Иная жизнь Евы
– Ева, – Одиночка подхватил мою руку, – Я не знал. Прости.
– Ладно, – я решительно отстранилась и, двинулась вверх по лестнице.
– Правда. Прости! Я заставлю этих придурков раскаяться, – его голос глухо зазвучал за спиной.
Я вздрогнула.
– Иди домой, Одиночка. Всем на всё глубоко наплевать. Мне плевать. Будет лучше если и тебе будет пофиг.
– Не будет. И мне не плевать, правда. Они на тебя набросились потому, что ты сама это разрешаешь! Но так же нельзя! Нужно поставить этих придурков на место.
– Это все – бред! Я уродка. Этого не изменить. – я побежала наверх быстрее, но мой спутник так и остался возле батарей.
И стоило мне только переступить порог квартиры, как до меня тут же донесся голос матери. Она металась по кухне и гремела кастрюлями.
– Ева! Наконец–то ты дома! Я уже начала волноваться! Отец опять явился к нам. На этот раз в наручниках! Уверял меня, что спас тебя от «ментов поганых»! Давно пора этого алкоголика запихнуть на промывку мозгов, иначе…
– Мама, это правда, – я больше не могла выдерживать мамины причитания, – Мам!
– Что правда? – мать остановилась и наконец, выглянула в коридор. Ее глаза округлились, а брови сошлись на переносице. Такой взгляд у нее бывал только в случаях крайней встревоженности, – Господи! Ева, солнышко! Что с тобой случилось?!
Мои непослушные руки, наконец, справились с испорченным пальто, теперь настала очередь сапог. Но тут меня ждала неудача, ноги отказывались подниматься, и я бессильно рухнула на табуретку, одиноко стоящую в коридоре на том самом месте, где утром были разбросаны осколки зеркала. Наверное, правду говорят, разбилось зеркало – жди беды… Мать, видя мое состояние, бросилась ко мне и быстро помогла разобраться с обувью.
– О господи, Евушка! Ты вся ледяная! Где ты была все это время? Я подумала, что ты занимаешься с Лизой… – мама внимательно вглядывалась в мое лицо, пытаясь там прочесть ответы на все свои вопросы, – Красные глаза, опухший нос… И еще эта история с полицией… Почему ты молчишь?!
Руки матери легонько встряхнули мое тело, отчего где–то внутри будто что–то содрогнулось. А затем кашель накрыл меня с головой. Воздух будто резко закончился, и все что я могла делать – это безостановочно кашлять, безмолвно глотая воздух. Приступ прекратился так же внезапно как начался, оставив после себя хрипы и сипение в голосе.
– Мам, – я зашептала, – Не сейчас. Я так устала…
– Да, да… – в голосе самого родного мне человека слышалась паника, – Конечно… Я наберу тебе горячую ванну, ты согреешься… Поспишь, отдохнешь… Девочка моя хорошая…
Мама бормотала что–то еще, но ее слова мой слух отчего–то отказывался воспринимать. Здесь, дома, в безопасности и тепле на меня вдруг навалилась вселенская усталость. Все силы, заставлявшие меня добраться домой, разом закончились, будто кран моей внутренней энергии просто перекрыли.
Вода в ванной приняла мое тело жадно и грубо, сразу наполнив обледеневшее тело звенящей болью. Мне казалось, что я попала в огненное жерло вулкана, заставившее проснуться разом все мои чувственные рецепторы. От этого изнутри вырвался слабый всхлип, но выбраться из воды мне мешало отсутствие сил и нежелание двигаться, потому как это приносило все новые волны боли.
Момент, в который мое тело очутилось в кровати, я упустила. Просто появилось уютное тепло и знакомый запах родной подушки. Периодически надо мной мелькало мамино лицо с беззвучно открывающимися губами. Очень хотелось сказать, что все хорошо, я высплюсь и все смогу объяснить. Но стоило мне предпринять попытку заговорить, как новая волна кашля обрушилась на мои горло и легкие. Все прекратилось в тот момент, когда у меня застучали зубы. От холода. И этот холод был ни с чем несравним. Я чувствовала, что дрожу, дрожу и падаю в бездну изо льда. Лед был везде, отчего постепенно занемели руки и ноги, а затем в мое бедро вонзилась чрезвычайно острая льдинка, и спустя мгновение сознание провалилось в бездну.
*
– … и почему она все еще без сознания? – на мой слух внезапно обрушился голос матери, наполненный истерическими нотками. Сколько я была без сознания? Час? Два?
– Людмила Андреевна, – тихий и мягкий незнакомый голос отвечал матери спокойно, – Поводов для беспокойства нет. Ваша дочь идет на поправку, температура спала. Более того, она уже не заразна.
Я слышала каждое слово, но слабые попытки заговорить почему–то не увенчались успехом.
– Но почему она все еще не пришла в сознание?! Что с ней? – мама не собиралась успокаиваться.
– Я же говорил вам, сегментарная односторонняя пневмония, обморожение конечностей легкой степени. Ее жизни ничего не угрожает. Другое дело, что я не совсем уверен в здоровье ее психо–эмоционального состояния…
– И что это значит?!
– Это значит, что возможно она просто не хочет просыпаться…
Что?! Хочу! Где я вообще? Кто этот умник? Мое дыхание участилось от возмущения, что сразу же вызвало реакцию глубоко внутри. Хрипы сдавили горло, заставив слабое тело содрогнуться в приступе ужасного кашля. Я ощутила на себе знакомые теплые руки, но схватиться за них было выше моих сил. Да и быть в сознании было выше моих сил, поэтому ощущение реальности покинуло меня с той же быстротой, что и выключается лампочка.
– …столько всего произошло, ты обязательно должна очнуться, – теперь уже громкий шепот Лизы пробил стену моего бессознательного состояния.
– Ева, а помнишь, как меня тоже положили в больницу…
Я что, в больнице?
– …Ты тогда все время была рядом, теперь вот я на твоем месте… Я тоже делаю за тебя домашку, только… – подруга нервно хихикнула, – не обижайся потом за трояки, хорошо? А еще Волков, ну то есть придурок, официально извинялся… И Марина…
При упоминании этих имен моего горло непроизвольно сжалось, а дыхание опять участилось. Это не осталось незамеченным.
– Лиза, – тихий голос Одиночки остановил сбивчивый рассказ подруги, – Не надо. Ей нужно спокойствие.
Откуда здесь взялся одиночка?
И… он был прав. Мне не хотелось вспоминать. Вспоминать значило опять испытать боль. А к этому мои неокрепшие разум и тело пока еще не были готовы. Пока.
– Думаешь… – Лиза всхлипнула, моя любимая жизнерадостная подруга всхлипнула! – Думаешь, она нас слышит?
– Конечно, слышит. Просто, она пока не готова выбраться из своего кокона, – Леша говорил так, будто знал все, что творится в моей голове.
– Из кокона? – тон подруги был полон непонимания.
– Из кокона безопасности. Она очнется, когда разберется в себе.
– Она очнется, когда выздоровеет, – гневно возразила Лиза, – Ты точно чеканутый, Одиночка.
– Может и чеканутый, – Леша усмехнулся в несвойственной ему манере, – Зато я прав. Ева очнется, когда мир внутри нее перевернется…