Джокер в колоде
— Лори Ли, — продолжал бубнить Джим. — Думаю, ты обратил внимание на то, что она не мегера. Мне кажется, ты хочешь с ней познакомиться? — Не дожидаясь моего ответа, он позвал:
— Лори!
Она остановилась, повернула голову, улыбнулась и сделала шаг в нашу сторону.
— Сегодня грандиозный вечер, правда? Вблизи она была еще красивее. Она глянула на меня своими медовыми глазами, потом перевела взгляд на Джима, но ее мимолетно брошенный взор вошел в меня как нож в масло. Такое лицо способно заставить сердце замереть, а тело — побудить вегетарианца лопать мясные фрикадельки.
— Привет! — поздоровался я. — Привет! Как дела? Я рад…
— Я вас еще не познакомил, — перебил строгий блюститель этикета Джим. Он слегка поклонился и сказал:
— Лори, эту обезьяну зовут Шелдон Скотт. Шелл, Лори Ли. Он — частный детектив, и тебе следует держаться настороже…
— Что ты имеешь в виду, говоря «обезьяна»? — возмутился я. — Ты, эгоист проклятый!
— Привет, Шелдон, — поздоровалась Лори и улыбнулась. Голос был мягкий и теплый, а взгляд, которым она одарила меня, мог бы поджарить бутерброд.
— Хот-дог! — воскликнул я. — Я хотел сказать не то, что я имел в виду. Мой рассудок — ух! — зовите меня Шелл, пожалуйста. Никто не называет меня Шелдоном. Даже мои враги.
— Я могу поспорить, — сказала она непринужденно, — что ваши враги — типы жестокие.
— Как в воду глядела. — Джим снова встрял в разговор. — Посмотри, что случилось с его лицом. Сломанный нос, красивый шрам едва ли не через глаз, левое ухо укорочено не в салоне красоты — такие у него враги. А теперь, когда ты насмотрелась на результаты разрушительного действия дубинок, медных кастетов, пуль и ревнивых мужей, поверни свою прелестную головку.
Но Лори шагнула мне навстречу и, будто мы были сто лет знакомы, спросила:
— А что, у тебя действительно нет кусочка уха? — В ее голосе прозвучало наивное любопытство.
— Если это сделает тебя в какой-то степени счастливее, я готов оторвать оставшийся огрызок своего уха, как Гоген…
— Ван-Гог, — поправил Джим.
— Как тот чудак, — согласился я. Она стояла совсем близко и смотрела на меня, а я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание.
— Как это случилось? — спросила она, но вдруг опомнилась. — Извини, я суюсь не в свое дело, так ведь?
— Почему же, вполне в свое, — поддакнул я как можно дружелюбнее. — Любой вопрос, все, что угодно.
— Тогда как тебя угораздило?
— Да так… Один симпатичный стрелок выстрелил в меня и промахнулся, точнее, почти промахнулся. Он остриг мне верхушку уха.
Она весело засмеялась.
— Ох ты хитрец! Ты хуже, чем Джим!
Вообще-то я вовсе не хитрец, не гордец и тем более не хвастун, но она ведь могла подумать, что мое ухо застряло в каком-нибудь рабочем механизме на захолустной бензоколонке. Вся хохма состоит в том, что тот шизик, объяснил я, действительно остриг мне верхушку уха. Но это был последний трофей в его жизни.
И тут произошла странная вещь. По крайней мере, странным было то, что я заметил одного парня, когда думал и говорил о ружьях и о стрелках. Я специально повернул голову — если хотите знать, я сделал это ради того, чтобы Лори могла увидеть мое знаменитое ухо, — и насторожился: мне на глаза попалось знакомое лицо.
Это было худое лицо маленького, под мухой, парня; он возник как раз там, где прежде находилась Ева. Он стоял опершись на крышку буфета и разговаривал с Адамом Престоном, запихивая в рот маленький сандвич. Я не мог припомнить, когда это было, но знал, что видел его раньше.
И привыкшие к опасностям нервы просигналили: неприятности.
Глава 2
Так или иначе, вид этого парня не внушал доверия. Темно-синий костюм, дорогой, но радикально отличающийся от того, что считалось модным, — слегка расширенный в плечах и прилегающий в талии. Черные туфли с заостренными носками начищены до блеска. На голове черная шляпа с модными полями. Он повернулся и посмотрел в нашу сторону, и я увидел тонкие черты и холодные, как бы прицеливающиеся глаза. Неприятности; наверняка его появление сулит какие-то неприятности. Но я не мог понять какие, и потому это меня беспокоило.
Лори что-то говорила. Я повернулся к ней.
— Мне нужно бежать, — сказала она. — Если я буду продолжать валять дурака, босс меня уволит.
— Черта с два, — усомнился Джим.
Она повернулась, чтобы уйти, и тогда я сказал:
— Лори, раз ты освобождаешься в десять, может, мы смогли бы продолжить разговор? Я расскажу тебе о том лихом времечке, когда мафия укатала меня в цемент и швырнула в океан.
— Такое на самом деле приключилось с тобой?
— Нет, но это замечательная история.
— Ну…
Джим поддержал меня:
— Почему бы и нет? Может, мы соберемся вчетвером? — Похоже, Лори понравилась идея, а Джим продолжал:
— Может, в Голливуде? Ведь вы, девушки, все там обитаете.
Лори кивнула и уточнила, что живет в «Клейморе» — это всего в квартале от «Александрии».
— А там живут и другие девушки? — спросил Джим.
— Только Юдифь. Ох, и Ева тоже. Она начала работать в агентстве за день или два до того, как нас прислали сюда, и спросила, есть ли у меня на примете какое-нибудь хорошее местечко, где можно остановиться. Я рассказала ей о «Клейморе», и она тоже поселилась там. Остальные три девушки, — с улыбкой добавила она, — живут со своими мужьями.
Джим поморщился и сказал, что видел, как несколько минут назад Ева Энджерс вошла вслед за нами в модельный дом. Он исчез и вскоре вернулся в компании Евы. Похоже, он в чем-то пылко убеждал ее, а она, по всей видимости, оставалась непреклонной.
— Звучит замечательно, — говорила Ева, — но, увы, не могу. На самом деле. Мне нужно… — Она замолчала, задумалась на несколько секунд, потом сказала:
— Можно я отвечу вам окончательно через полчаса? Я должна кое-что сделать, ладно? Подождете?
Я подумал, что, вероятно, у нее на очереди еще двое или трое воздыхателей, которые назначили ей свидание. Предложили провести вечер в Лос-Анджелесе. Или уик-энд на Бермудских островах. Или мало ли что еще.
Лори, как я заметил, была пяти футов пяти дюймов ростом и удивительно сложена, но она казалась почти крохой рядом с Евой — высокой амазонкой пяти футов девяти дюймов, или что-то около того, крупной женщиной с нежными, плавными изгибами, красивыми длинными ногами и умопомрачительным пышным бюстом, который распирал пушистый свитер.
Лори — загорелая, живая, энергичная, в то время как кожа Евы — гладкая и бледная; двигалась она грациозно, осторожно, завлекающе. У Евы были бледно-зеленые глаза бирманской кошки, раскосые, опасные глаза восточного типа, а волосы — густые, слегка волнистые, черные и блестящие. Пышная челочка оттеняла белый лоб. Эта челка смотрелась нелепо, потому что в Еве уже не осталось ничего от маленькой девочки. Ее глаза и брови были густо накрашены, а оранжевая губная помада подчеркивала широкий хищный рот. Оранжево-розовый лак блестел на длинных ногтях. Если бы не черные волосы, эта женщина состояла бы из одних теплых пастельных тонов: и глаза, и рот, и ногти, и гладкая белая кожа…
Джим сказал Еве, что все прекрасно, умоляюще попросил сообщить нам о своем согласии как можно скорее, поскольку неопределенность его просто убивает. Она кивнула, улыбнулась и пошла крадучись. Мы смотрели, как двигаются длинные красивые ноги, над ними соблазнительно покачивались бедра — возбуждающее зрелище. Лори сказала, что присоединится к нам позже, и ушла следом за Евой; наблюдать за ней было еще приятней.
Я повернулся к Джиму.
— Что это за трепло болтает с Адамом? Он глянул и в недоумении покачал головой.
— Никогда раньше его не видел. А что?
— Просто любопытно. Я где-то с ним встречался. Джим продефилировал к бару за очередной порцией виски. Я подошел к буфету и нагрузил в картонную тарелку сандвичей, толстых кусков сыра, индейки и омаров.
Мне показалось, что маленький человечек лепечет что-то насчет «Бри», а потом он сказал: