Дорогая Эмми Блю
Так я и сделала. Собралась с силами, поплелась в душ, где проторчала минут двадцать, вымыла голову, побрила ноги, воспользовалась каким-то гелем в стеклянной банке с закрытой крышкой, которые Аманда всегда оставляет в душе для меня. Высушилась феном, намазалась увлажнителем, даже попробовала сделать контуринг по приложению, которое Рози вбила мне в телефон, и наконец вышла в идеальный, роскошный зелёный сад Моро с таким видом, будто моё сердце не разбито и не болит. Будто я счастливая тридцатилетняя женщина, у меня всё хорошо и всё под контролем.
– Эмми!
Я поднимаю глаза и вижу, что Аманда протягивает мне блюдо с печеньем.
– Хочешь миндальное, милая? Я всегда готовлю для тебя миндальное.
Я улыбаюсь и беру одно печенье, поток крошек сыплется на тарелку.
– Спасибо, Аманда.
У меня нет аппетита, желудок крутит, но если я не буду есть, закружится голова, и к тому же Лукас заметит и начнёт спрашивать, всё ли со мной в порядке, а я не хочу видеть такого Лукаса. Доброго, обеспокоенного, заботливого Лукаса. При виде такого Лукаса я вновь стану лужицей слёз, какой была всю ночь.
– Изумительный запах, – говорю я Аманде и отрываю кусочек тёплого круассана.
– И не только запах. Я так рада, что ты не соблюдаешь этот дурацкий режим, как некоторые, – она многозначительно смотрит на Лукаса. – Кожа да кости, и всё торчит в своём спортзале.
– Это называется «быть в форме», мама, – Лукас улыбается, сжимая загорелой рукой чашку с кофе. Другой рукой скользит по груди, по бицепсам. – Называется «следить за собой».
– Ага, – только и добавляет Жан в поддержку сына.
– Он больше не ест ничего, что я готовлю, – жалуется Аманда, разрезая пополам шоколадный маффин, пропитанный сиропом. – Я говорила, что решила опробовать новую пароварку, а он отказался от крем-брюле?
– В нём было ужасно много сахара…
– Хотя бы чуть-чуть, о большем я не просила! Чайную ложечку. Когда это наш Люк отказывался от сладкого, Эмми?
– Никогда…
– И я ему сказала: «Никто не получил порок сердца от одной только…»
– Ну, мне ещё нужно влезть в костюм, мама, – Лукас выпрямляется и, наклонив голову, улыбается матери. Её глаза становятся огромными и идеально круглыми.
– Он… тебе сказал?
Я смотрю на неё, но Лукас гордо кивает, прежде чем я успеваю что-нибудь ответить. Даже Жан отрывает взгляд от тарелки.
– О, Эмми! – рука Аманды летит через стол, шлёпается на мою, губы растягиваются в улыбке, предвещающей слёзы. – Ты можешь в это поверить? Нет, правда – можешь поверить? Он женится! Что ты на это скажешь?
Ага. Они думали, что я ничего не знаю. Я сглатываю, кусок теста тает у меня во рту. Я смотрю на свою доверчивую, нетерпеливую публику и выдавливаю широкую, жизнерадостную улыбку.
– Нет, не могу поверить, – говорю я им. – Правда не могу.
– Я не знала, что ты уже в курсе! Мне так хотелось тебе рассказать! Правда, Жан? – Аманда сияет, смотрит на своего невозмутимого супруга, на сына, на меня. Она толстенькая, у неё блестящие глаза, и она ёрзает на стуле, как беспокойный малыш.
– Я рассказал ей вчера вечером, – Лукас улыбается мне и легонько касается моей руки. – Она была в таком шоке, что у неё началась мигрень. Да, Эм?
Над этим смеётся даже Жан и говорит на ломаном английском:
– И не только у неё. Моя мигрень стала ещё хуже.
Аманда его не слушает. Она смотрит на Лукаса, склонив голову набок, прижимая к груди веснушчатую ладонь с розовым маникюром, унизанную золотыми кольцами.
– Я так рада, что ты ей сказал, – мечтательно бормочет она, потом смотрит на меня. – Ненавижу секреты, особенно от родных. Теперь ты можешь нам помогать, Эмми! Отговори его от этих жутких узких брюк, которые сейчас носит вся молодёжь!
– Вообще-то, – Лукас ставит чашку с кофе, кладёт на стол локоть, – есть ещё один секрет.
Он смотрит на меня, кусает губу. И я понимаю – этого они не знают. Они не знают, о чём он меня попросил.
– Вчера вечером, – говорит Лукас, – я попросил Эмми…
Аманда ахает, с громким стуком ставит на стол банку с лимонным повидлом. Лукас смеётся, смотрит на меня, одобрительно кивает. Я откашливаюсь, решительно улыбаюсь.
– Люк попросил меня стать подружкой жениха.
Аманда накрывает рот руками и пищит:
– Ой! Ой! Ой, Жан!
Жан улыбается, мудрый, непоколебимый, как скала.
– И что? – спрашивает он. – И ты согласилась?
Лукас хохочет, как будто мысль о том, что я могу не согласиться, просто уморительна.
– Конечно, – отвечаю я. Аманда вновь визжит, встаёт и подаёт мне знак тоже встать, чтобы она могла обвить меня руками. Шифон её блузки накрывает блюдо с маффинами.
– Милая ты моя, – бормочет она мне на ухо, сжимая меня ещё сильнее; я чувствую тепло её мягкой кожи, аромат цветочного парфюма. – Конечно, это можешь быть только ты. Он любит тебя. Он так тебя любит! Мы все тебя любим!
Я не выпускаю её из объятий. Я ещё крепче обнимаю её, женщину, почти сумевшую заменить мне мать, как будто только она может помочь мне удержаться на ногах. Мои ноздри покалывает – верный признак слёз, которым отчаянно хочется вырваться на свободу. Я шумно вдыхаю, вновь натягиваю улыбку.
– Ох, ты чуть не плачешь! – Аманда хихикает и вновь садится, расправляя на коленях салфетку. Она снова принимается за завтрак.
Лукас пододвигает к себе тарелку с ягодами и улыбается матери. Жан молча пьёт кофе, не сводя с меня серьёзных наблюдательных глаз. Я рада, когда он наконец отводит взгляд. Он не видит, как гаснет моя улыбка.
Глава пятая– Что?
– Он женится. Лукас женится.
Рози смотрит на меня, сжимая в руке чашку с кофе. Буйные ярко-рыжие волосы рассыпаются по её плечам.
– Что? На ком? – прежде чем я успеваю ответить, её блестящие красные губы растягиваются в широченной улыбке. – Твою же мамочку, хочешь сказать, он женится на… О Господи, неужели на…
– Нет. Не на мне.
– Ой…
– На Мари, – говорю я. Рози смотрит с недоумением. – На своей подружке Мари.
– На Мари-авокадо? – почти рычит Рози, её верхняя губа сердито дёргается. – На Мари – продавщице органических продуктов? Она же его бросила за то, что он писал эсэмэски этой, как её, из Австрии?
– Айви, – я киваю. – Лукас ей не писал. Это она ему писала. Но да, речь о той самой Мари. Они опять сошлись пару месяцев назад. Я даже не знала. Он сказал, всё случилось слишком быстро.
– И что, они тут же решили пожениться? – Рози морщится. – Да кто вообще так делает?