Джокер в колоде
— О Господи! — воскликнула она, глядя на Лори. — Ты ничего еще не проиграла, да?
— Представь, — хихикнула Лори. Она посмотрела на меня, ее карие глаза искрились. — Пока ни одной вещи.
— Ба-а! — Я не сумел скрыть голодного разочарования.
— Ева, не тяни резину, — подгонял Джим, напуская на себя строгость.
— Пощадите, — взмолилась она.
Неловкое молчание продлилось секунд пять. Потом она придвинулась к Лори и что-то прошептала ей на ухо. Интересно, что? Наконец Ева повернулась спиной к Лори, которая ловко справилась с каким-то крючком, и начала расстегивать длинную «молнию». Все ниже, ниже, ниже… Мы замерли.
Не было слышно никаких звуков, кроме скрипа сползающей вниз «молнии». Ничего больше.
Ева встала, подняла руки, будто сдаваясь на милость победителей, и оранжевое платье медленно начало сползать по ее рукам, по груди, по бедрам… наконец оно свалилось на пол ярким: беззащитным комочком.
Она переступила через платье, и возникла долгая пауза — но я не назвал бы молчание неловким. Теперь это была пульсирующая, наполненная электрическим зарядом тишина, ее треск был почти слышимым. Ева в наряде от «Александрии» в Лагуна-Парадиз являла сногсшибательное зрелище, но сейчас, в узком бледно-розовом бюстгальтере и крохотном бикини, шикарные просторы ее белой плоти были просто восхитительны. Ее вызывающую наготу прикрывал всего лишь розовый клочок на бедрах и еще одна розовая полоска, едва удерживавшая пышные кремовато-белые холмы, трепетно вздымавшиеся над розовой тканью.
Ева села, поджав под себя длинные ноги, ее белое тело трепетало. Потом она наклонилась к Лори и, мягко положив руку на ее бедро, посоветовала:
— Дорогая, тебе лучше тоже проиграть, и поскорее. И она соблазнительно улыбнулась. Разумеется, она улыбалась Лори, но все-таки улыбалась'. А ведь могла взвизгнуть и завопить: «Я не могу продолжать!» — и тогда мы с Джимом бросились бы с палубы головой вниз от разочарования.
После момента тишины, вернее, момента голой правды, когда наэлектризованный воздух неслышно щелкал, трещал и взрывался, мы продолжили игру.
— Дай мне колоду, — сказал я.
— Сдавай! — согласился Джим.
Я тасовал карты, заговорщически поглядывая на Лори.
— Проиграй! — просил я.
Она склонила набок свою белокурую головку, лукаво посмотрела на меня, показала язык и весело пообещала:
— Я постараюсь!
— Играем по пять карт, — объявил я и сдал карту «рубашкой» вниз, а следующую открыл. С первой картой ко мне пришел король, со второй — дама. Следующей картой была дама, четвертой — двойка, и вновь король. Две пары. У Джима — несчастная пара семерок, у Евы намечался стрит, а у Лори четыре червы. И тогда мы открыли пятую карту. У Лори трефовая масть — значит, пролетела.
— Ага! — обрадовался я.
Джим остался с парой семерок. А пятая карта Евы дополнила ее стрит.
Ну что ж, я проиграл носок. Лори рассталась с туфлей. Один шаг в нужном направлении сделан.
Следующую партию Ева опять выиграла. Еще один носок — и я уже сверкаю голыми пятками. А Лори отдала вторую туфлю. Я успел заметить, что Лори также не носила чулок.
Снова сдавала Ева. Она тщательно стасовала колоду, раздала по пять карт и предложила тянуть. Мы вытаскивали карты из колоды. Это была моя самая удачная партия за ночь — три короля.
— О разбойники, — причитала Ева.
— Ox, ox, — сокрушалась Лори.
— Открываем карты, — скомандовал Джим. Я открыл три своих короля. Ни у одной из девушек не было даже пары. Я выиграл.
Расстегивая рубашку, Джим сокрушенно пожаловался:
— Когда же я, наконец, начну выигрывать? Лори сказала:
— Я бы тоже хотела — в любом случае вы скоро узнаете, почему я жду хорошую карту. Я… на мне нет бюстгальтера.
Я чуть не мяукнул от восторга.
Ева почему-то уставилась в потолок, потом обратилась к Лори:
— Я помогу тебе застегнуть «молнию», дорогая.
— Ты хотела сказать, расстегнуть, — поспешно поправил я.
Лори посмотрела на меня удивленно, ее глаза цвета меда расширились и засветились. Она повернулась боком, и Ева справилась с крючком, а «молния», расстегиваясь, буквально зашипела. Потом она повернулась спиной к Лори и сказала:
— Теперь твоя очередь, милашка.
Лори расстегнула хитромудрые маленькие крючки. Как только дело было сделано и последний крючок освободился, розовый клочок немного сполз вниз. Совсем немного. Она вернулась к своей подушке, посмотрела на нас с вызовом, наклонила голову и стянула «хомут», взъерошив волосы.
Ева чуть повела своими белыми плечами, и розовый лифчик под собственным весом полетел вниз и упал ей на колени. Ее груди подрожали и замерли. Подняв лифчик, она небрежно отшвырнула его в сторону, — но теперь я уже наблюдал только за Лори.
Она смотрела прямо на меня, ее глаза слегка сузились, и Лори первая лизнула языком нижнюю губку. Потом прогнула спину, отчего ее упругие груди выпятились, и легко сбросила черное платье. И тут зазвонил телефон.
Лори подпрыгнула, но это не шло ни в какое сравнение с моим диким антраша. Если бы его можно было замерить, уверен, мы бы имели новый рекорд по прыжкам в высоту из положения «стоя». Думаю, я подскочил вверх не менее чем на два фута.
— Что за черт! — возмутился Джим.
— Ничего, — быстро ответил я. — Спокойно. Может, это чей-то будильник.
Проклятый телефон заверещал снова.
Лори как замерла, так и осталась на месте, ее платье сползло на несколько дюймов, обнажив два бурно вздымающихся от волнения белых холма…
А телефон настойчиво трезвонил, трезвонил снова и снова.
— Проклятье! — выругался Джим. — Сидите тихо. — Он встал и нервно снял трубку. — Да, алло?
Телефон находился рядом с нами, на подставке возле стены, и я видел Джима. Он молча слушал. Лори кокетливо спросила:
— Признайся, звонок спас тебя?
Увы, что-то уже безнадежно испортило вечер. Она быстро натянула на себя платье, а Ева нацепила полоску бюстгальтера.
Потом я увидел, как стремительно меняется лицо Джима. Он бледнел на глазах. До синевы. Его нижняя челюсть отвисла, и он машинально придержал ее рукой. Что-то пробормотав в телефон, он повесил трубку и так и остался стоять, окаменевший.
— Джим, — позвал я. — Что случилось? В чем дело?
— Адам мертв. — Его лицо исказилось, похоже, он был в шоке. — Да, Адам мертв. Застрелен. Убит.
Глава 5
Я припарковал «кадиллак» перед домом Адама Престона. Две полицейские машины прибыли раньше нас и стояли у обочины. Джим приехал со мной. По дороге он почти не разговаривал.
Я пытался успокоить его:
— Это скверно, Джим, я знаю. Но соберись с духом. Когда мы прибудем на место… — Я задумался. — Почему полицейские позвонили тебе? Это имеет какое-то отношение к Лагуне?
— Нет, — перебил меня Джим. — Я… — Он замолчал, тяжело сглотнул. — Видишь ли, Шелл, его настоящее имя не Адам. Его звали Аарон. — Он посмотрел мне прямо в лицо. — Аарон Парадиз. Он — мой брат.
Джим вышел из машины, прежде чем я успел прийти в себя и сказать что-нибудь. Мы молча направились к входной двери. Полицейский в форме ждал нас, и мы вошли в дом.
Лейтенант в штатском по имени Уэсли Симпсон находился в гостиной и что-то торопливо записывал в свой блокнот. Он повернул голову и кивнул мне.
— Я присоединюсь к тебе через минуту, Шелл. Джим стоял рядом со мной, его руки безвольно повисли, лицо напоминало трагическую маску. Я положил руку ему на плечо.
— Джим…
Он покачал головой.
— Потом, Шелл.
Симпсон громко захлопнул свой блокнот и подошел к нам. Поздоровался, взглянул на Джима.
— Вы — мистер Парадиз?
Они быстро переговорили, потом другой офицер провел Джима через дверь в дальний конец комнаты. Очевидно, полиция знала, что Джим — брат убитого. Следовательно, им было также известно, что Адама звали Аарон Парадиз. Интересно, не по этой ли причине Джим поторопился рассказать мне о брате?
Симпсон остался в гостиной. Это был крепкий мужчина тридцати восьми лет, всегда аккуратно одетый. Сейчас его глаза слегка налились кровью, а веки отяжелели — видимо, от недостатка сна. Было далеко за полночь, а в такое время полицейский участок Голливуда уже закрыт, люди сменились с дежурства, поэтому первыми сюда прибыли сотрудники центрального управления полиции; но они, как положено, поставили в известность коллег из отдела убийств Голливуда, вот почему тут оказался Симпсон.