Дом яростных крыльев (ЛП)
— Это честь для меня.
Он использует слово «честь», как будто я кто-то очень значимый. Должно быть, он очень уважает Морргота.
Сьювэл наливает стакан воды из кувшина и передает его мне.
— У меня есть печенье. Оно немного сухое, но питательное. Не желаете?
— Очень желаю.
Как и Ропот, я жадно выпиваю воду, а затем поглощаю три печеньки и ещё один стакан воды.
Мужчина всё ещё улыбается мне, как вдруг меня накрывает чувством вины. Что если я съела его запас еды на день?
Мужчина низко кланяется, и этот жест заставляет меня свести брови вместе. Я уже собираюсь сказать ему, что я ещё не королева, как вдруг по стропилам начинает стелиться дым, который в итоге принимает форму птицы.
— Сир, как давно я вас не видел.
Морргот должно быть сказал ему, чтобы он выпрямился, потому что Сьювэл перестает кланяться.
— Да. Оба готовы. Идём.
Он заводит меня в единственную дверь, в комнату, которая выглядит чуть меньше моей. И она кажется ещё меньше из-за медной ванной, располагающейся рядом с кроватью.
Деревянные жалюзи закрывают окно, не давая солнцу проникать внутрь, но, несмотря на это, здесь стоит удушающая жара. Похоже, что в полдень солнце поджаривает эти дома до хрустящей корочки. Морргот садится на деревянную раму кровати.
— Вам что-нибудь нужно, сир?
— Наверное, ванную для птиц и миску семечек? — любезно предлагаю я.
Улыбка исчезает с лица Сьювэла.
— Что?
«Не насмехайся над этим человеком. Он хороший».
Мои щёки начинают гореть.
— Я насмехалась над тобой, а не над ним.
Я поворачиваюсь к Сьювэлу и указываю жестом в сторону ворона.
— В данный момент Морргот и я не очень-то ладим.
Румянец сходит с лица Сьювэла, и его лицо бледнеет, сделавшись такого же пепельного цвета, что и стены.
Морргот должно быть уверил его, что я шучу, потому что цвет медленно возвращается его лицу.
— Это была очень долгая неделя, — говорю я в качестве извинения
— Тогда я оставляю вас отдыхать. У вас ещё много дел.
Он переступает порог и начинает закрывать дверь.
О, да, не напоминай. Улыбнувшись усталой улыбкой, я говорю:
— Спасибо ещё раз за гостеприимство.
— Не стоит благодарностей. Друг Лора — мой друг.
— Я не…
Дверь щёлкает.
— … друг Лора, — заканчиваю я, но он уже ушел.
Я поворачиваюсь к Моррготу, который всё ещё здесь.
— Зачем ты сказал ему, что я друг твоего хозяина?
«Он сам это предположил».
Я испускаю раздражённый вздох, но ванная уже зовёт меня, и спустя несколько секунд я оказываюсь нагишом и уже захожу в воду. Она холодная, но всё равно божественная. Я закрываю глаза и сгибаю ноги, чтобы поместить в ванную как можно большую часть своего тела.
«Здесь есть мыло».
Не открывая глаз, я ворчу:
— Ты всё ещё здесь?
«Я пообещал тебя охранять, забыла?»
Я открываю глаза и пристально смотрю на ворона.
— Ты также пообещал меня убить.
«Это было не обещание, Фэллон; это было предупреждение».
— Это одно и то же.
Я шарю руками по бортикам ванной в поисках мыла, которое оказывается таким тонким, что почти тает в моих ладонях, превратившись в розовую маслянистую массу, которая пахнет как пустынная роза. Я встаю, чтобы не дать этой драгоценной массе упасть в воду и начинаю намыливать голову, пока она не перестает быть жирной и покрытой песком. Затем я мою подмышки и между ногами. Я стараюсь не касаться сосков, которые из бледно-розовых сделались пугающе малиновыми.
Я опускаю своё тело обратно в ванную и неторопливо ополаскиваюсь.
«Фэллон. Кровать».
— Хм-м-м.
«Фэллон».
Мои веки приподнимаются. Лучи света, проникающие внутрь по краям окна, сделались ярче, белее.
«Не засни в ванной».
— Почему нет?
«Ты можешь утонуть».
— В таком количестве воды?
Я провожу ладонями по пенной лужице, лопнув несколько пузырьков.
— Я, конечно, люблю бросать вызов обстоятельствам, но…
«Пожалуйста».
Одно единственное слово заставляет меня вылезти из ванной и поползти в кровать. Я издаю стон, когда простыни целуют мою кожу, а щека касается подушки.
— Я разбита, Морргот. Ты меня сломал.
Я как будто слышу, как он вздыхает, но этот звук вполне мог сорваться с моих собственных губ.
«Отдыхай, Behach Éan».
— Ты так и не сказал мне, что это значит, — бормочу я в подушку.
Если он мне и отвечает, то я уже слишком далеко, чтобы услышать его ответ.
ГЛАВА 57
Я просыпаюсь от самого божественного ощущения в мире — нежные руки разминают больные мышцы моей спины. Я решаю, что умерла и отправилась в загробный мир. Либо я всё ещё сплю, и это сон. Либо Сьювэл находится сейчас в моей комнате.
Последняя мысль заставляет меня резко проснуться. Я поворачиваюсь, но у меня за спиной только темнота. Я снова позволяю своим векам закрыться и испускаю стон, пожелав, чтобы этот фантастический сон вернулся.
И, как по волшебству, те пальцы снова появляются, проходятся вдоль моего тела, после чего впиваются в скованные сухожилия и разминают их, пока те не размягчаются точно какао-масло.
«Прости, что был с тобой так суров, Behach Éan».
Мне не только делает массаж воображаемый доктор, но я также получаю извинение от своего крылатого компаньона.
Это самый лучший сон.
Я погружаюсь ещё глубже в соломенный матрац.
Опускаюсь на призрачные пальцы, разминающие мою больную кожу, и окунаюсь в прохладную дымку, обволакивающую мою шею.
— Я тебе не враг, Морргот, — бормочу я, после чего покидаю реальный мир со всей его ложью и обидами, чтобы попасть в тот сон, где существует только стремление к блаженству и удовольствию.
Руки проходятся вниз по моей спине и начинают медленно описывать небольшие дуги вдоль позвоночника. Я вытягиваюсь и ложусь на живот, чтобы предоставить моему воображаемому массажисту ещё больше доступа, хотя ему, наверное, это без надобности. Ведь он соткан из воздуха и света звёзд — или чего-то настолько же божественного. Я не сомневаюсь в том, что эти неземные пальцы могут проникнуть сквозь мои рёбра и начать ласкать сердце.
Пальцы останавливаются на моей талии, словно мой воображаемый помощник не решается двигаться дальше.
В обычной жизни я ценю хорошие манеры, но Боги… эти воображаемые руки получили от меня карт-бланш делать с моим телом всё, что им заблагорассудится.
— Не останавливайся, — умоляю я.
Я почти уверена, что говорю сейчас, как проститутка, и что каждый из моих стонов проникает сквозь стены дома этого доброго хозяина, но мне, похоже, всё равно.
Ладони, которые так и не начали спускаться вниз, наконец, минуют мою талию и опускаются всё ниже, и ниже, и ниже. Одним лёгким движением они достигают моих лодыжек, надавливают на подошвы ног, после чего снова проходятся по пяткам, впадинам на икрах, бёдрам и попе.
— О, Боги, — говорю я сквозь стон.
Этот сон ещё лучше, чем тот, в котором вода в канале превратилась в земляничное желе.
Кончики пальцев легко скользят вдоль моего тела, нежно… нежно.
К чёрту последнее сравнение.
Этот сон превзошёл мой сон о королевстве, сделанном из мороженого.
И хотя я не хочу, чтобы он заканчивался, я снова погружаюсь в водоворот кромешной тьмы.
Когда я просыпаюсь, первое, что я вижу, это Морргота, сидящего на балке над закрытой дверью. И хотя его золотые глаза прикрыты веками, а крылья сложены, он выглядит так, словно приготовился напасть.
В кои-то веки я могу его рассмотреть. Его перья цвета полуночного неба источают врождённую, порой невыносимую, гордость даже во сне. Я думаю, всё дело в том, как он себя держит. Или, возможно, это что-то более глубокое, некая мрачная сила, которая клубится вокруг него, как дым, и которой сияет его блестящий клюв и острые, как бритва, когти.