Джокер в колоде

Смит спросил, удивленно таращась:
— Что он выделывает? Репетирует фигуры высшего пилотажа?
— Ты читаешь мои мысли, друг.
Самолет то фыркал, то грохотал в двухстах футах от нас, и это напомнило мне модель А с разболтавшимися цилиндрами и без выхлопной трубы. Он начал разворачиваться, вернее, его занесло, как подбитую птицу на каком-то странном вираже.
— Глянь, глянь, они даже могут тормозить в воздухе, — удивился парень.
Самолет выровнялся, слегка приподнялся над водой, неуклюже развернулся и пошел прямо на нас, очень низко.
— Не очень смешно, правда?
— Скорее страшновато…
— Точно. Как бы головы нам не снес, а?
— Не каркай! — Я почему-то перешел на шепот. — Я уверен, пилот Эда знает, что делает.
— Извините. Нет, о Боже! Вы бы не смогли уговорить меня залезть в этот старый деревянный ящик даже за миллион долларов!
— Послушай, может, нам вообще лучше помолчать. До меня кое-что стало понемногу доходить. А я еще даже не в самолете. Теперь он находился в пятидесяти ярдах от нас, в шести футах над водой, и шел точь-в-точь на нашу лодку. Прямиком… Прямо…
— Что он делает! — завопил Смит.
— Похоже, он пытается, ха-ха, напугать нас. Но еще чуть-чуть, и он… А-а-а!..
Не знаю, почему мы не сиганули в воду немедленно. А самолет немного покачался, потом его нос вздернулся вверх и он взметнулся почти у нас над головами. Примерно в дюйме от нас. Я огляделся по сторонам в поисках парнишки. Его не было видно. Куда он подевался? Ага, таки плюхнулся. Отплевываясь, он перелез через борт лодки. Весь мокрый.
После еще одного такого бестолкового разворота самолет наконец сел на воду и порулил в нашу сторону, а я стоял на носу «Криса Крафта». Через минуту он притерся к лодке, чтобы я мог запрыгнуть в открытую дверь. И я прыгнул.
Я ухитрился пролезть внутрь и при этом не бултыхнуться в воду, пошатываясь, добрался до одного из двух кресел в кабине самолета — места второго пилота.
Эд Кляйн сидел слева от меня.
— А вот и мы, — представился радостно Эд. Я осмотрелся.
— Мы? — Я не видел в самолете никого, кроме нас с Эдом. — Где пилот?
Бр-бр — рычал двигатель. Мы двигались, прыгали, болтались над волнами, пропеллер гремел, а понтоны, или как там назывались эти чертовы штуки, шлепали о воду.
— Я — пилот! — закричал Эд, похоже, мысль об этом приводила в ужас даже его.
— Святые угодники! Ты — пилот? У тебя есть удостоверение пилота?
— А кому здесь нужно удостоверение?
— Ох-х.
Я закрыл глаза. Мы проскакали по-лягушачьи, должно быть, тысячу футов, а потом стукнулись о твердую поверхность воды. И снова запрыгали. Мы погибнем!
— Мне нужно в туалет, — простонал я. И вдруг почувствовал, что самолет немного выровнялся. Я открыл глаза и понял, что мы мчимся с безумной скоростью в футе или двух над океаном.
— С какой скоростью мы летим? — прокричал я во всю глотку.
— Может, миль сто в час.
Заливает. Мы мчались по меньшей мере в пятьдесят раз быстрее.
— Подыми эту штуковину в воздух, выше. Бога ради, — взмолился я.
— Одну минуту, и все будет в норме, — успокаивал Эд. — Только не шуми, аппарат сейчас заметно лучше, чем был когда-то.
— Чем был когда-то? Сгусток энергии, он страшнее чем «спад» без колес. Барон фон Рихтхофен, должно быть, сбил последнюю такую этажерку в Первую мировую войну. Ох! — Мы взмыли ввысь. — Опусти этот сундук ниже! — заорал я.
— О, черт, ты ведь не боишься маленьких самолетов?
— Не хватало, чтобы этот драндулет начал еще стрелять в меня. Нет, мне не страшны самолеты. Я боюсь за мир, который находится под нами. Ты отдаешь себе отчет в том, что ты делаешь? Эд, ты соображаешь, что и зачем ты крутишь? Эд! Скажи хоть что-нибудь!
— Как я понимаю, ты не много летал в своей жизни.
— И больше никогда не полечу. Голову даю на отсечение. После такого полета я буду все время ходить пешком.
Он хихикнул.
— А может, и по воде, аки по суху?
— И по воде, лишь бы закончилось это путешествие. Эд вытащил из кармана бутылку «Олд Крау». Там оставалось еще полбутылки.
— Ты пил?!
— Не-а.
Он ковырнул пробку, она с треском вылетела, а Эд присосался к бутылке и опустошил ее еще на два-три пальца.
— Ты, — пробормотал я, — пьешь в полете?
— Не-а, не дрейфь, я выпил меньше пинты. — Он протянул мне бутылку. — На, хлебни немножко. Это пригладит волосы на твоей груди и успокоит.
— Кого волнуют волосы на груди? Кроме того, — добавил я сухо, — я не пью из горла.
И тут же сделал внушительный глоток. Из горла.
Кое-как мы закончили проклятую прогулку.
Если честно, я не помню, как мы сели на воду, зарулили в гавань и причалили к берегу. Эти воспоминания из сострадания похоронены глубоко-глубоко в самых темных хранилищах моего мозга. Первое, что до меня дошло, — это то, что я лежу плашмя на дощатом настиле пристани.
— О Господи, — божился я. — Никогда больше. Эд легко спрыгнул на берег, держа в руке чемодан, битком набитый всякими инструментами.
— Ты не ушибся? — заботливо осведомился он. Я встал.
— Нет. Я просто… лежал и расслаблялся.
— Ладно, тогда пошевеливайся. Давай глянем на скважину, пока совсем не стемнело.
Солнце опустилось к горизонту, когда мы добрались до хибары, но, если мы поспешим, у нас будет в запасе достаточно времени. Эд достал из чемодана два лома, и мы принялись азартно отдирать доски с дальней стены. Не прошло и пяти минут, как образовалась брешь высотой в шесть футов.
Эд бросил свой лом, на его загорелом лице появилась счастливая улыбка.
— Да, сэр. Это — «рождественская елка». Вот вам и скважина.
Я пододвинулся к нему; он разглядывал беспорядочное скопление труб, потом вытащил из своего чемодана ключ и начал откручивать вентиль. Приостановившись, он предупредил меня:
— Лучше отойди в сторону, Шелл. Ты стоишь прямо на том месте, откуда должна выйти нефть. Она подсоединена к линии, поэтому пусть немного потечет просто так, посмотрим, какой напор.
Я с опаской отошел. Он ослабил вентиль, а потом открутил его рукой. Сначала появилась тоненькая струйка, а потом хлынул настоящий фонтан. Эд резко крутанул вентиль обратно и с ликованием отскочил в сторону. На его лице появилось выражение влюбленного, когда тот смотрит на свою любимую.
— Малышка! — визжал он. — Вот она идет! Нефть, густая и черная, вытекала из трубы, как кровь из перерезанной артерии. Она лилась потоком из «рождественской елки», растекалась по земле и убегала от нас густым ручьем вниз по мелкой борозде.
И тут мной овладело странное чувство. Я и раньше подозревал его в себе, но до настоящего момента не совсем верил. Я приехал сюда ради спортивного интереса, из любопытства, а сейчас я видел ее, трогал и ощущал ее запах. Нефть. Нефть, клокочущая из глубин земли, выталкиваемая на поверхность природным газом, и на короткий миг я четко представил себе и увидел ее, очищенную, разделенную на составные фракции, преобразованную в различные химические соединения, — в машинах, генераторах, лампах, дизелях, двигателях; в сотнях продуктов с тысячами применений — от фермерского хозяйства до фотографии, пластиков, медицины… И в этом заключается смысл жизни многих людей, тех, в ком хватает веры и сил, чтобы найти ее и завладеть этим богатством.
Эд захлебывался:
— Боже мой! Здесь крупное месторождение! Он чуть не пустился в пляс от радости. Мы оба, слегка обалдев, немного побегали кругами, потом остановились в пяти-шести футах от разобранной стены, внимательно наблюдая за бурлящим черным потоком. Эд был похож на ребенка: он прыгал и смеялся, его лицо сияло от счастья.
— Черт побери! — вопил он. — Как жалко, что это не я нашел ее. Жаль, что она не моя.
Потом он резко остановился и уставился на меня. На его лице появилось почти зверское выражение. В моей голове мелькнула дикая, нелепая, конечно, мысль: а что, если Эд и на самом деле хочет, чтобы скважина принадлежала ему? Может, он готов даже совершить насилие, лишь бы получить возможность завладеть шахтой. Может, его заклинило, он спятил, свихнулся.