Безнадежно влип (СИ)

Хотя ответ очевиден, меня раздражает, что она на меня не смотрит, но еще больше бесит ее показное равнодушие. Как же хочется ее поддеть… хоть чем-нибудь.
– Согрелась, Машенька? – тихо шепчу я, наклонившись к ней. Намеренно касаюсь губами мочки уха. – Или в каких-то местах тебя еще нужно согреть?
– Спасибо за заботу, все нормально. Можно пройти? – наконец поднимает на меня взгляд.
– Можно, – спокойно произношу я и ставлю вторую руку на дверной проем. Ну все, кто-нибудь позовите санитаров. – К тебе тут приходили в гости.
– Кто? 
– Никита голова отбита. Он почему-то подумал, что я твой отец.
– Ну да, тебе дашь лет сорок с такой-то бородой. А то и больше. А кем ты в итоге представился?
– Твоим папашей и представился, – ну наконец-то, хоть какие-то проявления эмоций на Машином лице. Никогда бы не подумал, что буду так рад видеть ее едва заметную улыбку. – Ну я ж тебе как отец.
– Странные у вас отношения ко мне, папенька. То язык в рот суете, то пушкой генераторной готовы выстрелить.
– Ну, какие есть. Я сказал ему, что ты заболела. Ты же понимаешь, что я не позволю кому-то постороннему войти в мой дом. Он там на селедку под шубой покушался, но я ему сказал, что ты не успела приготовить.
– Спасибо, папочка, что сообщил. Это я готовила для него, поэтому придется отдать, – ну охренеть, приплыли. – Может, пропустишь меня? – скорее придушу.
– Иди, доченька, – на удивление, спокойно произношу я, убрав руки.
Ну хоть бы в душе вода не проходила от Машиных волос. Так нет же, сток почищен. Хотелось бы придраться, а тупо не к чему. Дожил.
Даже если теоретически предположить, что я решусь хоть на какую-нибудь связь с Машей, в лучшем случае это очень кратковременно, ибо ее папаша по-любому не допустит такой мезальянс. А если прознает раньше, меня ждет реальный пиздец. Да ладно бы мне, но под раздачу попадут еще Наташа и Женя. По всем фронтам попаду. Но при всем при этом, живущий во мне типичный мудак тупо противится мысли, что кто-то может маячить рядом с Машей. Да уж, сам не ам и другим не дам.
Выхожу из ванной и направляюсь в единственную комнату. В любой другой ситуации я бы бесился, что придется с кем-то жить бок о бок в одной комнате. Сейчас же меня даже забавляет тот факт, что гостиная, пусть и большая – единственная жилая комната в доме. Посмотрим, где ты будешь спать, Машенька. Надеюсь, про то, что помимо дивана, расстилается еще и кресло, она не догадается.
Вот уж никак не ожидал увидеть Машу, закидывающую дрова в печку. И только сейчас до меня в полной мере доходит, что она реально жила здесь одна. Одна! Топила печь! И слава Богу не угорела. Не поддается это все логике. Как она так смогла? Ну как?!
А может быть, не одна? Возможно, это все показуха для меня, а в реале все это делал моднявый?
– Я смотрю, ты многому тут научилась одна.
– Многому, но не всему, – не отрывая взгляда от печки, тихо произносит Маша. –Дрова рубить так и не научилась. Не получается. Думала придется уже заказывать.
– Ну а моднявый тебе на что? Не умеет?
– Умеет, наверное. Но это не его дело, поэтому просить не буду.
– А, ну да, ты же не принимаешь помощь теперь от посторонних мужиков, – не скрывая иронии в голосе, произношу я.
– Просто так не принимаю. А взамен на что-то принимаю. А от Никиты я уже получаю другую помощь, за которую плачу, а большее ему предложить пока не могу. Иначе не будет равноправия.
Господи, дай мне сил…
– Ты всегда так печь топила?
– А что я не так делаю? – все. Просто все не так!
– Ничего. Просто интересно.
– Всегда. Как прочитала в интернете, так и отапливаю. Ну и Наташа так же сказала.
– Ясно. Маш, не могу не спросить, ты реально на голову отбитая?
– Ты не мог бы выражаться более конкретно? – ну наконец-то, принцесска подняла на меня взгляд.
– Ты серьезно собиралась праздновать новый год, по сути, хер знает с кем?
– Я достаточно его знаю, чтобы сказать, что он неплохой.
– Это все, что ты знаешь? Неплохой и все?!
– Нет. Например, в отличие от тебя, он сказал мне свое отчестве. Никита Егорович. У него есть брат и сестра. Кстати, ты мне о своей сестре тоже не сказал. Ему двадцать девять.
 
– Да он, я смотрю, хорошо сохранился.
– Да нет, выглядит на свой возраст. Это просто ты старше выглядишь за счет бороды.
Сам не понял, как взял стул и сел рядом с Машей. Бомбит. Как же меня сейчас сука бомбит! Ну нельзя же быть такой наивной. Имя он ей и возраст сказал. Про сестру и брата.
Да, меня конкретно понесло. Понял я это, когда после своей длительной речи о тупости и безопасности, Маша демонстративно вытерла пальцем щеку, видимо, от попавшей на нее слюны, а затем и вовсе закрыла руками уши. Вот сейчас я, кажется, остыл.
– У наших соседей, в папином доме, была собачка. Она и сейчас есть. Знаешь такую породу – шпиц? – с улыбкой произносит Маша, убрав ладони от ушей.
– Отлично знаю. У моего бывшего начальника таких две. А это ты к чему?
– Ой, как здорово. Ну так вот, этот милейший песик постоянно лаял. Очень и очень громко. Не переставая, в любое время суток. А район-то элитный. Люди стали жаловаться.
– И?
– И ему чикнули голосовые связки. И все, вместо гав-гав-гав-гав-гав получилось что-то очень тихое и сиплое. А к чему я это? Вспомнила. Может, тебе тоже стоить подрезать голосовые связки.
Что она тут принимала за прошедший месяц, чтобы так натренировать свой язык?!
– Маш, а ты вообще свою главную девственность сохранила?
– А почему ты этим интересуешься?
– Да вот думаю, откуда ты набралась таких ораторских способностей? В какой-то программе я видел, что сила у ведьм расцветает, когда они прощаются со своей цел… девственностью. Вот и думаю, может, ты поэтому такой стала?
– Ну ты уж определись, я фея или ведьма.
– Да один хрен.
– Хрен – это растение. Я тебя не очень понимаю. Можно подробнее?
– Я смотрю, ты стала больно разговорчивой. А я это, Машенька, не жалую. А учитывая, что место женщины на кухне, чеши туда и готовь праздничный ужин. И чтобы селедка под шубой была на столе, если эту ты собираешься отдать своему дружку.
– Хм, – задумчиво произносит Маша. – Я собиралась отдать салат Никите, а не его дружку. Я думала, вы им только… писаете и совокупляетесь. Так его еще и кормить надо? – вот тебе и научил «дружку» и «киске», получай в ответ фашистку.
– Если много будешь болтать, я последую твоему совету.
– Какому? – Боже! Ну вот, кому надо было идти в актрисы.
– Чикну тебе голосовые связки, – встаю со стула, Маша вслед за мной.
– Да, папенька. Вежливость не ваш конек.
– Ты что-то, я смотрю, стала плохо слышать, доченька? – наклоняюсь к ее губам. – Может, тебе всунуть… палочку ватную?
– А я и так каждый день туда сую, – поднимается на носочки и шепчет мне на ухо. – Мизинчик. И вычищаю ушную серу. Поэтому у меня все хорошо со слухом.
– Ну раз хорошо, тогда иди на кухню, доченька. А за печкой я посмотрю.
– Уже иду.
– Стой, – останавливаю Машу у двери.
– Что?
– Оливье хочу тоже. И чтобы в нем не было никакой морковки.
– Что-нибудь еще?
– Да. Не плюй мне в еду. И если найду волос в салатах… поставлю в угол.
– А если я твой волос там найду? Тогда что?
– Мой?
– Ну ты свою бороду видел? У тебя они там что приклеены думаешь? Неа, тоже выпадают. Так что я тогда тебе сделаю, если твой найду?
– Загадаешь желание. Иди.
***
Просидел я в гордом одиночестве полтора часа. Все время раздумывая о каком виде помощи и оплате шла речь. А дальше… дальше, как магнитом потянуло на кухню. На меня снова не смотрит, хотя прекрасно уловила мой приход. То ли реально занята нарезанием продуктов, то ли просто не хочет.
– Ты сказала, что платишь моднявому за помощь. Ты даешь ему деньги?
– Нет.
– А что?
– Взамен на его помощь, я готовлю ему еду.
– Так же, как и мне? – усмехаюсь в голос.