Святой папочка
6. Ужин с епископомВ семье писательницы всегда есть кто-то более забавный и оригинальный, чем она сама, кто-то такой, кого она может цитировать, за кем может наблюдать, кто ослепляет ее, ошеломляет и подчас так сбивает с толку, что приходится тайком лезть в словарь за разъяснением услышанного. В моей семье – это Мэри, моя сестра, которой я поклоняюсь примерно так же, как некогда люди поклонялись солнцу.
Всякий раз, когда я пытаюсь поймать ее в сачок хоть какого-то описания, я терплю неудачу. В разных случаях и в зависимости от настроения я описывала ее как «навороченную Чубакку», «крайне начитанную Тарзаниху» и «ягуарицу, пережившую человеческий пубертат». Одно я могу сказать точно: она – дитя самой Природы во плоти. Даже говорит она на каком-то выдуманном языке, который состоит в основном из звуков «о-о-а-а» и «няш» в разнообразных комбинациях, перемежающихся многозначительным специфическим рычанием. Она всегда ходит в коротенькой меховой жилетке. И если бы я пошла по ее следу в лесу глубокой снежной ночью, наверняка разглядела бы в снегу отпечатки лап.
Когда она впервые увидела в музее скелет тираннозавра рекса, она уставилась на него с плотоядной страстью во взгляде. Удивительно, как это она не попыталась влезть в его исполинскую грудную клетку и не свернулась в ней сердечком.
– О-о-а-а, – прошептала она полным чувств голосом, – какая няшность.
Неудивительно, что из всех нас только она умудрилась получить диплом и устроиться на настоящую работу.
– Я видела, что произошло с тобой и Кристиной, и поняла, что мне нужно взять дело в свои руки, – сказала она мне как-то раз. И в общем-то именно это она и сделала. Гонялась за стипендиями, собирала документы и зорко следила за тем, чтобы наша мать вовремя подала декларацию и мы могли обратиться за финансовой помощью. Она окончила фармацевтический в две тысячи двенадцатом, и вскоре после этого вышла замуж за фармацевта, мягкого человека по имени Джон, который, казалось, за всю жизнь выпил больше молока, чем любой другой человек на планете. На их свадьбе, пытаясь справиться с обязанностями подружки невесты, я упала с мраморных ступеней на глазах у всей церкви, вызвав приступ радостного смеха у всех, кроме моего отца и мужа. Чуть позже, во время банкета я произнесла тост, нафантазировав в нем, будто вынашивала жениха и невесту в своем чреве, как близнецов. А еще позже узнала, что довольно многие из гостей со стороны жениха решили, будто я во время тоста была под грибами. Благослови их Господь. Если бы такие грибы существовали, я бы с них не слезала.
Однажды Мэри так перебрала текилы, что сорвала со стены в ванной рулон туалетной бумаги и швырнула его в реку Огайо. А в другой раз, тоже из-за текилы, она расхаживала по историческом району Ньюпорта в Кентукки и пригоршнями срывала листья с декоративных деревьев, крича: «Сука, как же я ненавижу растения!» и призывая невидимых копов арестовать ее.
– НУ ЖЕ, ХВАТАЙТЕ ЖЕ МЕНЯ! – орала она, широко раскидывая руки, хлопая себя по груди и срывая с себя куртку, которая выглядела так, словно ее только вчера подстрелили в лесу. Главная прелесть состояла в том, что мы никогда не знали, что она учудит в следующий раз. Иногда я думаю, что именно та петарда, которую я бросила ей в детстве в лицо, и пробудила в ней суперспособность к непредсказуемости.
* * *
Внезапный лучик надежды пробился сквозь пелену туч: Мэри и Джон решили приехать к нам на выходные, а значит мы сможем все вместе поужинать с епископом.
– Для твоего отца ваше присутствие будет очень много значить, – мягко намекнула мама во время последнего разговора с Мэри по телефону, а у нас в семье все знают, что мягкие намеки мамы – это закон. – Для него это очень важный вечер, семьдесят пятая годовщина его церкви, епископ собирается выступить с речью.
Мы с Джейсоном тоже обещали присутствовать. Папа хочет вновь оказаться в окружении своей маленькой семейной общины. Он упорно считает нас своей заслугой, даже несмотря на то, что Мэри – дитя джунглей, я – порождение сатаны, а ни один из наших мужей ни разу в жизни не держал в руках оружие.
В косых лучах солнечного пятничного вечера их машина сворачивает с дороги в тень раскидистого дуба. Мэри выскакивает с пассажирского сиденья и бежит обнимать маму.
– Как ты, милая? – спрашивает она, обнимая ее лицо ладонями и поглаживая ее рыжие волосы. – Выглядишь немного усталой.
– Всю ночь уничтожала документы, – сообщает мама с настороженным блеском в глазах. Эту процедуру она всегда проводит с безжалостностью человека, уверенного в том, что французский мошенник по прозвищу Усы пытается украсть ее личность. Что ж, в таком случае Усам останется лишь посочувствовать. Как только он поймет, что значит жить ее жизнью – быстренько вернет ее обратно.
Они идут ко мне рука об руку, отмечая беспардонность местных белок, которые, как заметила моя матушка, «ведут себя, как кучка противных похотливых подростков».
– О-о-о, как красиво! – говорит Мэри, указывая на декоративные кустики, высаженные вдоль дорожки. Но нас этой любезностью не одурачить. Мы знаем, что как только она немного выпьет, наш садик тут же окажется в серьезной опасности.
Мамин перст обращается в сторону кучи блестящих листьев.
– Я все искала того, кто мог бы сжечь этот кошмар, мне кажется, он начинает источать ядовитый сумах, – говорит она. – Уже сто раз ему говорила, что, если я буду дышать ядовитым сумахом, у меня будут серьезные проблемы с легкими.
– Та-ак, мамуле нужен бокал вина! – кричит Мэри, переступая порог и громко хлопая в ладоши в знак того, что вечер начался. В конце концов, она же фармацевт и лучше знает, что нужно людям.
Я обращаю внимание, что пол покрыт кусочками изничтоженных документов – это единственные конфетти, которые приносят радость моей маме.
– Че-как, Ти! – кричит Мэри, бросаясь ко мне и хватая меня за уши. – Малышка Би-Би! Малышусик!
– Прив-прив, Бубуся, – машинально отвечаю я и прикрываю рот рукой.
– Джей! Мужик! – орет она моему мужу. – Алоха, Джей-Джей!
– Мур, – отзывается он, – мур-мур.
– Детка, – любезно благодарит мама, принимая у Мэри бокал вина.
– Ну как дела, чел? – спрашивает Джон у Джейсона тоном прожженного бизнесмена.
– Чувак, – Джейсон пожимает ему руку в знак уважения.
Отец входит через боковую дверь, тиская на ходу своего щенка.
– Здорово, папулёк, – приветствует его Мэри, не меняя интонации.
Повисает пауза, папа снимает свое черное платье через голову и вешает его на дверь, ведущую в подвал, а затем отзывается:
– Здравствуй, малышулик.
Я в шоке поворачиваюсь к Джейсону.
– Рандомные прозвища, дурацкие восклицания, фальшивые фразеологизмы… неправильное произношение слова «малышка»? В этом весь папа. Ве-есь папа.
– Ха-ха-ха-а! – заливается Мэри, подслушав нас. – Триша-Тириша, ты просто динозаврище. Старая динозуха.