанцию» — говорил он.
«У нас слишком круто и быстро всё завертелось, у меня вызвало опасение такое развитие событий» — говорил он.
«Мне надо было быстро решить — брать тебя в оборот или прекращать… но ряд обстоятельств с бизнесом, ты знаешь… и я взял паузу» — говорил он.
«Когда мы были с тобой вместе, всё было невероятно хорошо, но я не мог тебя узнать. И мне пришлось вывести тебя из зоны комфорта» — говорил он.
«Я специально игнорировал тебя, чтобы посмотреть твою реакцию» — говорил он.
«Ты мне нравишься, Юль, я тобой восхищаюсь, но…» — говорил он.
«Ты невероятная, за несколько лет я впервые встретил девушку, которую интересовал я сам, мои успехи и поражения…» — говорил он.
«Но мне не понравилось, что ты всегда оставляла себе запасной аэродром, общаясь с другими парнями» — говорил он.
«Ты великолепная, Юль, но… это как с одеждой, вроде всё хорошо, но… не то пальто» — говорил он.
Мы всегда слышим только то, что хотим слышать. Мой разум, боясь срыва, фильтровал то, что можно было донести до ушей: я слышала лишь комплименты в свой адрес, совершенно не осознавая, что это конец.
Паша говорил, боясь задеть меня и боясь сказать прямо: детка, иди к чёрту. Я была бы благодарна, если бы вместо полутора часов дифирамбов и восхвалений в мою честь, он просто коротко и ёмко послал меня. Но он этого не сделал. Он осознанно выбрал путь завуалированной лести. Слабак.
Я слушала его и отчего-то мне казалось, что теперь-то всё будет хорошо! Теперь он перестанет вести себя, как мудак, и мы будем счастливы.
— Прости, Юль, я не хотел тебя обидеть. Думай, что будешь делать с этими знаниями.
И я, опьянённая ложными надеждами, лишь улыбалась и говорила, что всё понимаю, что всё в порядке.
— Выскажи всё, что думаешь обо мне. Обматери меня, наори на меня! — настаивал он.
А я не понимал, зачем? Для чего? Ведь всё хорошо…
— Я восхищаюсь тобой. Спасибо за то, что ты такая.
И я, как дура, сидела с влюблёнными глазами. Сейчас я не понимаю, как я могла быть настолько наивной, настолько… глупой, чтобы сразу не понять. Всё, конец, нас не ждало счастливое будущее. Но я лишь была взбудоражена его честностью, чуть оскорблена его манипуляцией и всё же верила. Верила в лучшее.
Уезжая с парковки, я краем глаза заметила жёлтое купе Полины, но не придала этому значение. Я ехала домой — а моя душа пела. «Теперь мы начнём с начала» — думала я.
***
Но ничего с чистого листа не началось. Более того, днём позже мне написала Полина, грубо высказавшись о том, что я даже не подошла к ней поздороваться.
«Я понимаю, что ты при Пашке в шары долбишься, но всё же» — писала она, а я не понимала, что ей от меня надо. Мы не разговаривали уже почти месяц, и я не горела желанием возобновлять общение.
В краткие свободные минуты между офисной работой, судами и командировками, я готовила Паше подарок на день рождения, помня все его откровения со мной. Как-то, во время одного из разговоров, он обмолвился, что мечтает научиться управлять спортивным самолётом и выступить на воздушных гонках, устраиваемых «Ред Буллом». А ещё я помнила, что следующим его проектом для летнего дрифта будет «БМВ»…
Марина, улетевшая в Германию к родственникам, получила наставление: она как раз собиралась заехать в музей баварской марки, и я попросила её купить пару сувениров. Я не могла дождаться её возвращения — мне не терпелось собрать все частицы подарка воедино и вручить его.
 
Жаль, что я не восприняла серьёзно поведение Рощина — это сказало бы о всём куда яснее его слов. Он не выходил на связь, и однажды на моё предложение помочь отправил краткое сообщение. «Не начинай». Что это значило?
Я снова ощутила себя безвольной марионеткой, которую он дёргал за ниточки. В конце-концов, мы же всё решили — зачем снова держать дистанцию? Зачем отталкивать меня?
Ju: Каким планы на выходные?
Pavel: Срочно машину собрать. Буду жить в сервисе.
Ju: Удачи тебе с этим. У тебя получится, я верю в тебя)
Pavel: Юля! Не начинай опять!
Неделя — вот, сколько я смогла продержаться. А ещё, за день перед очередной командировкой, мне приснился сон — тот разговор дословно, но будто с меня спали шоры. И теперь я услышала совершенно другие слова — ты мне не нужна, ты не то пальто, ты оставляла запасной аэродром.
«Юля, на мужчину нельзя надеяться никогда. Только если он не твой муж и у вас общий ребенок, и то не всегда даже в такой ситуации» — будто наяву слышала его слова. Почему я не слышала их раньше? Почему сейчас?
Мне вдруг стало больно — будто меня ударили поддых и оставили тут же, в грязной луже, посреди мусора и нечистот. Моя любовь сыграла со мной злую шутку. И я поняла это только сейчас.
Я уехала в ночное в Тюмень, просто чтобы подумать. Вернулась — и вечером собралась на поезд в Казань. Паша прислал мне какую-то песенку и написал «Хорошего дня». Весь день я провела на ногах, пройдя город почти насквозь — суд, столовая, снова суд, набережная и мосты-мосты-мосты. Я любила мосты, особенно вантовые. Бугринский в Новосибирске и вот сейчас — Миллиниум в Казани кружили мою голову и заставляли забыться.
Шла по тротуару и безотрывно смотрела вверх — верила, что я пройду под пилонами в виде буквы «М» и всё вдруг резко наладится. Для беспринципного и сурового юриста в обычной жизни я вдруг снова стала излишне наивна…
Стучали колёса поезда, унося меня далеко-далеко. Вагон качало. Я лежала на верхней полке, заткнув уши наушниками, укрывшись тонкой белоснежной казённой простынкой, и смотрела в кусочек окна, за которым распростёрлась тьма. С каждым часом светлело всё больше.
«Самый тёмный час перед рассветом» — писал Коэльо в «Алхимике», и мой тёмный час наконец наступил.
Ju: Йорик понял, Йорик не дурак. Перефразирую. Пять утра — самое время, чтобы решиться. Нет, я, конечно, могу написать голосовое, но это будет крайность. В случае твоего нежелания встретиться лично/отсутствии объективной и рациональной возможности осуществить это. Теперь мой время задать вопрос. А что, мать его, происходит? Есть такая фраза: ежики плакали, кололись, но продолжали жрать кактус. Я как тот ежик и я устала жрать кактус. Вроде и так все понятно, но… хочу послушать твою позицию. Учитывая твою крайнюю занятость, заранее прошу выбрать время, когда мы уже поговорим по моей инициативе. Желательно — в ближайшее. Надеюсь, уже расставим точки над «и».
В то утро я с трудом уснула, убаюканная качанием вагона. А едва я протёрла глаза, меня ждало это.
Pavel: Юля, привет. Мы потому и встречались. Чтобы во всем нормально объясниться и расставить все точки над й. Все же обсудили.
Pavel: я видимо тупой и не сумел донести до тебя информацию. Извини мне мой кривой язык
Pavel: Хотя мне казалось, что было сказано предельно ясно. В любом случае это не значит, что я сказал, что мы не можем общаться.
Ju: Ну что опять за витиеватые фразы. Ты так и скажи. Юля, только знакомые. Всё
Pavel: какие витиеватости? Мы с тобой часа два сидели разговаривали, во всем разобрались, объяснились, а ты снова эту тему подняла. Мы можем дружить, общаться, тусить, но чего-то большего нет…