Безнадежно влип (СИ)

Только сейчас, когда смотрю на стол, понимаю, что все же… немного нездорова. На одном из трех новых пирогов весьма красиво вылеплены из теста две буквы «М». Проблема в том, что я совершенно не помню, как это делала. Когда я их могла слепить? Так, ладно. Просто маленькое наваждение. Пройдет. Двадцать один день для привычки. Двадцать один минус пять – шестнадцать. Ну, подумаешь, чуть больше двух недель осталось. Все пройдет.
Когда в руке зазвонил телефон, от испуга чуть не уронила его на пол. Отвечать не хочется от слова «совсем», но игнорировать трижды за день – это перебор.
– Да.
– Караганда, – шутливо произносит Никита. – Ты чего оглохла? Я в дверь стучу уже минуты две.
– Не слышала. Сейчас.
Нехотя прохожу в прихожую. Что он принимает, чтобы вечно быть таким легким и веселым? Не то, что некоторые, из которых улыбку вытянешь только под дулом пистолета.
Находиться один на один с человеком, который не скрывает свою симпатию, не просто неправильно, но и пошло по отношению к нему. Он ведь на что-то надеется. Хотя и так понятно на что. Но я ведь ему это не дам.
– Ты чего-то вообще сегодня гульнула, – указывает взглядом в сторону пирогов.
Да уж. Быстро подхожу к столу и укрываю кухонным полотенцем пирог с буквами «М».
– Ладно, Машка, бери один самый вкусный и накрывай поляну в гостиной.
– Зачем?
– Там диван, удобно. Праздновать будем Рождество, – достает из пакета бутылку виски.
Совершенно не стесняясь, берет две чашки и как ни в чем не бывало идет в гостиную.
Чувствую себя крайне неловко, особенно, когда Никита случайно или намеренно касается моей ноги. Говорить с ним сейчас, а тем более пить, совсем не хочется. Зачем-то делаю вид, что отпиваю из чашки напиток. Сама же при первой возможности сливаю все содержимое за диван. Никита же как ни в чем не бывало снова подливает виски. Блин, еще немножко и за диваном будет целая лужа.
В какой-то момент, несмотря на то что во мне нет ни капли алкоголя, на душе становится хорошо. Возможно, все дело в Никитиных шутках или в том, что он просто такой позитивный. Однако, когда он тянется ко мне, о позитиве я забываю. Напрягаюсь, когда его губы касаются моих. Никакого дискомфорта нет.
Его губы совсем не противные. Просто горько как-то. Не этого я хочу. Точнее не с ним. И так противно стало от самой себя. Что я за человек такой? Зачем это делаю? Отстраняюсь от Никиты, упираясь ладонью в его грудь. Вот сейчас, несмотря на то что не было ничего мерзкого в этом поцелуе, желание отмыть губы встает на первый план.
– Никит…
– Ладно, ладно. Я мальчик типа хороший, подожду, – с улыбкой произносит он, откинувшись на спинку дивана. – Ты меня, кстати, своим кольцом поцарапала.
– Извини.
– До свадьбы заживет. Ну в баню-то пойдем, наконец, завтра?
Я готова сказать все, что угодно, главное, чтобы он поскорее ушел, дабы не вытирать при нем губы, ибо это уже сверх неуважения. Киваю, не в силах сказать вслух «да». Ни в какую баню я с ним не пойду. И вообще, хватит уже ему голову мурыжить.
Распрощавшись с Никитой, немедля отправилась в ванную. Собрав волосы в пучок, подставила лицо под воду и стала с усердием оттирать губы. Господи, ну что я делаю? Точно ненормальная. Перевела воду на прохладный режим и, несмотря на холод, стала потихоньку приходить в себя.
Из душа вышла прилично замерзшей, но отчего-то с хорошим настроением. Натянула на себя сорочку и вышла из ванной. Возможно, это паранойя, но я точно выключала на кухне свет. Да и дверь из прихожей я точно закрывала! А закрывала ли я входную дверь за Никитой? О, Господи, только этого мне не хватало. Схватила первую попавшую вещь с полки и медленно направилась к кухне. Кажется, у меня остановилось сердце, когда я выглянула из-за проема. Это не галлюцинация. Медведев стоит возле окна, опираясь на подоконник и курит.
– Где твои секси носки, просто Мария?
  
Глава 15
 
Глава 15
Несмотря на приподнятое настроение, меня не покидает чувство зависти, когда смотрю на выбранный мною «торт» из памперсов, голубых распашонок, шапочки, пинеток и такого же цвета мишки. Такому только такие как Маша могут радоваться, но никак не мужик. Я же, кажется, испытываю реальное чувство сожаления, что его придется подарить экс-боссу, а не оставить себе.
 
Из машины не хочется выходить от слова «совсем». Как представлю, что нужно оправдываться перед Соболевым за свою морду, так начинает мутить. Даже перед Берсеньевой будет менее стремно, ибо она причину не узнает. И все-таки алкоголь зло. Нахрена я ввязался в этот спор, да еще и согласился на такое нелепое условие в случае проигрыша?
Всеми силами заставляю себя выйти из машины, забрать с заднего сиденья машины «торт» и все-таки распрощаться с ним. Я даже толком не прошел в дом, как уже почувствовал на себе взгляд Соболева. Демонстративно прикладывает к груди руку.
– Ебушки-воробушки.
– Петр Васильевич…
– Матушки-сратушки, как давно?
– Прекратите.
– Да, действительно, прекрати уже выделываться со своим «выканьем». Ну и?
– Что и?
– Морду когда побрил?
– Вчера.
– А влюбился когда?
– Ну вы еще спросите что-нибудь из школьной программы. Не знаю, – бросаю я, не скрывая раздражения в голосе.
– А если подумать?
– Да какая разница когда?
– Большая.
– Не начинайте. Я вообще мог этого не делать.
– Ой, да брось, ты ж патологический… ну в общем, как я, только наоборот.
– В смысле?
– Ну я – пиздун, а ты – правдун. Поэтому ты бы по-любому побрился, если втюрился. А я говорил, что ты проиграешь. Кто молодец? Я – молодец.
– Интересно, а в старости вы будете таким же?
– Пиздуном? Конечно, да. Давай сюда тортик, – радостно потирает руки. – Давай так: ты скажешь Василисе, что все это твое, а мишку я стырю и вечером сам подарю, типа от себя. Ей такие игрушки стали нравиться.
– Вы можете сами ей все отдать и сказать, что все от вас.
– Ты за кого меня принимаешь? – возмущенно бросает Соболев и тут же меняется в лице. – Да она поймет, что это не я. Не, так палиться нельзя.
– Конечно, нельзя. Как сын?
– Все в шоколаде. Ночью – тихушник. Правда, вчера был неприятный инцидент. Лежу я значит на диване, смотрю телемагазин, Сашка на мне спит. Вася забирает его, а я смотрю на футболке – жидкий творог.
– Вы что кормите новорожденного творогом?!
– Нет, конечно. Ну не творог на футболке, а… заварной крем. Гороховый суп, ну или горчица.
– Ну или вы с утра прибухнули.
– Да обосрался он на мне, Господи.
– А причем тут все перечисленное?
– Да притом. Я нашел в сортире брошюру по младенцам, а там все про их грязные делишки. Ну и я, конечно, изучил все от а до я. Перечисленная жратва – это так обозначают консистенцию их «подарочков». В общем, обкакал он меня. Ну, правда, я сам виноват, подгузник забыл надеть. Ну не беда, какахи к деньгам.
– Да уж куда больше-то?
– Денег много не бывает. Пойдем.
– Куда?
– Праздновать твой проигрыш.
– Нет, у меня дела. Да, и что тут праздновать? Одни проблемы.
– Ну как это проблемы, вон каким смазливым стал, аж бесишь. «Удочеренная»-то твоя в курсе?
– Что я долбоеб? Думаю догадывается.
– Ой, скажешь тоже. Пойдем все же выпьем одну рюмашку против бляшки.
– Нет, – вполне серьезно произношу я. – Я за рулем, мне загород нужно.
– Ну ты хоть осторожно там.
– Спасибо за заботу.
– Я не про дорогу. Ты ж вроде еще одного бейбика хотел, – чтоб я еще раз с ним нажрался.
– Ну и?
– Февраль и март близко. В общем предохраняйся, – видимо, уловив на моем лице полное непонимание, Соболев продолжил. – Если не хочешь родить скорпиона.
– Обязательно. Василисе привет.
– Ага.
Не знаю в какой момент эгоизм вышел на первый план. Но сейчас, проезжая около уже знакомого леса, здравый смысл мне окончательно помахал рукой. Да хоть несколько дней, а может неделю или даже месяц, но хочется тупо пожить для себя, не думая о том, что будет дальше. Я – определенно сволочь, но такая, которая в глубине души все же надеется на порядочность Берсеньева.