Рабыня Рива, или Жена генерала (СИ)

Все уставились на меня.
Все-таки семья. Отец, мать и сестра.
Григорианская семья складывалась вокруг главы и фамилии получали от его имени: дочь, сын, жена такого-то. Как я стала Ривой Эми-Шад – женой Шада. Но если один из членов семьи отличился, остальные имели право образовать новую фамилию и называться не дочерью или сыном, а сестрой, матерью или отцом. Для непосвященных это выливалось в страшную путаницу кто кем приходится. Супружеские связи роли не играли, только личное желание – его сестра могла выйти замуж, и все равно зваться Эстра-Шад, хотя ее муж вряд ли обрадуется, что оказался не таким именитым, как ее брат.
Его мать оказалась высокой, красивой – с их точки зрения. Длинные волосы, сплетенные в несколько кос, были медного оттенка с прокрашенными яркими прядями. Никакого значения я этому не вспомнила, а значит, мода. Возможно она это сделала в честь победы в войне, в противовес традиции их женщин красить пряди волос в черный в честь траура. Однажды я видела похоронную церемонию, земле предавали погибшего военного среднего звена. Его дочери, супруга и пожилая мать прокрасили волосы черным, наподобие как наши женщины покрывают голову черной тканью. Но раздавленными они не выглядели. Напоминали опасных птиц из-за желтых, неумеющих плакать глаз, и этих волос, похожих на хищное оперение.
В коротком белом платье мать Шада, статью и прямой спиной, развернутыми плечами, напоминала неизвестную богиню войны и охоты. Птичьи глаза не мигая уставились на меня – прекрасные, ясные, но абсолютно бесчувственные.
Я непроизвольно съежилась, но она молчала. Ни слова. Только смотрела.
Этого было достаточно, чтобы я опустила взгляд первой. Я ей не нравилась, но она смирилась со мной. И мне внезапно стало стыдно перед ней, как становится стыдно перед матерью. Я закрыла двери в будущее ее сына, хоть моей вины в этом не было. Она не обвиняла меня, потому что знала это.
– Рива Эми-Шад, – поприветствовала она меня.
Мне нравились их приветствия: назови имя, и его обладатель поймет – его заметили и оказали честь.
– Лиана Эми-Тирран, – произнесла я в ответ.
Она убрала тонкую руку со своего кинжала, и я выдохнула. Мать Шада дала понять, что принимает меня и будет гостеприимна.
Отец взглянул на меня лишь раз, грозно сверкнув глазами. Высокий – выше жены, он производил устрашающее впечатление, и ладонь не снимал с рукояти кинжала. Он глава и дал понять, что будет защищать семейство. Но он тоже назвал мое новое имя.
– Будьте нашими гостями, – сказала мать и пригласила нас за собой изящным жестом руки.
Мы добрались до дома. Я чувствовала себя неуютно и скованно – все чужое и вряд ли когда-нибудь станет моим.
Семья Шада жила в отдельно стоящем каменном доме. Приземистом, несмотря на второй этаж и еще надстройку сверху. Это впечатление производили раскинувшиеся «крылья» дома. Большой родовой дом был рассчитан на несколько семей, но время кланов уходило в прошлое – дома пустели. Под одной крышей предпочитали оставаться только близкие родственники.
Серого цвета, он производил бы мрачное впечатление, если бы не яркая лужайка, усыпанная мелкими цветами по зеленой траве. Цветы мне сразу понравились. Я почувствовала себя спокойнее и присела на корточки, чтобы поприветствовать незнакомые растения. Они напоминали маленькие белоснежные бутончики с острыми лепестками. Вблизи запах оказался потрясающим: сладковатый, с чем-то фруктовым.
Я уже протянула ладонь, чтобы потрогать эту прелесть, как вдруг сестра Шада, гортанно ругнувшись, пнула меня по руке.
– Говно древних! Ты что делаешь, тупая башка?!
Рука мгновенно онемела и налилась свинцовой болью. От неожиданности я упала в пыль и испуганно уставилась на нее. Я не поняла ее гнева. Лихорадочно копалась в памяти, пытаясь вспомнить табу и запреты. Может, это ритуальные цветы и их запрещено касаться?
  
Глава 10
 
– Это отрава! – проорала она. – Не трожь руками!
– Спокойно, Шантара, – недружелюбно процедил ее брат и протянул мне руку, чтобы подняться. – Она не знала.
 
– Так следи за своей женой, – она бросила на него взгляд, полный вызова. Из-под век полыхнуло янтарным, она запахнула плащ и ушла, покачивая бедрами, к дому вслед за родителями.
– Эти цветы высаживают для аромата, потому что они отпугивают насекомых, – объяснил он. – Трогать их нельзя. Они смертельно ядовиты.
– Смертельно? А если кто-нибудь потрогает?
– До тебя это никому не приходило в голову. Идем в дом.
Я нерешительно пошла за ним. Сердце билось в груди громче обычного. Меня дико перепугала его сестра – агрессией и криком. Да и выглядела она решительной и опасной, как и многие родовитые григорианки.
Опасаюсь, она не простит мне загубленную жизнь брата.
Жаркий день мы провели в тиши и прохладе их сада.
Беседка в отличие от наших была каменной. Но, как ни странно, идею я оценила – там было тихо, прохладно и сумрачно. Идеальное убежище от жары и дурных людей. Мне сразу там понравилось. Это было прямоугольное строение, вход напоминал лаз в какой-нибудь склеп или грот – внутри было темно.
Но когда я вошла, оказалось, что на стенах светильники, а в центре сложен стол – тоже из камня. Его окружали каменные скамьи. Здесь не было насекомых, возможно потому, что беседку окружала узкая дорожка высаженных цветов, за которые я получила от Шантары по руке.
Еды не подали, да и напитков мало. Только ледяной настой каких-то пряных и острых трав. Я боялась пить, помня о вкусах, но григорианцы спокойно пили напиток, правда медленно. Одного кувшина хватило на весь день.
Шад расслабился в кругу семьи. Я сидела рядом, по левую руку – как настоящая супруга, но молчала. Слишком страшно участвовать в чужих разговорах. Я не могла набраться смелости попросить воды или чего угодно, что можно пить и не обжигаться.
– Династия ищет нового преемника, – в пустоту сказал отец.
Над столом повисла такая густая и многозначительная тишина, что даже я догадалась, о чем идет речь. Мне стало страшно и стыдно, словно обсуждали меня. Так и было, только мысленно. Я понимала, к чему это было сказано.
Шад ничего не ответил отцу, и я была за это благодарна.
Неожиданно сгустилось напряжение. Они даже не смотрели друг на друга, но их сила будто столкнулась мысленно в старом противоборстве отца и сына. Сына, который, как считал отец, поступил неправильно.
– Не будем, – заметила мать.
– Все генералы побьются за право стать монархом, – возразил ей отец. – Кроме Шада.
– Это мое решение, – мрачно заметил он. – Выбирай, о чем говорить, если хочешь, чтобы я оставался в твоем доме.
В висках запульсировал страх, у меня даже в ушах зашумело. До головокружения я боялась стать причиной ссоры Шада с семьей. Я того недостойна – у них прочные семейные связи. Очень прочные.
Семья молчала.
Почти не чувствуя ног, я поднялась.
– Рива? – глухо спросил муж, тоном интересуясь, куда меня понесло.
– Прошу меня извинить, – пробормотала я. – Я бы хотела лечь.
– Служанка тебя проводит, – равнодушно сказала мать, и я пошла к дому вслед за девушкой-рабыней, обхватив себя руками и стараясь поменьше думать.
Спальня была тихой и прохладной.
Открытое окно, до пола занавешенное белой тканью, вытягивало ее наружу. Мне нравился сквозняк – я давно от них отвыкла. На кораблях сквозняков нет.
Низкая мебель, очень простая, без украшений: стол на толстых квадратных ножках, кровать, состоящая из монолитного прямоугольника, даже ножек нет. Сверху лежала разобранная постель. У окна плетеный стул. Вот и все. Незакрепленные деревянные рамы поскрипывали.
Я накинула петельку на ручку створки, чтобы не качало.
Мне нравилось, что здесь были только природные материалы. Дерево, настоящие ткани. Так приятно, и глаз и кожу ласкает, не дает забыть, что я свободна. В углу сложен небольшой очаг – тоже из натуральных камней. Кто-то тщательно обтесал и отполировал их, смазал маслом, чтобы блестели и не грелись сильно. Мне тоже хотелось иметь свой дом: пустить корни, заботиться о нем, смотреть в окно… Это чувство своей крепости, своей силы. Понимаю, почему здесь живут кланами – силы тебе придает мощь всего рода.