По любви (СИ)

Нет, я понимаю, что разлагать дисциплину нельзя, но она же сама не своя!
– Правда?
– Конечно. Хочешь, съездим на аттракционы? Или в кино? – ерошу темные волосы, которые я сегодня лично заплела в красивые косы, правда, от них почему-то ничего не осталось. – Или просто прогуляемся в парке? Погода чудная. Съедим по мороженому.
– Хорошо, – зыркает как-то странно. Недоверчиво и ревниво. Ладно. Справимся. От бабушки Вика всегда возвращается взвинченной. Думаю, там ей здорово обрабатывают мозги. Надо бы поговорить со Ставросом на эту тему. Но в последнее время он в таком мыле, что я не решаюсь его дергать. Жалею.
В парке немноголюдно, но с парковкой сложно. Мой водитель и охранник по совместительству бросает машину перед самым входом, а потом долго спорит со сторожем, который настаивает, чтобы тот перепарковался подальше.
– Ну, вы тут решайте, а мы вон мороженого купим, – вздыхаю я, указывая на пестрый зонтик чуть поодаль.
– Не по правилам это, Нина Васильевна.
– Да что мне будет в парке, Саш? Никто ведь не знает, где мы.
Дядечка-сторож скандалит, грозит вызвать эвакуатор. Саша отрывисто кивает.
– Ладно. Тут дел буквально на пару минут.
Обещаю подождать своего бодигарда у тетечки-мороженщицы. Дожилась! В парк с охраной хожу. Пока доходим до места, у прилавка образуется небольшая очередь. Ждем. Покупаю два мороженых. Что-то там не ладится – то ли с картой, то ли с терминалом, и с оплатой возникают трудности. К счастью, вспоминаю, что у меня в сумочке вроде была какая-то наличка. Выгребаю купюры, никак не можем разойтись по деньгам. У продавщицы нет нужной сдачи, а без сдачи нельзя, не положено. Закатываю глаза.
– Вик, может, у тебя есть двадцать… – опускаю взгляд, а Вики нет. – Вика! – оглядываюсь. Ну, что за шутки! – Вы не видели девочку восьми лет? Темненькая такая, в кофточке с эмблемой гимназии? Нет? Вик! Вика!
Отхожу от холодильника, забыв вообще, что там делала. Легкая тревога перерастает в оглушающую панику. Вики нет ни на ближайшей детской площадке, ни возле туалетов, ни возле парнишки, торгующего гелиевыми шарами. Ее нигде, господи боже, нет!
– Саша! – кричу, привлекая внимание вернувшегося охранника. – Саша! Вика куда-то делать.
– В смысле?
– Я отвернулась на минутку, чтобы мороженое купить, оборачиваюсь, а ее нет!
– Вы на площадке смотрели? – челюсть мужика каменеет.
– Да! Я тут уже все оббегала.
– Давайте так, вы в этой стороне ищите, я в той. Параллельно свяжусь со Ставросом Аганфонычем и Самойловым. У нее маячок на телефоне. Мы быстро ее найдем.
Я как во сне киваю. Бегу… Кричу. «Вика! Вика!!!» Редкие прохожие оглядываются на меня, как на безумную. Но я до того напугана, что мне пофиг.
Вы не видели девочку? Восемь лет. Рюкзак, темные волосы?
Нет. Не видели.
На улице тепло, а у меня стучат зубы. Я ношусь по парку, насколько хватает сил и дыхания. Звонит телефон. Вынимаю из сумочки. Неужели похитители? А если да? Что мне делать? Звонить в полицию или не звонить? Господи, зачем мы пошли в этот парк?! Как так вышло, что я ее проглядела?! Ставрос… О, Ставрос! Господи, милый, прости.
«Почему ты вообще решила, что можешь позаботиться о ребенке? Ты же ни на что не годная, Нинка!» – звучит в ушах голос матери.
– Нина Васильевна, мы ее засекли. Сейчас Ставрос Агафоныч подъедет…
– Ладно.
– Сядьте, посидите.
Дергаю головой. Мол, нет. Я не могу сидеть без дела! Я же с ума сойду! К моменту, когда Ставрос находит нас, я так вымоталась, что едва не падаю с ног.
– Прости, – шепчу, облизав губы.
– Какого черта вы тут делали?
– У Вики было плохое настроение, она не хотела на танцы. Я подумала, что ей полезно будет немного… – голос обрывается всхлипом. Ставрос прижимает меня к себе. – Я приглядывала за ней. Клянусь! Я только на секунду отвернулась. Купить мороженое.
– Я верю. Не переживай. Ее уже ищут.
– Кто? Ты позвонил в полицию?!
– Нет. Пока нет. Этим наша СБ занимается. Они ее вычислили по маяку. Теперь только ждать. Вика где-то здесь неподалеку. Иди сюда. Давай присядем.
 
Ставрос утаскивает меня к скамейке. Усаживает, как ребенка, к себе на колени. И не винит. Ни в чем не винит. Но мне так тошно, будто он обругал меня последними словами.
– Я приглядывала за ней, – повторяю в стотысячный раз. Он в стотысячный отвечает, что все в порядке. Но где там? Когда нашей девочки нет. А если ей плохо? Если ее…
У Ставроса звонит телефон.
– Они нашли ее. Пойдем!
Вика находится в одном из дворов примыкающего к парку дома. Сидит, нахохлившись, на качелях. Ноги не идут. Я подлетаю к ней так, словно у меня крылья за спиной выросли. Падаю на колени в пыль.
– Вика! Викуля. У тебя все хорошо?
– Уйди! Не трогай меня!
– Не могу не трогать. Я же люблю тебя, и когда ты пропала, испугалась ужасно. Думала, тебя похитили нехорошие люди. А ты сама ушла, да? – не врубаюсь, ничего от слез перед собой не видя.
– Все ты врешь! Вы теперь только своего ребенка любить будете, я все знаю! Не дурочка!
Переглядываемся со Ставросом. Он внимательно проходится по мне взглядом, будто в чем-то подозревая. Я даже рот открываю от такой несправедливости! Эй! Да не беременная я! Вы чего это придумали?!
– Откуда ты это взяла?
– Оттуда! – дует губы, упрямо сцепив на груди руки.
– Нет уж, давай, выкладывай. Кто тебя настращал насчет сестер-братьев? Бабушка? Вика! Отвечай отцу, быстро! Иначе я тебе таких чертей всыплю, что…
Успокаивающе кладу руку Ставросу на запястье. Конечно, ничего такого он ей не сделает, его просто понесло, но Вика-то этого не знает. Сидит, вон, вся сжалась, губки дрожат.
– Ну?! Я слушаю! Что случилось?
– Ничего. Просто я все про тебя знаю!
– И что же ты знаешь? – вскидываю брови.
– Ты беременная! Вот что.
– Это тебе бабушка сказала?
Вика молчит, а мне и так все ясно. Видно, эта глупышка рассказала бабке о том, как мне было плохо, а та решила, что я беременна, ну и начала Викулю стращать. Не мог же ребенок сам до такого додуматься?! Это ж надо! Говорит, любить мы ее не будем!
– Я этой бабушке… – шипит Ставрос. Сжимаю пальцы сильней, выпуская коготки. Я и сама бы эту гребаную бабушку встряхнула, но не при ребенке же!
– Она ошиблась, Вик. Я не беременна. А даже если бы это вдруг оказалось правдой, тебя никто не стал бы меньше любить.
Плечи Вики начинают дрожать. То ли от облегчения, то ли от эмоций, что на нее давят.
– Нина права, – добавляет Ставрос. – Я очень… очень тебя люблю, и всегда буду любить, но, Вика…
– Ч-что? – шмыгает носом.
– Если ты еще хоть раз так нас всех напугаешь…
– Я больше не буду, – уже не таясь, ревет.
– …я сделаю то, чего обещал себе никогда не делать. Я выпорю тебя ремнем, и ты месяц не сможешь сидеть. Усекла?
Учитывая то, что озвучивая все эти угрозы, Ставрос трясущимися руками водит по дочкиным волосам и заходящемуся в рыданиях тельцу, верить ему не стоит. Но Вика, проникнувшись, отчаянно трясет головой и клянется, клянется, клянется, что никогда так больше делать не будет. Хорошо бы. Еще одного подобного происшествия я просто не переживу. Устало оседаю. К черту все! Обхватываю коленки. На плечо ложится рука. Поднимаю взгляд. Вика… Перехватываю ее ладошку и осторожно прижимаю к щеке. И она снова ревет.
– Так, ладно. Мы уже и так здорово повеселили зевак, давайте-ка домой выдвигаться, – командует Ставрос. Встает первый. Вика виснет на его руках, как маленькая. Я не против. Пусть. Ей тоже сегодня досталось.
По дороге мелкая отрубается. А Ставрос решает заехать к теще, несмотря на то, что я его до последнего отговариваю. В итоге мы с Викой ждем в машине, пока Николоу разбирается с зарвавшейся бабкой. Выходит злой как черт! Садится рядом, хлопнув дверью. Я вздрагиваю. А Вика даже бровью не ведет. Бедный ребенок.
– Как ты?
– Убивать хочется. Такое чувство, что со всех сторон какая-то подстава. Не знаю, как ты это терпишь.