Звезды сделаны из нас

Телефон разражается противным жужжанием. Можно не проверять: ожил классный чат — не тот, где «сливки общества» сплетничают и дружат против кого-то (и где меня нет), а официальный, созданный, когда мы были еще первоклашками. Большую часть времени он позабыт-позаброшен и покрыт пылью и паутиной, но по праздникам пополняется дурацкими картинками, стихами и роликами.
Короткие оповещения не прекращаются, и любопытство берет верх: тянусь к своему верному чуду техники в чехле с белыми черепушками и обнаруживаю на экране новый диалог.
Как ни странно, начала его Милана:
«Ребята, родители до завтрашнего вечера в отъезде. Предлагаю собраться у меня. Выпивка, вписка, культурная программа — как всегда на уровне. Кто за?»
Далее следуют многочисленные восторги и единодушная поддержка начинания: кто-то уточняет адрес, кто-то обещает принести спиртное и кальян и привести друзей.
Странно, что мои однокласснички обсуждают предстоящую тусовку именно здесь, но, вообще-то, мне наплевать. Не хожу на их посиделки, потому что опасаюсь умереть от скуки или сломать зубы, сжимая челюсти от лютого испанского стыда за этих идиотов.
С тоской листаю все прибывающий поток сообщений и вдруг натыкаюсь на короткое: «Я в деле». С фотографии контакта широко улыбается Артем, и к щекам приливает жар.
Так вот на кого рассчитан спектакль. Он будет там.
Мысли опять теряют стройность и разбредаются, как глупое стадо:
«...Шансы не равны нулю, пока его не переманили в один из закрытых чатов и окончательно не промыли мозги. На пустое место не пялятся так, как он пялился на меня во дворе...»
Сжимаю и разжимаю кулаки, прогоняя нарастающее оцепенение. Я не муха в сиропе, не рыба-ведьма, я человек, и уж точно не самый последний.
Приглашение Миланы распространяется на всех, так почему бы не заявиться на их праздник жизни и самую малость его подпортить?
Откладываю иголку, задвигаю ящик и решительно выбираюсь наружу — в хаос заваленной хламом и детскими игрушками квартиры.
Алина, облаченная в атласный цветастый халатик, делает селфи на фоне безвкусных обоев в восточном стиле, но тут же поспешно прячет телефон в карман.
— Как прошло? — она хватает меня за локоть. — Скажи, что Артем на тебя запал! Запал же?
Признаться в том, что он не запал, я не могу, поэтому изображаю сильную и независимую женщину:
— Я миллионы раз говорила тебе: он мне не нравится! — С садистским удовольствием наблюдаю за разочарованным лицом сестрицы и освобождаю руку. — Есть жизнь и за пределами твоего понимания мира. Может, стоит раскрыть глаза?
— Пф-ф... — Алина обиженно надувает губы и демонстративно отворачивается. Меньше всего на свете мне хочется обижать маму или сестру, но я постоянно задеваю их чувства. Хотя, справедливости ради, холодный душ из здравой критики им не повредит.
Тут же вспоминаю о причинах, побудивших меня на выход из комнаты, но сестра уже включила режим обиженного ребенка и не реагирует на просьбы. Приходится умолять:
— Ладно. Почти сработало: я иду на вечеринку к Людке Орловой. Он будет там, нужна твоя помощь. Систер, ну хватит дуться...
Из гостиной выглядывает мама, явно подслушавшая наш разговор:
— Вечеринка, говоришь? Значит, получилось, и они все-таки тебя пригласили? Мама плохого не посоветует, не зря же она — стилист-парикмахер!
Разубеждать еще и маму никакого желания нет, и, видя гордость в ее серых глазах, я второй раз за день добровольно становлюсь подопытным кроликом: падаю в кресло перед огромным зеркалом и сдаюсь на милость профессионала.
Вообще-то, я и сама неплохо справляюсь: обожаю мрачные тона и черный цвет, шнуровки, чокеры, заклепки и оборочки, и где-то в глубинах памяти телефона хранится целая папка с фотографиями моих экспериментов над собственной внешностью.
Иногда, разглядывая их, я впадаю в ничем не мотивированную эйфорию и почти решаюсь выложить фото в сеть для миллионов будущих подписчиков. Но потом, присмотревшись к губам странной формы, широко расставленным глазам, чересчур большому носу и веснушкам, признаю, что Милана права. Таких чучел еще поискать...
Спустя час экзекуция заканчивается: дражайшие родственницы откладывают расчески, и, глядя на меня, цокают языками и стонут от восторга. Даже Борис перестает грызть резинового Спанч Боба и подозрительно разглядывает незнакомую тетку. Я не разделяю их воодушевления — платье из Алининого гардероба чересчур короткое, явно жмет в груди и вот-вот треснет на бедрах, аккуратные стрелки наверняка размажутся, а французская коса превратится в крысиный хвост: я из тех неудачниц, что не умеют себя нести.
«...Ты никому не нужна и ничего из себя не представляешь...» — нудеж ботаника опять прорывается из памяти, и я трясу головой.
— Без тебя знаю...
Натягиваю любимую косуху и тяжеленные ботинки — они нарушают образ расфуфыренной идиотки, зато напоминают о моей истинной сущности и надежно удерживают на земле.
Мама увязывается следом и наконец применяет ко мне коронную фразу всех родителей:
— Неля, не болтайся одна по улицам. Возвращайся не позже десяти. Иначе...
— Карета превратится в тыкву... — бурчу под нос и отваливаю. Думаю, я буду дома гораздо раньше.
 
* * *
Особняк родителей Миланы расположен неподалеку — двадцать минут прогулочным шагом, и старый рабочий район сменяется аккуратно подстриженными лужайками и глухими заборами элитного пригородного поселка. Контрасты провинции: гимназий и частных школ в городе нет, поэтому здешние мажоры учатся вместе с простыми смертными.
Наша «звезда» Милана живет не в самом богатом, но вполне милом коттедже, о котором такие, как я, не могут даже мечтать. Сейчас уже не верится, что в начальных классах, когда мы еще не обзавелись социальными ролями изгоев, фриков, омежек, альфачей и королев, я часто захаживала к ней в гости — мы играли в куклы, смотрели мультфильмы на огромном плоском экране, менялись карандашами и ластиками и, в общем... на самом деле, до пятого класса мы были лучшими подругами.
На красные черепичные крыши опускаются сумерки, где-то захлебывается лаем цепной пес. Со двора доносится уханье басов ультрамодного бэнгера, хохот и гул голосов.
Уняв глубоким вдохом мандраж, нажимаю на холодную кнопку звонка — за коваными воротами раздается мелодичная трель. Одна из створок распахивается, в проеме возникает Милана, ее и без того огромные, как блюдца, глаза лезут на лоб.
— Ведьма? Какого лешего? А что это ты так вырядилась? — За плечом хозяйки вечера нарисовывается Артем, и та спешно меняет гнев на милость: — Прошу к нашему шалашу...
Медовый взгляд парня чересчур надолго задерживается в районе моего бюста, и я не нахожусь с ответом: мозги свело.
— Ого, Кузя! У тебя, оказывается, сиськи есть! — юморист номер два Паша Савкин нетвердой походкой ковыляет к дорожке и изображает округлость в районе груди, а его закадычный дружок Бобров, присвистнув, скалится: