Фелисетт
– Тарелка в порядке?
– Да, как минимум на диагностическом уровне. Плюс, я мельком глянула систему безопасности. – Лилит кивнула в сторону Нила, тот опирался как раз на пульты управления. – Камеры видео‑ и аудиозаписи присутствуют, но их очень мало – всего четыре штуки, строго на вход, выход, коридор и лифт. А самое интересное – это отсутствие жестких дисков. Кто‑то их вынул и забрал. А поставить наши не могу из‑за все той же пропасти между технологиями. Надеюсь, вы привезли свое видеонаблюдение, чтобы везде глаза были?
– Август тебе их выдаст.
– Лишние руки будут кстати.
Лилит не интересовалась перебоями с энергией строго из упрямства – сами должны разъяснить. Как ранее уже уточнялось, профессионализм и работа были ее панацеей от всех жизненных тяжб, коих к этому моменту набралось с приличным избытком.
– В чем была причина перебоев? – спросил Август в тот момент, как появился в проходе, сразу же обращаясь к Холду.
– Как там Нора? – выскочил из Холда свой вопрос, заставив Нила и Лилит переглянуться с особым кратким посылом, но он сразу же добавил: – Как Максим, дети в порядке?
– Да, все хорошо, спасибо! – Ответ звучал скорее дружески.
– «Хорошо» – это самое главное. Делайте связь, – кивнул он Лилит, – а мы займемся внешним источником энергии. Оказывается, здесь установили пару ветряных мельниц и солнечные батареи. Первые работают, они почему‑то не были подключены к общему реактору, а вот солнечные батареи на крыше не отвечают на команду. Возможно, какая‑то поломка.
– Значит, идем! – неожиданно резко, даже для него, вышло у Нила. – Сделаем все с тобой.
– Может, лучше мне пойти? – обратил на себя внимание Август, чуть выйдя вперед, при этом звучало несколько заученно. – При всем уважении, мы с Нилом куда моложе. Сэр, вам незачем рисковать.
Для одних подобное звучало бы истинным уважением, для других – почти что оскорблением, а вот Холд принял это за вызов. Пусть разум и понимал мотивы, но характер из принципа не мог позволить кому‑то принять на себя труд, который он якобы не способен исполнять. Взгляд его почти успешно скрывал метаморфозу удивления с последующей защитой собственного авторитета.
– Я пойду.
Думаю, вы понимаете, как он это произнес: твердо, жестко, будто бы решил судьбу мира. Такое не оспаривают – лишь преклоняются. Но Август был не промах – чуть подумав, он несколько раз кивнул и, обратившись еще и к Лилит, предложил свою помощь. А он, Нил, вот‑вот потерял бы шанс наконец‑то поговорить с отцом, увидев в этой вылазке идеальный шанс для закрытия старых, не тронутых ранее вопросов, а то без этого он уже и не представляет адекватное время на «Фелисетте». Даже более того, что, разумеется, крутится в его голове, словно комок колючей проволоки: если не закопать топор войны, то все скопленное годами, скорее рано, чем поздно, взорвется, принеся непоправимый ущерб им всем. Основной же причиной такого усердия служило желание избавиться от гнетущего чувства слабости и покорности перед отцом, будто бы Нил до сих пор ребенок, пытающийся доказать свою самостоятельность вызовами, упрямством и борьбой с авторитетом. А он, на минуточку, не ребенок, уже причем давно, только вот осталось утвердить это раз и навсегда перед Холдом, доказав в первую очередь самому себе, что человека, которым он был при последней встрече с отцом десять лет назад, уже давно не существует. На вопрос, хочет ли он тем самым доказать это и самому себе, ответ даже не нуждается в уточнении.
Повезло с погодойПогода будто бы специально утихомирилась, даже легкого дуновения не присутствовало, а снег всецело поддался гравитации. В каком‑то неясном смысле этот покой казался Нилу зудом в затылке из‑за слишком уж стерильного окружения, без отвлекающих от тяжелой темы грядущего разговора факторов. Благодаря шлему, чья металлическая защита покрывала лишь затылок, можно было разглядеть все вокруг, особенно если отключить вывод показателей на бронестекле. Хотя, что уж мечтать, если бы не включенные фонари на скафандрах и приборах ночного видения в шлемах, то звездное небо даровало бы идеальную красоту мира.
Холд шел первым, Нил – чуть позади, между ними был страховочный трос, основной же прикрепили к установленной лебедке у стены, справа от входа. Саму ее, эту лебедку с дополнительными тросами и разным инструментом, заблаговременно поставила наша группа, предусматривая выходы на планету. Благо идти было недалеко: надо было лишь добраться до правой стороны базы, если смотреть на нее от звездолета, там с торца должна быть лестница. Привезенные новые костюмы были утеплены и прошиты крепче некуда, а с современным термобельем комфорт был обеспечен даже для самого взыскательного характера.
– Повезло с погодой. Когда спутники настроим, то получим все сводки.
Да, это было неуместно, Нил все еще подбирал слова, ища правильный подход, ну а Холд держался так же непробиваемо, как и всегда. Они подошли к краю базы, завернули за угол и, пройдя ближе к скале, увидели утопленную вглубь лестницу прямо на крышу. Холд дернул одну ступеньку, другу, третью – вроде бы, на первый взгляд, все цело.
– Похоже, Лилит была права, делали и правда на века, – уже более сконцентрированно сказала Нил, подойдя ближе. – Я пойду первым, проверю состояние.
Но Холд лишь как‑то странно на него посмотрел и, сразу же уцепившись за лестницу, начал восхождение. Ворча про себя из‑за характера Холда, Нил последовал за ним, ощущая, как наполняется недовольство, вот‑вот должное дать ему правильный толчок для реализации затеи. Сам же подъем прошел совсем уж без неурядиц, даже слишком спокойно и легко, думалось Нилу, когда тот залез на крышу. Как‑то по‑особенному ощущался открывшийся простор с крыши «Фелисетта», пусть лишь чернота вокруг, но легкость и свобода в странных смыслах так и кричали со всех сторон. Холд в это время уже осматривал заснеженную солнечную панель почти во всю ширину центрального строения.
– Я хочу извиниться. – Нил знал, что такая формулировка привлечет внимание, пусть на самом деле извиняться ему было и не за что. – Ты правильно услышал. Да, я хочу извиниться перед тобой.
Не подавая вида, Холд отчетливо слышал сына, интенсивно копаясь в небольшом контактном блоке, где были предохранители и можно провести прямую диагностику плат. Нил же стоял прямо, спиной к нему, и поглядывал то вдаль, туда, за звездолет, то на Холда, стоявшего на одном колене за диагностикой.
– Я вел себя не совсем… Это было непрофессионально, признаю. Ты бы знал, как я удивился, когда увидел твое имя в приказе. Даже не поверил – думал, может, однофамилец там, хрен его знает, почему нет. Ты объявился, блин, без звонка! Хоть бы написал, что тебе нужны мы, – могли бы в таком раскладе пресечь элемент неоднозначности.
Нил говорил с трудом, но уверенность потихоньку возрастала с каждым словом. Для него это было так, словно он взбирался в гору, чтобы скинуть царя зверей с трона. Да, такое у него было сравнение, что не сильно удивительно, зная весь контекст крайне неоднозначных и авторитарных отношений.