Самая желанная
Хестер повернулась к нему спиной и затаила дыхание, пока он исследовал кончиками пальцев швы на платье.
— Думаю, мне понадобятся ножницы или что-то в этом роде, — пробормотал он.
— Ты всегда можешь использовать твой церемониальный меч. — Хестер хотела разрядить обстановку.
— Или мои зубы, — задумчиво сказал Алек.
Хестер попыталась сдержать дрожь, но не слишком успешно. Мгновение растянулось на часы.
— Идем, — наконец сказал Алек. — У меня есть ножницы в ванной.
Он имел в виду ванную, расположенную рядом с его гигантской спальней. Хестер прошла вдоль стены, стараясь не смотреть на неприлично большую кровать. Алек быстро отыскал ножницы, и она снова повернулась к нему спиной.
— Не хотелось бы испортить платье, — тихо сказал он.
Хестер закрыла глаза.
— Я не собираюсь надевать его снова, поэтому не имеет значения, если оно будет слегка порвано.
Алек несколько секунд молча работал.
— Оно, в конце концов, будет выставлено в музее.
— Правда? — Даже стоя спиной к мужчине, Хестер чувствовала, что его магнетизм душит ее. Она хотела, чтобы он обнимал ее. Она хотела, чтобы он еще раз ее поцеловал.
— Мне необходимо выбраться из этого платья, — жалобно сказала Хестер. — Я не могу в нем дышать.
— Тогда давай достанем тебя из него.
Она почувствовала рывок, после чего Алек выругался.
— Я оторвал пуговицу. Извини.
— Да ладно.
Она услышала, как он резко втянул в себя воздух, а потом звук рвущейся ткани. Ее платье наконец ослабло, перестав быть «второй кожей», скользнуло вниз, и Хестер судорожно прижала лиф к груди. Вцепившись обеими руками в тонкий шелк, она медленно повернулась к мужу.
Алек был так близко, такой напряженный, такой неподвижный. И ей пришлось признаться самой себе: она тоже должна сохранять неподвижность, иначе рухнет в его объятия, как отчаявшаяся, слишком сексуальная… девственница.
— Хестер…
Она подняла глаза.
— Хочу прояснить один момент, — тихо проговорил он. — Третий поцелуй был не для камер.
Хестер не шевелилась. Не могла.
— Это было чисто эгоистичное желание с моей стороны. Знаю, я должен извиниться. Но мне кажется, поцелуй тебе понравился так же, как и мне.
Алек был так близко, что она чувствовала его дыхание.
— Мне хочется думать, что ты хочешь еще поцелуй, — сказал он. — Независимо от глупых контрактов и ограничений.
Хестер не могла произнести ни слова.
— Твои губы так прижимались к моим губам. — От избытка эмоций его глаза потемнели. — Я думаю, ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, а уж я все бы отдал за поцелуй.
Алек все еще не шевелился. Но он был прав. Она хотела, чтобы он прикасался к ней, ей до боли хотелось ощутить электрический разряд, который промелькнул между ними в первых поцелуях. Она желала знать, было оно настоящим или она его придумала. Ей необходимо было это знать.
— Да.
— Да?
Хестер знала, что он, так же как она, борется с собой.
— Да. — И она поняла, что говорит абсолютно честно.
И Алек в тот же миг заключил ее в свои объятия. Она не знала, как это бывает, но тут же оказалась прижатой спиной к стене, и он целовал ее, а она отвечала ему, как могла, потому что все, что она до этого тщательно скрывала и прятала, вырвалось наружу бурным потоком. Все желание. Весь жар. Они оказались во власти мощной чувственной силы, захватившей их и не желавшей отпускать. Хестер не могла больше ни о чем думать. Только о том, чтобы он продолжал ее целовать. Только о том, чтобы он был рядом.
— Скажи мне, чтобы я остановился, — простонал Алек, приподняв ее голову, чтобы заглянуть в лицо. — Или ты хочешь, чтобы я продолжал? Ты знаешь, чего я хочу, Хестер. Я должен услышать это от тебя. — Его дыхание было частым и неровным, но руки, лежавшие на ее талии, были легкими и нежными. — Мне необходимо услышать твой голос.
Она видела, что мужчина едва сдерживается, и почувствовала ручеек некой силы, пробежавшей по ее жилам. И этого ручейка оказалось достаточно, чтобы ее стены рухнули.
— Я сильнее тебя, — проворчал Алек. — Я прижал тебя к стене, не давая шевельнуться.
— Все в порядке.
Его глаза вспыхнули.
— Что?
— Все фантастично, — поспешно поправилась Хестер. — Пожалуйста, Алек.
Ей нужно было его прикосновение, нужно было, чтобы он взял ее — всю целиком. Она тоже хотела его целиком только на одну эту ночь. Потому, что чертовски устала от одиночества. Она не подозревала, насколько одинока, пока он не вошел в ее жизнь и не заставил ее хотеть разных невозможных вещей. Тех, которые она не могла получить навсегда, но, возможно, только на одну эту ночь…
— Пожалуйста — что? — спросил Алек, придвинувшись ближе. — Скажи мне, Хестер. Мне необходимо это знать.
— Я устала ничего не чувствовать! — воскликнула она, задыхаясь. — Я хочу чувствовать что-то хорошее! Я хочу чувствовать больше хорошего. Мне это нравится. Мне нравится быть с тобой.
Глаза Алека на мгновение удивленно расширились, но затем он кивнул:
— Хорошо.
Он убрал руки, сжимавшие ее талию, и переместил их на ее запястья. Хестер изо всех сил прижимала платье к груди, но понимала, что он хочет сделать. Он разжал ее кулачки, отвел руки в стороны, и красивое платье соскользнуло к ее ногам бесформенной грудой шелка. Поскольку лиф платья был очень плотным, нижнее белье не потребовалось, и теперь ее груди были обнажены. Его угольно-черные глаза вспыхнули огнем. Напряжение, и без того не отпускавшее его, утроилось. На его лице появилось выражение неистового дикого голода. Собственно говоря, выражение ее лица немногим отличалось. Глухо застонав, он наклонился и стал жадно целовать ее. Не в силах сопротивляться, она прижалась спиной к стене, дрожа от силы ощущений, которые вызывало в ней его горячее дыхание, прикосновение пальцев и языка. Она выгнулась ему навстречу, не помня себя от наслаждения. Он был таким сильным, властным и нежным — само совершенство.
— О! — Она закрыла глаза, пока он продолжал свою восхитительную работу.
Хестер была почти испугана силой ощущений.
— Алек, — простонала она. — Алек.
— Да, — задыхаясь, прошептал он. — Да, дорогая.
Она лишилась возможности связно говорить, могла издавать только отдельные звуки, целиком превратившись в жар и свет, растворяясь в ощущениях наслаждения и желания. Она прижалась к Алеку, когда его руки скользнули под ее тончайшие панталоны, И извивалась так сильно, что ему пришлось держать ее бедра одной рукой, чтобы вторая могла ласкать ее самое интимное место, и, в конце концов, она забилась в его руках в агонии экстаза.